Нэнуни-четырехглазый - [29]

На плече у пришельца висела старая бердана. В руке — палка-сошка. Ею упираются на подъемах и спусках, при переходах через речки, раздвигают траву, разыскивая след или целебное растение. Она же служит опорой при стрельбе.

Заметив гостя, Михаил Иванович сбежал с крыльца, крепко пожал протянутую коричневую руку. Так, за руку и ввел гостя в дом.

— Здравствуй, здравствуй, Ли Маза, садись, рассказывай, как дела. Давно тебя поджидал. Оля, завари-ка для нашего гостя чаю, да покрепче, он слабый не признает. Вот табак, кури, Ли Маза.

— Спасибо, Нэнуни, я свой курить буду. Ваш табак не крепкий. — Он набил из висящего на поясе кожаного кисета свою трубочку крепчайшим самосадом. — Чай, хозяйка, давай. Настоящий чай давно не нюхал…

Они встретились год назад. Ли Маза назвал себя тазом, представителем южной ветви племени удэге. Он несколько дней служил в отряде Янковского проводником, знакомил с хунхузскими тропами. На прощанье обещал показать осенью знаменитый человек-корень — женьшень.

— Что же ты в сентябре не зашел, как мы договаривались?

— Прошлый год я далеко, на Сихотэ-Алинь пошел. Там женьшень копал, соболь ловил, потом мало-мало болел. Давно думал на тебя посмотреть. Вот только сегодня пришел…

Сквозь открытую форточку донесся стук копыт. Михаил Иванович выглянул в окно.

— Ого, к нам сегодня еще гости. Син Солле с ординарцем!

Корейцы быстро привязали к столбам своих лошадок, и небольшой шустрый Син проворно взбежал на крыльцо. Все вышли навстречу.

— Здравствуй, Микау Иванычи! А-а, Ли Маза, давно не видели.

Все поздоровались по русскому обычаю — за руку.

— Проходите, садитесь, сейчас хозяйка угостит чаем. Расселись вдоль длинного стола. Син Солле пытался соблюдать восточный этикет, но не выдержал:

— Спасибо, чай пить можно, только сначала главное дело скоро говорить надо…

— Что случилось, Солле, говори.

— Вчера пришли наши разведчики. Сказали — около Синий Хребет хунхузы снова большой отряд собрали. Очень серчают. Их новый батоу сказал: черный усы, который вы стреляли, — как его братка все равно. Он хочет нам отомстить. Сказал: ни один жить не оставим. Что будем делать, Микау Иванычи?

Хозяин задумался.

— Молодцы твои ребята, что выведали вовремя. Чтобы с ними разделаться, нужно опередить. Это главное. Я сейчас пошлю верхового в Славянку на телеграф, буду просить Владивосток срочно прислать в поддержку солдат гарнизона. Губернатор и командующий мне это обещали. Послезавтра мы должны снова встретиться у вас в деревне. Надо обязательно напасть первыми. Эх, жаль, нет Гека, он нынче ушел далеко, в Охотское море.

— А нам пока чего делать?

— Очень важно побывать около их лагеря. Хорошо бы узнать — сколько их, как можно подойти, можно ли окружить? А как — вам виднее, вы лучше всех знаете те места. Вот, может быть, и Ли Маза поможет, он знает каждую тропку. Как думаете? Таза пыхнул трубкой.

— Я думаю, можно. Будем ходить тихо, как кошка, нюхать, как лисица. Хунхуза нос тоже очень острый, надо осторожно…

Син Солле внимательно слушал таежника и даже не улыбнулся его шутке.

— Хорошо, мы с Ли Маза вместе пойдем. Там посмотрим. Я возьму еще помощника, оставлю где надо. Он будет вас встречать. Только теперь надо еще один кони для Ли Маза.

— Конечно, сейчас заседлаем для него спокойного мерина…

Командующий гарнизоном не нарушил слова. В распоряжение Янковского срочно выступило отделение солдат под командованием унтер-офицера. В деревне Верхнее Сидеми воинская часть соединилась с готовой к походу дружиной самообороны.

Во главе с Михаилом Ивановичем отряд приблизился к условленному месту встречи. На тропе, возле ручья мелькнула фигура, послышался легкий свист. Син заметно осунулся, был бледен и возбужден. Двумя руками пожал руку друга.

— Хорошо, вовремя пришли. Скажите людям немного отдыхать. Надо все рассказать подробно, потом вместе будем думать…

Отряду устроили привал. Янковский, унтер-офицер и Син отошли в сторону, присели на поваленный бурей ствол кедра, и Син по порядку рассказал о том, что произошло вчера.

Ли Маза довел их до кромки леса и указал палкой на дымок. Посреди заросшего сухой полынью и кустарником большого, заброшенного опийного поля, стояло длинное зимовье. Возле него на привязи несколько лошадей. Во дворе копошились вооруженные люди. В стороне, около небольшого костра, прохаживался часовой.

— Я сказал Ли Маза: «Спасибо, теперь тебе надо ходить домой. Тебя здесь много люди знают. Если увидят, потом хунхузы обязательно убьют».

Син Солле переоделся в захваченное из деревни рванье, потерся о горелую лесину, измазал сажей руки, мазнул по щеке, потом по лбу. Передал свою винтовку помощнику, велел ожидать в условленном месте в лесу. Взял только сумку с топориком и нож. С одной палкой в руке побрел к костру. Часовой заметил, окликнул. На крик выбежали люди, завели в барак.

Син прикинул: «Да, человек пятьдесят, не меньше. Одолеем ли?» В это время в дальнем конце барака раздался начальственный рык, все смолкли и он предстал перед «ясным оком» страшного одноглазого батоу.

Тот подверг «бродягу» жестокому допросу: «Кто, откуда, куда, что здесь делаешь? Смотри, не ври! Я здесь все и всех знаю. Я тут хозяин: хочу — отпущу, хочу — голова долой…»