Ненависть - [96]

— Эй, менты! — раздается насмешливый голос. — Идите, погрейтесь возле огня. Пока не погасло!

К утру выгорел весь цыганский «аул». Поджигали все дома подряд. Напрасно цыгане кричали, что они не торгуют наркотой, это, мол, только те два семейства, чьи дома подожгли в самом начале. Гнев не может копиться до бесконечности. В какой-то момент плотину прорывает и доведенные до крайности люди громят, не разбирая правых и виноватых. К погромам примыкают отморозки и негодяи, которым все равно, кого жечь и убивать, лишь бы волю дали. И тогда убивают всех подряд, чья кожа или цвет глаз отличается от остальных. Беспорядки быстро перекинулись на весь город. Под горячую руку стали ловить и избивать кавказцев, тех самых, к которым якобы и ехали «гости» на дорогих иномарках. И чьи кости сейчас собирают в пластиковые мешки для торжественного захоронения на родовых кладбищах.

— Сергей Анатольевич … Сергей Анатольевич, что с вами? — в который раз спрашивает Ольга Саранцева. Голосок заметно дрожит, в глазах стынут слезинки, пальчики с яркими ноготками дрыгаются, словно поплавки при поклевке. «Интересно, это она от зависти так или действительно сочувствует шефу? — размышляет Апполинарий. — Эк ее разобрало! Да и кандидат в мэры тоже хорош — раскис, словно преподаватель танцев в анатомическом театре. Ты же сам этого хотел»! Сергей Анатольевич Топор сидит в кожаном кресле, будто больной петух в корзине — голова опущена, воротник пиджака вывернут, плечи опущены. Даже короткие жесткие волосы, обычно торчащие задиристым «ежиком», поникли и вроде как поредели. На столе вице-мэра лежит планшет, прямо перед глазами горит яркими красками монитор служебного компьютера, разложены газеты. Средства массовой информации, обозначаемые краткой, как плевок, аббревиатурой — СМИ, сообщают, пишут, показывают и кричат об одном и том же — вчерашнем погроме в цыганском «ауле». Еще не остыли страсти с разгромом моторизованной колонны кавказцев, а тут на тебе — поджоги и убийства милых «шалунов» и любителей песен под гитару. Но вот интересно — местные информагентства прямо бесятся, а федеральные ни гу-гу!

— Русский шовинизм поднял голову … остров фашизма в демократической России … край непуганых людоедов … неплохо, да! А вот еще лучше — голливудские ужасы восставших из ада воплотились в реальность! — слышится тихое бормотание вице-мэра. Голова раскачивается из стороны в сторону, как пустая тыква на веревочке под порывами ветерка, лицо покрыто красными пятнами.

— И это все о нас, мать вашу! — вполголоса произносит Топор. Ошарашенный взгляд поднимается, несколько мгновений блуждает по кабинету, затем останавливается на спокойном лице Колышева. — Апполинарий Павлович, я, разумеется, скромно рассчитывал на хорошую работу с вашей стороны, но такое! — вздернул плечи Топор, голова дернулась, будто у коня, отгоняющего слепней. — Вы, оказывается, виртуоз! Просто Паганини какой-то, массовик-затейник!

В наступившей паузе отчетливо слышно завистливое сопение Саранцевой.

— Да-да, вы совершенно правы, Ольга Васильевна, теперь наступило ваше время, — кивает Топор. — Надо ковать железо, пока горячо. Понадобятся официальные заявления с осуждением, надо выступить перед трудовыми коллективами — и не раз! — потом что еще? А! Обращение к населению. Все что ли?

«Быстро пришел в себя. Молодец! — подумал Колышев. — Такой по праву займет кресло градоначальника».

— Советую почаще звонить губернатору и перехватывать звонки оттуда, — многозначительно указал пальцем в потолок Апполинарий. — Чиновники имеют скверную привычку скрываться в параллельных мирах при всяком ЧП, что вызывает справедливое раздражение у высокого начальства. Будьте всегда на связи и вы победите.

— Что ж, весьма резонно! — согласился Топор. — Итак, профессор, вы отлично потрудились, теперь настало мое время. А вам, драгоценный Апполинарий Павлович, надобно исчезнуть из города на продолжительное время — мало ли что! Вашим парням тоже. Путевками я обеспечу. Куда изволите?

— Да мне … ну, не хочу я на море, — скривился Апполинарий. — Идиотское времяпровождение! Где нибудь рядом, в лесу.

— Охотхозяйство, а? — щелкнул пальцами вице-мэр. — Неплохо отдохнете на природе. И рядом — вдруг понадобитесь! Согласны?

— Угу, — кивнул Апполинарий. — И с луком потренируюсь. Вдруг полюблю!

За окном бревенчатого домика стынет лес в мокрой тишине. Мерзкая, «европейская» зима с нулевой температурой и муторными, словно похоронные мелодии, дождями особенно противна на природе. Земля укрыта догнивающими листьями и старой травой, оттого похожа на гниющую кожу огромной рептилии. Такая же пятнистая и омерзительно мягкая. Лишенные листвы деревья торчат из земли лапами гигантских пауков, что изо всех сил стремились выбраться на поверхность, но внезапно одеревенели. От всепроникающей сырости холодно в любой одежде и даже пылающие жаром обогреватели не могут согреть комнату. Нет ощущения тепла! Чтобы не видеть мерзопакостной гадости за окном, Апполинарий опустил жалюзи. Мягкий свет от стилизованных под керосиновые лампы светильников заливает комнату, в углу пылает камин. В номере никого, кроме Колышева, просторный стол завален журналами об охоте и всем, что с ней связано. На краю приютился ноутбук, плоская коробка беспроводного интернета какого-то там поколения мигает зеленым маячком индикатора. На прикроватной тумбочке стынет чашка чая. Поверх журналов разлегся блочный лук, веером разложены стрелы с ярким оперением. Апполинарий искренне полагал, что охота в наше время есть ни что иное, как узаконенное психопатами от власти развлечение для садистов. И тех самых психопатов. Добывание дичи ради пищи понятно, но отстрел беззащитных животных ради забавы совсем другое. Особенно с вертолета. Да еще за государственный счет. Ходили слухи, что однажды вертолет с «охотниками» сбили возмущенные жители из ружей. Если так, то очень правильно сделали. И животных спасли, и землю от мрази чуть-чуть почистили. Именно так и надо обращаться с обнаглевшими представителями власти. Особенно высшими. Хотя … любая власть — и прошлая, и будущая, и не наша, а в другой стране — вряд ли лучше. Потому, что люди таковы.