Ненависть - [93]

— Н-нет! — обалдевает чеченец.

— Вот! И никто из вас не умеет! Зато все чичинята занимаются вольной борьбой и рукопашным боем. А любого взрослого тряхни за шиворот — из кармана нож выпадет. Почему? Потому что трусы! — с презрением произносит полицейский, понизив голос и глядя в глаза. — Знаете, что мы долго терпим, зато больно бьем. Знаете, боитесь и ждете. А ну, что у тебя в карманах?

Полицейский встряхивает чеченца, как мешок с трухой. Из внутреннего кармана вываливается граната, подмышкой высовывается рукоять пистолета из наплечной кобуры.

— Я так и знал. А скажи, мирный российский гражданин, зачем тебе ствол? От улиток отбиваться? Так щас зима, нету улиток.

— Это наградной пистолет. У меня есть документы! Убери лапы, мусор!! — с ненавистью шепчет чеченец.

— Да? А лимонка тоже наградная? И на нее документы есть?

Полицейский наотмашь бьет автоматом по лицу, чеченец падает на асфальт. Губы мгновенно распухают, словно оладьи, из разбитого рта брызжет кровь.

— Ты ответишь за это, гадина ментовская! — говорит чеченец, плюясь кровью и осколками зубов. — Я депутат Государственной Думы, у меня неприкосновенность! Тебе это так не пройдет, шестерка. Мои помощники тебя на куски порежут, сволочь! Ты не убьешь меня!

Быстро сует руку за пазуху, но полицейский бьет ногой. Солдатский ботинок с железной накладкой на носке с силой врезается в локоть, сустав коротко трещит, рука неестественно изгибается. Бандит с депутатской неприкосновенностью визжит от боли, как недорезанная свинья, ноги дергаются, тело содрогается. Пистолет вываливается из расстегнутой кобуры, падает на асфальт. Полицейский поднимает «ствол», заботливо сдувает пыль и сует обратно в кобуру. Подбирает гранату. Пальцы аккуратно отгибают проволочные усики, кольцо падает на асфальт. Раздается негромкий хлопок, спусковая скоба отлетает в сторону. Полицейский быстро сует гранату во внутренний карман куртки и со всей силы швыряет орущего благим матом «неприкосновенного» под откос, где еще дымятся останки «мирных граждан» и их автомобилей. Почти тотчас гремит взрыв, вопль обрывается, депутат в мгновение ока превращается в облако мутной пыли. Несколько осколков с визгом пролетают над шлемом, вздымаются маленькие фонтанчики пыли.

— Долго возишься, Михалыч! — укоризненно произносит один из полицейских возле машины с мигалкой. — Понты с гранатой тоже ни к чему.

— Это его граната, не моя, — отзывается Михалыч. — Он ей пользоваться не умеет!

— Ладно, поехали. Мы сейчас совсем в другом районе должны быть.

Хлопают двери, мигалка гаснет, полицейский «Волк» уплывает в темноту. Автомобиль несколько раз мигает фарами, ему издалека отвечают такими же вспышками. Через минуту дорога наполняется машинами, автомобили спешат в обе стороны как ни в чем ни бывало. Только водители искоса поглядывают на обочину, где за рваным ограждением еще мелькают язычки пламени и поднимаются дымные столбы.

Глава 6

— Да-а … оху…! Ну, блин! — невнятно бормочет Топор, просматривая публикации в сети. Планшет вздрагивает в руках, короткие волосатые пальцы крутят его так и эдак, изображение послушно переворачивается, повинуясь указаниям гироскопа. Бормотание прерывается радостными возгласами:

— А вони, вони-то сколько! Омбудсмены, бля, оху… Вставили по самые помидоры! Да, Апполинарий Павлович, вы сработали гениально. Эффект разорвавшейся бомбы в общественном сортире.

Апполинарий сидит за столом в кабинете заместителя градоначальника, Топор восседает в кожаном кресле, на стене за спиной по-отечески строго глядит вдаль президент. Напротив Колышева Ольга Саранцева старательно держит спину на жестком стульчике. Как и положено эмансипированной и независимой женщине, круглая попка занимает только треть сидушки. Взгляд остр, выражение лица холодно-сосредоточенное, очки в металлической оправе придают лицу выражение нобелевского лауреата. Апполинарию смешно наблюдать, как откровенно ревнует Саранцева к его успеху. Ну да, в этот раз получилось. А на следующий?

— Сергей Анатольевич, надо опубликовать заявление от администрации города, что в этом происшествии нет национальной подоплеки. Обычное ДТП, пьяного водителя грейдера разыскивают, вот-вот найдут, — произносит Саранцева с самым независимым видом.

— Конечно … а как же … всенепременно, едрена мать! — кивает Топор, будто цирковой конь после выступления. Внимание по-прежнему сосредоточено на экране.

— Начальнику полиции подсказать, чтобы тоже выступил с заявлением. Мол, дело чести раскрыть преступление, — говорит Апполинарий. — Ведь все знают — когда ментовский генерал упоминает о чести, дело не раскроют никогда.

— Подскажу. Только менты сейчас в федеральном подчинении, за кресла держатся всеми лапами, могут и не послушать, — с сожалением в голосе отвечает Топор. — Ты вот что, профессор, позаботься, чтобы все участники акции исчезли из города. Мало ли что, вдруг столичная комиссия — она будет обязательно! — что нибудь нароет, лишимся толковых ребят.

— Обязательно. Только прежде чем они улетят в теплые края, надо еще одну язву прижечь.

— Какую? — заинтересованно поднял взгляд Топор.

Ольга Саранцев быстро опускает голову, но Апполинарий все же замечает гримасу недовольства — опять лезет с предложениями, чертов умник!