Ненависть - [113]

— Нет, не его. Не хочу, боюсь… После той ночи боюсь — боли боюсь.

— Лис, но ты же влюблен?

— Да, но я боюсь, что он захочет меня. Я не могу!

— Лис, Лис, погоди — ты же можешь поговорить с ним после возвращения. Лис, он — не насильник и не злодей, он влюблен в тебя и не причинит зла…

Лис опять начинает безутешно рыдать. С ума сойти можно. Любить и бояться.

Ярре после встречи с отрядом тварей долго не мог успокоиться — он не ожидал, что твари пропустят людей без боя. Они по-прежнему очень торопились, но утреннее просишествие выбило всех из обычной колеи — что хотели твари, почему они отступили? Даже Ярре не понял, что предводитель тварей сумел услышать чужака только потому, что горький его призыв: «Лис!» оказался настолько сильным, что Тварь прочел его эмоции и мысли. И отступил, признав правду происходящего. Впервые за всю историю войны встреча не завершилась стычкой.

Обычная привычная работа — с дороги — сразу в бой. Крепость еще держалась — стены были в нескольких местах второпях залатаны — видимо, пробивали их уже не раз, но над крепостью реял стяг Империи, а на стенах стояли воины Империи. Увидев вылетевший на всем скаку из леса большой отряд, нападающие мгновенно исчезли, словно и не было их. Побросали стенобитные машины и часть имущества и исчезли. Но так даже и лучше- воинов Ярре терять было нельзя. Комендант, весь перевязанный, видимо, мордобой, учиненный Наместником, привел к ожидаемому, довольно четко доложил, что напали неожиданно, поскольку договор еще был не подписан Имератором, то решили, что можно еще покуражиться.

— А Наместник?

— Ранен…

— Понятно.

Да уж понятно, сиганул из-за твари в огонь… Ладно, что говорить теперь — случись что с Лисом — куда угодно полезешь, чтобы спасти. Ярре молча рассматривает карту — надо завтра проверить весь путь до границы — еще не хватало, чтобы снова напали после ухода отряда. Солнечноликий недоволен будет. Наместник со своим Мышом как с ума сошел — ему, кроме Эйзе рядом, больше ничего и не надо. Опомнится, может быть… Нудная привычная работа — проверка оружия, сбор снаряжения — завтра надо выступать к границе. И одна постоянно сверлящая мысль — как там Лис, что с ним? Так плохо расстались, так больно было. И обещание вернуться — ну куда же теперь деваться…

Лис просле встряски, которую ему учинил Эйзе, немного ожил. Мелкие принеслись тут же, как только поняли, что в ними сейчас поиграют. Они вообще быстро соображали. Притащили чуть подросших фазанят — они их таскали на руках постоянно, как курята не передохли от такой заботы — непонятно, но зато внимание тварят было сосредоточено на них и нападения на дом и людей прекратились. Одно плохо — теперь клетка с фазанятами путешествовала за ними везде, где бы они не спали, и хозяевам комнат приходилось это терпеть — ночи уже стали холодные, загон не подходил. Наместник, правда, уже грозился оторвать головенки фазаньим детям и сделать из них жаркое, но это больше в сердцах — он не любил ранних побудок, а эти начинали орать с самого утра. Лис бледно улыбнулся, когда по его плечам начали путешествовать пушистики. Берси опять вцепился в пальцы Лиса — видимо, никакими средствами его от этого отучить было нельзя. Отцеплялся он только по причине вкусненького пирожка от Альберика, или если Моди звал его пограть. Мелкие совсем освоились, и иногда казалось, что ими был заполнен весь дом — так быстро они перемещались и тихо шкодили. Правда, крупного ущерба не наносили — так, пара перевернутых и разбитых горшков, потревоженный сон Ремигия. Лис пытается улыбаться, а раз он не возражает, то Моди тут же залезает ему на колени — у него свои идеи, как у Берси — чужие пальцы помусолить, так здесь — обязательно приласкаться и прижаться покрепче. Лис со вздохом обнимает мелкого — куда деваться. Эйзе пожимает плечами, настроение Лиса ему не нравится по-прежнему, ну что делать, хотя бы так. Но в дурной голове Мыша созревает очередная идея — люди из дома уже ушли, можно вытащить в сад украшения и косметику Лиса и попробовать его накрасить — посмотреть, как будет с краской. То, что Ремигий запретил краситься ему, Мыш не забыл, но Лиса запрет не коснулся. Лис только вздыхает — Эйзе после всего случившегося полон сил, а ему ничего не хочется. Он боится, очень боится, он сам хотел, чтобы сотник обратил на него внимание и почувствовал желание касаться и ласкать его тело, а теперь, добившись своего, он отчаянно боится продолжения своих игр с человеком.

Эйзе несет из комнаты Лиса его крошечное имущество — несколько золотых безделушек, заколки для волос, краски. И увлеченно начинает красить белое, бескровное личико Рыжика. Надевает на него ожерелье, серьги, набрасывает сверху меховой плащ с оторочкой. Рыжик грустно смотрит на него — краска не скрыла бледного лица и измученного взгляда…

Ярре все эти дни без Рыжего мечтал только об одном — как он вернется домой, как Лис встретит его на пороге дома, как он прижмет к себе и обнимет нежное покорное тело, как сможет поцеловать, не боясь, что перепугает юношу насмерть. О дальнейшем думалось с трудом. Просто потому, что Ярре никогда не нравились мальчики, и он просто не знал толком, что с ними делать. Ладно, Лис достаточно опытен, чтобы объяснить…