Ненаписанные страницы - [9]

— А мы должны из всего, что загружаем в печь, сделать яичный порошок, конгломерат, — уточнил Верховцев.

Сидевший до этого молча Барковский пожал плечами и с усмешкой возразил:

— Во-первых, конгломерат — не порошок. Во-вторых, ты охотно глотаешь яичный порошок, а мне больше по нутру натуральная яичница. Как быть с этим?

Верховцев не успел ответить. Как раз в этот момент в «хранилище идей» вошла Кострова. Лотов быстро убрал со стула ногу, обмахнул рукавом сиденье и подал ей стул. Заметив, что при ее появлении они прекратили разговор, Вера Михайловна, улыбаясь, сказала:

— Если бы я недостаточно хорошо вас знала, могла бы подумать, что вы в заговоре.

— А мы и так в заговоре, — отозвался Дроботов, как-то странно щуря глаза.

— Против кого?

— Мы в заговоре против гипертоников!

— Это верно, — поддержал его Барковский, — только Верховцев, ратуя за гипертоников, нарушает их основной закон.

— Какой? — не подозревая ничего, спросила Кострова.

— Во всем умеренность! — Барковский многозначительно посмотрел на Дроботова и Лотова.

— Хилый юмор, — оборвала его Кострова, уловив в словах Барковского какой-то скрытый намек и мысленно ругая себя за то, что пришла сюда.

— Не волнуйтесь. И в ссорах нужна умеренность.

На лице Барковского застыло выражение барственной снисходительности, которое всегда отталкивающе действовало на Кострову. Собственно, она заходила сюда только из-за Верховцева. Между ними уже давно установились добрые товарищеские отношения людей, хорошо понимающих друг друга. Это не мешало им спорить и иногда не соглашаться друг с другом. Но цинизм Барковского и Дроботова удерживал ее от частых посещений «хранилища идей».

— Забиячливые вы. Это от избытка здоровья, — примирительно заметил мастер Гуленко, тяжело поднимаясь со стула.

Жизнь в цехе продолжала идти по старым заведенным порядкам. Мастера ругались с диспетчерами из-за ковшей, печи «холодали», начальники смен до хрипоты кричали на оперативках.

Только в середине второй недели Бартенев поздно вечером зашел в контору. Здесь уже никого не было, и тишина опустевших комнат вздрагивала от проникавшего с улицы шума печей. Пожилая уборщица тетя Катя, открыв Бартеневу кабинет, задержалась у порога, ожидая, что он ей что-то скажет, но, так и не дождавшись, вышла.

Неизвестно, как тете Кате удалось разглядеть, но на другой день она уверяла Феню Алексеевну, что новый начальник, не раздеваясь, сел за стол и уставился глазами на умывальник в углу кабинета.

Умывальник с зеркалом был поставлен по требованию Лешева, всегда тщательно следившего за собой. С боку на железной полочке лежала забытая щеточка, которой бывший начальник цеха несколько раз в день мыл руки. Теперь из крана сочилась вода, и капли звонко падали в старое, заржавелое ведро.

С хмурым лицом Бартенев встал, подошел к умывальнику, плотно завернул кран, разделся и снова сел к столу. Перед ним аккуратной стопкой лежали бумаги — суточные графики, месячные отчеты и тускло блестел массивный чернильный прибор.

Тетя Катя рассказывала, как Бартенев не глядя собрал в кучу со стола все старые бумаги и засунул их в нижний ящик стола. Потом плеснул из стакана воды в чернильницу, с минуту подумал и начал что-то писать, не останавливаясь.

Было далеко за полночь, когда тетя Катя неслышно подошла к двери и заглянула в замочную скважину. В кабинете горел свет, но она не сразу увидела Бартенева. Он спал на диване, неловко согнув в коленях ноги. На полу стояли ботинки и лежал какой-то журнал.

Тетя Катя решилась зайти, сняла с вешалки пальто и накрыла им Бартенева. Подняв с полу журнал, она попыталась по слогам прочесть название, но не смогла: буквы были ей не знакомы. Она положила его на стол рядом с густо исписанными листами.

Рассказ тети Кати о ночном появлении Бартенева в конторе встревожил Феню Алексеевну. Неужели вот так всегда будет обходиться без ее помощи, совета? Чего доброго, выпишет из Лубянска свою секретаршу. Она хорошо знает эту моду, приезжает новый начальник и везет с собой со старого места шофера, секретаря, снабженца. И Лешев обещал ее вызвать, да что-то молчит…

Невеселые мысли Фени Алексеевны неожиданно прервал резкий стук дверью. Она едва сумела принять соответствующую позу: снять телефонную трубку и сделать вид, что с кем-то официально разговаривает.

— Здравствуйте. Скучаете по работе? — возле нее стоял Бартенев.

Феня Алексеевна молча опустила голову, чувствуя, как у нее учащенно забилось сердце.

— Размножьте мне это, — не замечая ее смущения, просто сказал Бартенев и протянул ей исписанные листы.

Подчиняясь его голосу, его тону, она привычно спросила:

— Сколько экземпляров?

— На первый раз двадцать и, если можно, к четырем часам. — Он твердо прошел в кабинет, как будто давно привык к нему.

«Приказы», — подумала Феня Алексеевна, но тотчас же убедилась, что не угадала. Она с любопытством вчитывалась в бартеневские записи:

«От чего зависит газопроницаемость столба сырых материалов и как ее улучшить?», «Какую систему загрузки вы предлагаете для своей печи?»

И хоть бы что-нибудь ей было понятно! Феня Алексеевна насчитала около тридцати вопросов и, глубоко вздохнув, быстро застучала по клавишам машинки.