Ненаписанные страницы - [21]

— Могу сказать по секрету, — это поселок для мозгового треста завода.

— А где ключи от квартиры?

— В самом деле, где ключи? — Бартенев хлопнул себя по карманам и заговорщически посмотрел на шофера. Мужчины хорошо поняли друг друга. Шофер Петя не спеша достал ключ, делая вид, что он к нему попал совершенно случайно. Между тем ключ был получен только утром в жилрайоне.

Ирина Николаевна первая решительно переступила порог. Сухой запах краски ударил в лицо. Ей нравилась удобная квартира с высокими потолками, длинным коридором, оклеенным зелеными обоями. Стеклянная дверь вела в комнату с розовыми стенами и полуовальным окном.

— Кто здесь жил раньше? — поинтересовалась Ирина Николаевна у Пети.

— Бывший начальник цеха.

— Его следов, кажется, не осталось?

— Его следы остались в цехе, — наклоняясь к уху жены, негромко заметил Бартенев.

— А эту с верандой — нам? — послышался из соседней комнаты возглас Гали.

— За вещами! — бодро скомандовал детям Бартенев, беря за руку сына. Они вскоре весело возвратились кто с чемоданом, кто со свертком или сумкой.

— А как же мы без стола будем? — недоумевал Сережа.

— Стол будет, — проговорил Петя, ставя в прихожей большой кожаный чемодан. — Вот Андрея Федоровича увезу в цех и стол из жилотдела приволоку. Там обещали.

— Нет, нет. Никаких столов из жилотдела! — запротестовал Бартенев.

— Так здесь и раньше казенная мебель была, — пояснил Петя, с полной осведомленностью личного шофера.

— Может, и была казенная, но мы покупать будем.

— А где? В магазинах нет.

— В магазинах нет, значит, на базаре есть — там спрос тонко изучают, — проговорил Бартенев, наблюдая за женой.

Встав на колени, Ирина Николаевна быстро и ловко извлекла из корзины электрический чайник; из вафельного полотенца выглянула большая с розовым ободком белая кружка. Бартенев улыбнулся и чайнику, и кружке, как давним старым знакомым. Ирина Николаевна достала зеленую суповую кастрюлю, поставила ее на плиту, и Бартеневу показалось, что сейчас в ней закипит суп, поднимется от пара крышка и запахнет лавровым листом, луком и чем-то еще страшно домашним.

— Предлагаю садиться на пол, ноги по-турецки, — пригласила Ирина Николаевна, расстилая клеенку. Она быстро уставила ее консервными банками, выложила рыбный пирог и подала мужу бутылку с брусничной наливкой.

Ели шумно и весело. Петя, похрустывая запеченной корочкой пирога, с видом знатока заметил:

— Со щукой. Лучшая рыба для пирога. Отвезу Андрея Федоровича, — обратился он к Ирине Николаевне, вытирая губы рукой, — отвезу и поедем с вами к знакомому столяру, у него найдется стол.

— А ты, может быть, останешься с детьми? — Ирина Николаевна повернула лицо к Бартеневу.

— Не могу, — он озабоченно взглянул на часы. — Сегодня партийное собрание.

Доро́гой в машине Ирина Николаевна рассказывала мужу о лубянских знакомых, перескакивая с одной новости на другую.

— Воропаева на твое место выдвинули, а в цехе говорят: теперь хоть кого ставь, все равно пойдет, потому что система. А у Еланчиковых сын родился. Третий. Представляешь?

Она выглядывала из окна машины и вскрикивала:

— Смотри! Эта улица, как в Лубянске, где гараж? Помнишь? Сейчас будет поворот к заводу.

Она узнавала город по тем же приметам, что и он. Ей хотелось услышать хоть что-нибудь от Андрея в подтверждение своих догадок, однако Бартенев несколько раз ответил ей невпопад, поглощенный своими мыслями. Сегодня он будет на партийном собрании в роли кого? Рядового коммуниста, руководителя или человека, который, судя по повестке, должен предстать перед всеми, как грешник? В чем его грех? Какую линию определит ему сегодня Лотников?

Ирина Николаевна, заметив отчужденность во взгляде мужа, с обидой спросила:

— Неужели тебе не интересно о чем я рассказываю?

Он попытался возразить и улыбнулся, но разговора уже не получилось. У проходной Петя круто затормозил, Бартенев вышел из машины, наклонился, заглянул в лицо жены и мягко дотронулся до ее руки. То возбужденное состояние, в котором находилась Ирина Николаевна с минуты приезда, теперь покинуло ее. Ощутив глубокую усталость, она откинулась на сиденье и по-детски беспомощно улыбнулась мужу. Тронутый этой улыбкой, Бартенев наклонился к ней ближе и, погружая взгляд в бесконечно родные глаза, мягко сказал:

— Ты отдохни. Я скоро вернусь.

Просторный красный уголок цеха гудел голосами. На сцене за длинным столом, покрытым красной скатертью, стоял Лотников и стучал карандашом по графину, призывая к тишине. Бартенев поместился у входа на свободный стул. Прибой голосов заметно стал ослабевать, когда за столом появился избранный президиум. Бартенев увидел рядом с Костровой парторга Гущина и понял, насколько значительным предполагалось собрание.

Докладчиком выступил Лотников. В его речи цифры громоздились одна на другую и рассыпались, как кубики в детской игре. В зале его почти никто не слушал. Что-то вычислял на листке бумаги Верховцев, Кирилл Озеров читал газету, горновой Топин, склонив голову на плечо соседа, негромко сопел. Положив на руку голову, дремал и Гуленко. Рядом с ним сидел Кравцов, согнув красную массивную шею.

Но враз наступило оживление в зале, когда Лотников откашлялся и после короткой паузы проговорил: