Немтырь - [23]

Утром третьего дня, собираясь варить обед, нарубил мясо, хотел наполнить им казан. Потом вдруг повесил его на гвоздь в сенях, достал небольшой трехлитровый котелок, решил варить в нем. Зачем переводить продукты?

От этого на душе у него стало так тоскливо, как это происходит в том случае, когда тебе отказывает в любви девушка или предал лучший друг. Постоянно думая о родных и близких, об Инге, нагнетал себя. Не спал ночами, стал раздражительным и вспыльчивым. Вчера, когда собака утром попросилась на улицу, за шиворот выкинул в открытые двери, как будто она была виновата в бедах:

— Ходишь тут!.. — зло кричал Янис. — Избушку выстужаешь!

По прошествии времени, когда остыл, понял свою ошибку, позвал лайку в избу. Но та, свернувшись клубочком под елью, игнорировала его. Обиделась.

Поведение собаки возмутило. С силой захлопнув дверь, оторвал ручку, зашвырнул в угол. Упал на нары лицом вниз, заплакал, а выплакав все слезы, расслабился, затих, незаметно уснул.

Прошло много времени, прежде чем проснулся. Сел на нарах, бесцельно осмотрелся вокруг. За окном сумерки. Что сейчас? Утро или вечер? Ему без разницы. Все равно в тайгу не идти. Зачем?

Встал с нар, вышел на улицу. На очищенной перед избушкой площадке — по колено снегу, опять надо откидывать лопатой. Взял орудие в руки, начал отгребать пухляк.

Под елью лежит Елка. Отвернула голову, смотрит в сторону. Когда расчистил дорожки, позвал за собой в тепло, но та не пошла.

В зимовье пусто и одиноко. От нечего делать затопил печь, взял в руки тетрадь, стал перечитывать свои записи. Тогда, в начале октября, он был полон красочных надежд на встречу с родными, теперь точно знал, что отец с братьями не придут к нему. Но ужаснее было то, что он также не может выйти из тайги к людям, должен жить здесь неизвестно до каких пор. Янис чувствовал себя изгоем, у которого нет будущего. Это подобно поведению затравленного зверя, который, сидя в клетке, не может вернуться в свое логово.

Теперь он не сможет увидеть любимую девушку. Свидание и свадьба откладывались до неопределенного времени. Да и состоится ли вообще? Вспомнив об Инге, застонал. Янис походил на молодой кедр, у которого ураган только что оторвал где-то посредине ствол с ветками. Он еще жив, напитан соками земли, но исход однозначен: ему все равно быть трухлявым пнем, который быстро сгниет без вершины.

Обхватив руками голову, облокотившись на стол, долго сидел, уставившись на огонек керосиновой лампы. Смотрел, как тот, медленно догорая, гаснет, сгущая сумерки в бревенчатых стенах. Опять кончился керосин. Надо больше экономить, запасов топлива для освещения едва ли хватит до весны. Да и вообще надо беречь спички, соль, муку, крупы и прочие домашние продукты. Пополнить их не получится, никто не принесет. Он тоже не может выйти в деревню, дороги в мир людей нет. В душе — боль, на сердце — тоска. Не зажигая огня, отвалился на нары. Не накрываясь одеялом, не вытирая катившихся слез, ткнулся лицом в подушку.

Раннее утро разбудило его внутренним порывом. Неуемная молодость требовала движений.

Янис встал, растопил печь. Вышел на улицу, размял на свежем воздухе затекшее за ночь тело. Снега выпало немного. Взяв в руки лопату, быстро очистил площадку и тропинки. От непродолжительной работы улучшилось настроение. Под деревом зашевелилась Елка. Встала, потянулась, чихнула.

— Ох, ты, моя хорошая! — подзывая собаку к себе, заговорил он, стараясь исправить вчерашнюю ошибку. — Иди ко мне! Ну? Дай, я тебя поглажу… Не хочешь? Извини меня, ну? Всякое бывает, сорвался…

Та, не удостоив даже взглядом, пошла под соседнее дерево. Гордая! На то, чтобы восстановить прежние отношения, требовалось время.

Прежде чем вернуться в зимовье, набрал охапку дров. Закинул их в угол. О чем-то вспомнив, вернулся в сени, дотянулся под крышу, достал полено с зарубками. Не задумываясь, закинул в огонь. Так закончился его подсчет дням ожидания встречи с любимой девушкой.

Снег перестал. Непогода отдала бразды правления крепнущему морозу. Полный энергии, Янис решил топтать лыжню к перевалу. К действиям подтолкнула внезапная мысль, разбудившая сегодня утром. Задумал сходить в соседний водораздел, где охотились Кужеватовы. В прошлом году они встречались с дядькой Егором и его сыном Архипом.

В этот день вывершить гору Янису не удалось. Глубокий, по грудь, снег не давал хода. В свежем пухляке лыжи тонули едва ли не до самой земли. Их приходилось вытаскивать, разгребая сугроб руками, и только потом делать новый шаг.

До обеда, выбившись из сил, удалось пройти около двух километров. После этого вернулся назад, на зимовье. Чтобы снег осел, стал плотным и держал на поверхности, надо было подождать еще ночь. Неотступно следовавшая за ним по лыжне, Елка держалась на расстоянии. Бегать по тайге не могла, тонула в снегу по уши.

На второй день удалось подняться на перевал, но спуститься в пойму Березовой реки, где промышляли Кужеватовы, Янис не решился. До зимовья оставалось еще около двадцати километров, по глубокому снегу за день не успеть. Ночевать в тайге у костра не хотелось.

Третьи сутки были решающими. Сегодня к вечеру надеялся первый раз за месяц увидеть людей. Пусть не родных, не близких, но единых духом и стремлением промысловиков, хорошо знавших их. Дядька Егор должен рассказать ему, что творится у них в Каменно-Горновке, ведь они живут неподалеку, всего в сорока километрах, в соседней деревне.