Немой - [76]

Шрифт
Интервал

Вот так и пришлось Канявам и Ваурусам довольствоваться обществом друг друга. Зато не было, пожалуй, такого праздника, чтобы, невзирая даже на свирепую пургу и непогоду, не пересекали долину, идя в гости к Ваурусам, Канявы, а еще чаще — Ваурусы к Канявам. Пообедав, полежав после еды, глядишь, и отправляются супруги в путь; Ваурусы — обыкновенно гуськом, друг за дружкой; Канявы плечом к плечу, крепко взявшись за руки. Поначалу они пересекали долину, бредя тропками, а не по дороге, и наслаждались обильным цветением, чтобы в гостях можно было начать разговор с восхваления своих лугов.

— Сам посуди, сосед, ведь мы совсем не надсаживаемся, достаточно слегка унавозить — и все само собой вырастает. Милостями этой низины.

Когда мужчины вели разговор о навозе, женщины толковали о снадобьях.

— У нас в долине полностью «три девятки»[18] растут: бобовник, чебрец, подорожник, ромашка, бессмертник… Добавь к ним те, что можно найти возле дома: липовый цвет, мяту и прочие травы — вот тебе и аптека.

Женщины заваривали в самоваре чай в основном из трав, которые сами же собирали, и все хлебали горячую жидкость с сахаром вприкуску, испытывая неописуемое наслаждение, до седьмого пота — на русский манер.

Сидят-посиживают все четверо в красном углу, так и лучась спокойным довольством. Канява с Ваурувене болтают о разной чепухе, хохочут, а Ваурус и Канявене прислушиваются к их разговору, нарушая его время от времени по-шмелиному гудящими голосами. Брови и губы у всех безмятежно опущены, точно не выпало на долю этих людей ни скорбей, ни зол.

Так они проводили долгие часы в пору, когда рано темнело. Когда же дни становились длинными, они, отведав домашнего пива, если таковое имелось, выходили во двор, чтобы обойти поля обоих хозяйств. Особенно радоваться им было нечему. Канявы и Ваурусы были хозяевами среднего достатка, хотя земли у них было вдоволь. Пожалуй, волоки по две, не меньше. Сил им уже не хватало, а приплода, помощника так и не дождались.

Еще трагичнее было положение Ваурусов. У тех была куча детей, да только ни один из них не прижился. Побудут на этой земле немного и отдают богу душу. И чего только Ваурусы не делали: и избу переставляли, и нищим милостыню раздавали — ничего не помогло. Вот и пришлось им усыновить двоих родственников, чтобы хоть земля в чужие руки не уплыла.

Усыновить-то усыновили, а как пришлось вместе жить — не ужились; не по сердцу подопечные им пришлись, и все тут. Родственники-то оказались толстокожими.

— Подумаешь, землю свою нам отписали! Да что они с ней делать будут без наследников? С собой заберут, что ли? — говорили они, показывая пальцем в небо, и не испытывали при этом ни капли признательности к своим благодетелям, не проявляя к ним ни любви, ни уважения.

Ваурусы чувствовали, что обязаны завещать кому-нибудь землю, а не продавать ее, поскольку им удалось скопить деньжат, их становилось все больше: на поминки и поминовения хватит. Родичи про это знали и сильно серчали: дескать, с какой стати деньжата приготовлены для восхваления господа, спасения души, а не для них; они были за это в большой претензии к Ваурусам и даже питали ненависть к хозяевам, сидевшим на деньгах, как наседки на яйцах.

— Сидят на них, слышь-ка, и сами не пользуются, и другим не дают.

И верно, Ваурусы были люди прижимистые, и уж если что им в руки попадало, того они не выпускали.

Оттого Ваурусы чувствовали в семье себя чужаками и все сильнее тянулись сердцем к Канявам, на другую сторону долины.

У Каняв же детей совсем не было. Оба они не отличались отменным здоровьем и силой. В хозяйстве управлялись с помощью чужих людей, батраков, с большим трудом расплачиваясь с ними. Их землю с незапамятных времен никто не улучшал: не откатили с нее в сторону ни одного валуна, не засыпали ни единой ложбинки, не выкопали канавки, не сделали сток, чтобы почву не подмывало весенним паводком. Хозяева брали, что бог давал, тем и довольствовались.

— Мать, а мать! Как ты думаешь: почему бы нам с тобой не пожить лучше, не обзавестись справной бричкой?

— А на что, отец, как?

— В долг возьмем.

— Чтобы потом не вернуть? Это, по-твоему, и есть «пожить лучше»? Давай-ка лучше рассчитывать на себя. Пусть уж по Сеньке будет и шапка.

Подобным образом беседовали Канявы под покровом ночи, если не чувствовали себя усталыми; просто так, не всерьез. В них настолько сильно было чувство человеческого достоинства, что они ни за какие коврижки не согласились бы, задолжав, как говорится, сидеть в чужом кармане. Страх батрачить на кого-то ради денежного долга был столь силен, что Канявы даже у Ваурусов не одалживали, пусть и на короткое время, хотя частенько попадали в отчаянное положение. И правильно делали. Не приходится сомневаться, что Ваурусы друзьям не отказали бы, хотя им и больно было бы расставаться со своими деньжатами, и думали бы они при этом о займе, а не о Канявах. Деньгами никто еще дружбы пока не укрепил; счеты-расчеты, как бы там ни было, марают руки и понемногу притупляют взаимную доброжелательность.

Дружба должна строиться на независимости. Такими и были отношения между Канявами и Ваурусами. Лучше не придумаешь. А упрочилась она или, вернее, в нее было внесено разнообразие благодаря тому, что после сравнительно долгой совместной жизни бог послал Канявам сынка по имени Винцас


Рекомендуем почитать
Мистер Бантинг в дни мира и в дни войны

«В романах "Мистер Бантинг" (1940) и "Мистер Бантинг в дни войны" (1941), объединенных под общим названием "Мистер Бантинг в дни мира и войны", английский патриотизм воплощен в образе недалекого обывателя, чем затушевывается вопрос о целях и задачах Великобритании во 2-й мировой войне.»В книге представлено жизнеописание средней английской семьи в период незадолго до Второй мировой войны и в начале войны.


Папа-Будда

Другие переводы Ольги Палны с разных языков можно найти на страничке www.olgapalna.com.Эта книга издавалась в 2005 году (главы "Джимми" в переводе ОП), в текущей версии (все главы в переводе ОП) эта книжка ранее не издавалась.И далее, видимо, издана не будет ...To Colem, with love.


Мир сновидений

В истории финской литературы XX века за Эйно Лейно (Эйно Печальным) прочно закрепилась слава первого поэта. Однако творчество Лейно вышло за пределы одной страны, перестав быть только национальным достоянием. Литературное наследие «великого художника слова», как называл Лейно Максим Горький, в значительной мере обогатило европейскую духовную культуру. И хотя со дня рождения Эйно Лейно минуло почти 130 лет, лучшие его стихотворения по-прежнему живут, и финский язык звучит в них прекрасной мелодией. Настоящее издание впервые знакомит читателей с творчеством финского писателя в столь полном объеме, в книгу включены как его поэтические, так и прозаические произведения.


Фунес, чудо памяти

Иренео Фунес помнил все. Обретя эту способность в 19 лет, благодаря серьезной травме, приведшей к параличу, он мог воссоздать в памяти любой прожитый им день. Мир Фунеса был невыносимо четким…


Убийца роз

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Том 11. Благонамеренные речи

Настоящее Собрание сочинений и писем Салтыкова-Щедрина, в котором критически использованы опыт и материалы предыдущего издания, осуществляется с учетом новейших достижений советского щедриноведения. Собрание является наиболее полным из всех существующих и включает в себя все известные в настоящее время произведения писателя, как законченные, так и незавершенные.«Благонамеренные речи» формировались поначалу как публицистический, журнальный цикл. Этим объясняется как динамичность, оперативность отклика на те глубинные сдвиги и изменения, которые имели место в российской действительности конца 60-х — середины 70-х годов, так и широта жизненных наблюдений.


Мост через Жальпе

В книге «Мост через Жальпе» литовского советского писателя Ю. Апутиса (1936) публикуются написанные в разное время новеллы и повести. Их основная идея — пробудить в человеке беспокойство, жажду по более гармоничной жизни, показать красоту и значимость с первого взгляда кратких и кажущихся незначительными мгновений. Во многих произведениях реальность переплетается с аллегорией, метафорой, символикой.


Большаки на рассвете

Действие романа происходит в Аукштайтии, в деревне Ужпялькяй. Атмосфера первых послевоенных лет воссоздана автором в ее реальной противоречивости, в переплетении социальных, духовых, классовых конфликтов.


Перепутья

В романе классика литовской литературы А. Венуолиса (1882—1957) запечатлена борьба литовцев за свою государственность в конце XIV века. Сюжет романа основан на борьбе между Литвой и Тевтонским орденом. Через все произведение проходит любовная линия рыцаря тевтонского ордена и дочери литовского боярина.