Немного грусти в похмельном менте - [46]

— Ну, уж ежели так, — Виктор в который раз опустился на стул, расстегнул куртку и повернул к Страхову свою раскрасневшуюся рожу. — Посидим еще чуток. Как считаешь?

— Посидим, — кивнув, согласился Страхов. — Кто их знает, когда они нагрянут…

* * *

Задремавший было в сугробе Заботин разлепил веки, сел, огляделся вокруг и, не сразу поняв, где находится, помотал головой. Затем он увидел лежащего рядом Калинина. Тот, свернувшись калачиком, сладко спал, мирно посапывая и пуская слюну.

«Ексель-моксель! — вспомнил Забота. — У нас же рейд!»

— Просыпайся, Андрюха, — стал тормошить товарища Заботин. — Давай, давай!

Калинин крепко спал и ни на что не реагировал.

Забота его тряс, растирал щеки снегом, закатил несколько пощечин. Результата — ноль. Тогда, стоя на коленях, Заботин склонился к нему и проорал в самое ухо:

— Андрюха, пить будешь?!

Калинин дернул головой, сел, открыл глаза и совершенно спокойно произнес:

— Наливай.

— Вот и пошли, — поднялся на ноги Забота.

— Куда? — выбрался вслед за ним из сугроба Калинин.

— Есть тут у меня мысли кой-какие.

* * *

В каждой из рюмочных Моргулису и сопровождающему его стажеру наливали традиционные «два по сто пятьдесят». Он их брал, отходил к столику, а уже потом, смущаясь с непривычки и краснея, Мышкин подходил к стойке, говорил, что водки не пьет, и просил себе портвейну. Ну… кто ж ему откажет? Таким образом Анатолию каждый раз доставалась двойная порция. Он вливал ее в себя раз за разом и был очень доволен таким ловким оборотом дела.

Выйдя из дверей очередного заведения, он закурил сигарету, оглядевшись вокруг, осанисто развернул плечи и, явственно ощущая неуклонное и мощное вращение земного шара, для пущей устойчивости широко расставил ноги.

— Да, — сказал он, сделав глубокую затяжку. — Вот если бы и пожрать еще…

— А я знаю… это… где, типа… кормят, — неотчетливо артикулируя и с трудом ворочая непослушным языком, предложил весьма осоловевший от непривычного количества выпитого стажер. — Могу показать.

— Где? — искренне заинтересовался Николай.

Покачиваясь на ватных ногах, Трофим приподнял отяжелевшие веки, огляделся и взмахнул рукой. — Там.

— Нет, — задумчиво посмотрел в указанную стажером сторону Моргулис. — Показывать, пожалуй, не надо. Лучше проводить.

— Ну так я же это и имел в виду, — кивнув, уточнил свою мысль Мышкин. — Тем более что одному мне туда и не дойти…

— Вот мне еще тоже, — буркнул Моргулис и закинул руку Трофима себе через плечо. — Показывай дорогу, что ли. Куда идти-то?

— Пока прямо. Вон туда, до перекрестка.

Моргулис, чуть присев, взвалил стажера себе на спину и зашагал по тротуару пошатывающейся, но основательной походкой бывалого матроса, который, не держась за ванты, уверенно ступает по палубе эсминца, взрезывающего форштевнем ревущие волны десятибалльного шторма.

* * *

Питейное заведение, в котором «сидели в засаде» Лобов и Страхов, постепенно наполнялось народом.

Практически все столики были уже заняты, и к ним на свободные стулья, извинившись и спросив разрешения, присел сначала один, а потом и другой мужчина.

Ну, тут уж как водится… Один мужик своей водочки хлопнул, куском соленого огурца закусил, за сигаретой потянулся. Другой — аналогично. А дальше? Что, вот так вот и сидеть, молчать? Нет. Так нельзя. Не по-людски как-то. А разговоры всякие? Как же без разговору? Для чего тогда водку пить? Но ведь так вот сразу-то с незнакомым человеком и не разговоришься. Даже если очень хочется. Для этого надо, чтобы твоя душа и его навстречу друг дружке раскрылись. А тут ста грамм маловато будет. Да и ста пятидесяти тоже.

Посидел один из присевших за столик мужиков, покурил и за добавкой пошел.

Другой — аналогично. Но этот помимо водки еще и кружечку пивка себе притаранил.

Опять выпили.

Тот, первый, снова сигарету закурил. А второй пивко свое потягивает.

— Нет, — поморщившись, говорит тот, который курит. — И все-таки отвратительная водка. Фальшивая небось.

— Ну, не знаю… — тот, который пиво прихлебывает, так, вроде бы ни к кому конкретно и не обращаясь, мягко ему возражает. — А мне кажется, ничего.

— А вы как считаете? — вопросительно смотрит на Витю Лобова тот, который сигарету курит.

— Что я могу сказать… — Витя говорит. — Водка как водка. Градуса в ней маловато. А так… Вот тесть мой самогонку гонит, так он меньше сорока пяти градусов никогда не делает. А пьется она легко. И так это… очень мягко. Скажи? — оборачивается он к Страхову.

— Как чисто сливочное масло, — кивает Юрий. — Что есть, то есть. Святая правда.

— А… извините за вопрос, — оживляется тот, что с сигаретой. — А зерна, зерна пшеничного он в брагу добавляет?

— Ну… — глубокомысленно задумывается, пытаясь припомнить один из последних рецептов тестя, Витя Лобов. — Он всякое добавляет, короче говоря. Всего и не упомнишь.

— Ну как же! Зерна, зерна непременно нужно! Прорастить немножко, и туда! — с жаром советует мужчина и протягивает Вите руку. — Кстати, Всеволод Петрович меня зовут…

Все четверо, что сидят за столом, представляются друг другу, и беседа легко переходит в непринужденное приятельское русло.

* * *

— И куда мы идем? — скользя разъезжающимися по обледеневшему тротуару ногами, обутыми в легкие летние туфли, без особого любопытства поинтересовался у Заботы Калинин.