НеМир - [6]

Мое лицо оказывается в аккуратном плену ладоней Рэда.

— Ш-ш-ш, девочка, ш-ш-ш. Все хорошо. Ты в безопасности. Тебя никто не обидит. Все хорошо. Успокойся. Успокойся, пожалуйста.

Я позволила себе подчиниться его настойчивому «успокойся». Мысленно взяла себя в руки, и восстановила дыхание. Все правильно — стоны и недостаточная вентиляция легких делу не помогут. Холодный четкий анализ приведут мои мысли в порядок, и я отвечу себе на все вопросы.

Опять паника… Нет, не отвечу… Как же я отвечу, если даже не помню свое имя?

Его пальцы гладят мне щеки, его голос опять взывает к спокойствию.

Он продолжает свои уговоры:

— Девочка, я с тобой, я рядом. Дыши.

Ну что ж, пока я не могу вспомнить свое имя, буду называть себя «девочка».

Дышу, дышу, я дышу. Теперь мне надо открыть глаза. Я хочу понять «где я» и с «кем я», раз пока не удается вспомнить «кто я».

Мысленно прошу свои веки: «Сим-Сим, откройся».

…Глаза, те же глаза, которые я видела, выпросив у БОЛИ разрешение проверить, на месте ли мои органы зрения.

Мне требуется какое-то время на то, чтобы я смогла воспринимать что-то, помимо этих глаз…

Мужское лицо так близко, что я могу четко увидеть чистоту текстуры его смуглой кожи… густые ресницы… темную щетину… сухие губы.

Мужское лицо так близко, что я вдыхаю неповторимый аромат его кожи, его дыхания. Он такой терпко-пряный, что я, помимо воли, поднимаю свое лицо навстречу ему и делаю при этом глубокий вдох.

Этот вдох был последней каплей, которая выгнала безотчетную панику из моей головы. И мой мозг, наконец, прекратил терзать мои легкие ощущением кислородной недостаточности.

Я почувствовала резкое облегчение от чистоты восприятия окружающего меня пространства и себя в нем.

Никакой БОЛИ… Никакой ПАНИКИ.

Мы все еще всматриваемся в глаза друг друга.

Мне не хочется отводить взгляд. Точнее, я боюсь, что, если сменю свой фокус зрения, то снова потеряю самообладание. Глаза Рэда — моя единственная точка опоры, они не дают мне уйти в море беспокойства и неопределенности. Их взгляд удерживает меня, подобно якорю, в состоянии спокойствия и защищенности.

Не знаю, насколько бы затянулась эта «игра в гляделки», если бы не вошедший в комнату Вилен.

Мы с Рэдом одновременно смотрим на него:

— С пробуждением, спящая красавица. Меня зовут Вилен. Еще меня называют Вилен — Прекрасный и Вилен — Неотразимый. Кстати, Рэд, она меня вообще слышит?

Мне с трудом удалось сохранить ничего не выражающее лицо. Уголки губ хотели приподняться, но я их остановила. На моем лице не дрогнул ни единый мускул. Слышать-то я тебя слышу, самовлюбленный красавчик, но вот только пока не решила, стоит ли вам с братом об этом знать. Ведь я помню ту часть вашего разговора, когда ты говорил про Защиту, про репутацию Избранного. Что-то мне подсказывает, что надо осмотреться толком, и лишь потом раскрывать свои карты. Учитывая то, что у меня на руках нет ни одного козыря, небольшой блеф мне пока не помешает.

Вилен продолжает радушно улыбаться:

— Эй, чудом-спасенная, ты меня слышишь? Ну, хоть промычи что-нибудь, если слышишь.

Рэд резко его обрывает:

— Вилен, прекрати паясничать, а не то твой рот в ближайшие дни только и сможет, что мычать.

Потом он мягко поворачивает мое лицо к себе, и я опять смотрю в его глаза. Какой у них удивительный оттенок серого цвета…

Прошло уже несколько часов с момента моего пробуждения. За окном ночь. Рэд только что покормил меня в третий раз, но я все равно ощущаю голод. Он кормит меня по чуть-чуть, с промежутком в полтора-два часа, каким-то овощным, почти жидким, пюре. Я каждый раз хочу забрать у него ложку, чтобы покушать самостоятельно, но мне нравится его забота и то, с каким торжеством он смотрит в пустую тарелку. Такое ощущение, что он — мой тренер, а я — победитель в очень важных спортивных соревнованиях.

Получаю удовольствие от чистоты простыней, на которых я лежу, от приятной тяжести одеяла, которым я укрыта, от невероятной мягкости подушки под моей головой.

Рэд выходит из комнаты.

Я воспользовалась тем, что осталась одна в комнате, и, впервые за сегодня, улыбаюсь себе не только мысленно, но и, растянув губы в улыбке, вспоминая как он недавно относил меня в ванную комнату. Как он смотрел то на меня, то на ванну, и не знал, что ему делать дальше. Мне стоило неимоверных усилий не рассмеяться, над их с Виленом диалогом — я же, вроде, глухо-немая для них, и не должна реагировать на их слова.

А говорили они примерно следующее:

— Рэд, да посади ты ее в ванну, и посмотри, знает ли она, что делать с мылом-мочалкой.

— Как посадить? Прямо завернутую в простыню посадить?

— Не-е, простынь надо снять.

— Вилен, не будь придурком.

— Да мы же видели ее уже.

— Да, только тогда на ней живого места не было. Так что ничего мы не видели.

— Слушай, Рэд, я только сейчас подумал. Ну… а что если она не только глухо-немая, но и того… ну… не в себе…. Так может, она и туалетом пользоваться не умеет. Так что, мы теперь будем за ней убирать? Слушай, давай я лучше ей покажу, как пользоваться унитазом. Не хочу я убирать то, что она под себя сделает.

Я, конечно, добровольно записалась в глухо-немые, но считаться местечковой сумасшедшей не подписывалась.