НеМир - [2]

Кто-то из них подходит ко мне и берет меня за руку. Осязание, привет, ты в списке. Голос Вилена остается все там же, следовательно, я осязаю руку Рэда.

— Ладно, с твоей патологией разберемся потом. У меня есть план. Я нахожу в Далеком какую-то глухо-немую дурочку. Когда Она умрет, мы заменим ее. То есть, все будут воспевать чудесное исцеление, твой рейтинг поднимется, хотя выше некуда, дурочку вернем на место при первом же удобном случае. С Медиком я проведу личную беседу, чтобы он унес это с собой в могилу, или помогу ему туда попасть… В общем, дальше будем действовать по обстоятельствам.

— Она не умрет, поэтому подмена не потребуется!!! — рявкнул Избранный.

Вилен же говорит тихо, успокаивая каждым словом:

— Рэд, я не хочу, чтобы это случилась. Пусть себе живет, сколько ей влезет — я буду только рад, если мне не придется воплощать этот план в жизнь. Да на фига мне эти трудности, а? Но должен же у нас быть вариант Б… Ладно, я пошел. Кстати, кроме нас и Медика, ее никто не увидит до того как… Я об этом позабочусь. Пока.

Итак, мы с Рэдом остаемся одни.

Я не слышу ни его дыхания, ни его движений. Его рука не сдвинулась ни на миллиметр… Мне надо подумать… но волна ощущения невесомости затягивает меня в водоворот бессознательного состояния…

Глава 2 Мира

Меня реально достали вопросы. Еще больше меня достал один и тот же ответ — «не знаю».

Кто эта девочка? Откуда она родом? Почему все мои мысли сконцентрированы только на одном — она должна жить? Зачем мне это нужно?

Мой брат прав — я рискую. Но даже мысль о том, чтобы отказаться от борьбы за ее жизнь, приводит меня в… пустоту. Хотя, ну и что из этого? Я же нахожусь в ней вот уже десять лет, с момента Разморозки. Прибавим к этому пятьсот лет Состояния. И получается, не много ни мало, пятьсот десять лет.

Пустота…

Какой идиот сказал когда-то, что пустота звенит?

Да ничего подобного — она обволакивает, она постоянно показывает, что где-то есть наполненность.

Это был мой выбор. Никаких НО… Я не знаю никаких человеческих эмоций, я давно забыл их вкус. Страх и умиротворенность, горе и радость, сопереживание и сочувствие, и так далее и тому подобное… Ничего… Пустота…

Я очень хорошо помню, когда впервые ощутил Пустоту… Ее и больше ничего. Я тогда сказал себе: «Окей, теперь мне плевать на все и на всех. — И сразу поправил сам себя, — Точнее, я даже не хочу плевать — мне все равно все и вся».

Мой брат — единственное исключение из этого правила. Хоть я и не могу дать определение своим чувствам по отношению к нему… Не могу, потому что их нет. Но я ощущаю с ним свою связь на сознательном и подсознательном уровнях.

И еще — это наша с ним тайна — он является для меня моим эмоциональным аппаратом.

Ну, у глухих же, в Наше время, были слуховые аппараты. Вот так мы с Виленом и подобрали определение для его, дополняющей мою ущербность, функции. Он говорит мне (но только в том случае, когда я его об этом спрашиваю, так как давно уже выбил из него самостоятельность в этом вопросе), что должен чувствовать нормальный человек в той или иной ситуации.

Мне на долю секунды показалось, что я не ощущаю пульс девочки. На эту же долю секунды мое сердце пропускает один удар.

«Что за фигня?», — это я уже не думаю, а вслух спрашиваю сам у себя. И сердце начинает колотиться у меня в груди, как больная птица в клетке.

Я только что почувствовал… Что?… Что это было?… Беспокойство?

«Что за…?», — я резко отхожу от кровати, еще раз смотрю на девочку, и понимаю, что делаю ОГРОМНУЮ НЕПРОСТИТЕЛЬНУЮ ГЛУПОСТЬ…

Нет, я совершаю в данный момент преступление…

Скальпель уже у меня в руке. Я провожу им по еле — видному белому шраму на предплечье, и пальцами вытаскиваю у себя из-под кожи тонкую круглую пластинку. Быстро разламываю ее пополам.

Теперь остается только ждать…

Мирослава сказала тогда, во время нашей встречи, что сделать это я могу только в случае КАТАСТРОФЫ. То, как она сказала это, подразумевало не возможную смерть — мою, моего брата и уж, тем более, не этой девочки. То, как она сказала это, подразумевало… ну… катастрофу… по-другому не скажешь.

Вот так, теперь меня, наверное, уничтожат. Только, почему меня это не трогает? Ах да, потому что меня вообще ничего не может тронуть…

Мирослава… Я очень смутно помню ее образ.

Неделя нашего Восстановления почти не сохранилась в моей памяти. Осталось лишь воспоминание о том, что я все время испытывал адскую боль. Каждая клетка моего организма требовала и взывала к жизни, а я в это время не мог ни видеть, ни слышать, ни думать — я ощущал только огонь. Кто-то при этом говорил мне полные ободрения слова, кто-то помогал мне пить, кто-то делал мне уколы…

Когда мы пришли, наконец, в себя, то обнаружили полный холодильник еды и напитков. Мы с Виленом гадали, где персонал Проекта, почему никто не находится рядом с нами. Еще несколько дней мы отъедались и отсыпались, пока не пришла… Мира.

Именно она нашла нас и запустила процесс Разморозки, она ухаживала за нами во время Восстановления.

Мира рассказала нам, что мы пробыли в Состоянии не двадцать обещанных, а пятьсот лет. Она описала нам уровень развития цивилизации на Земле.