Немецкий Орден - [65]

Но важным и неизменным поводом к собраниям сословий являются прежде всего распоряжения; это касается и съезда 1335 или 1336 года. В 70-х годах XIV века таких распоряжений, или, как их отныне стали называть, земельных уложений (Landesordnungen), становится все больше. Этот период документирован лучше. Мы располагаем не только отрывочными сообщениями, но и протокольными записями, к тому же не только данными об отречениях или отставках, подкрепленных подписями, но и свидетельствами о переговорах, о требованиях одной стороны и ответах другой, из которых становится ясна причина отставки.

Не случайно источники говорят теперь о борьбе ордена и сословий. Источников сохранилось больше, поскольку в конце XIV века орден и сословия выражают каждый свои интересы и конфликты возникают все чаще. Это достаточно нормальное противоборство, типичное для сословных собраний на раннем этапе их истории и на других территориях. Это прежде всего противоречие между финансовыми интересами ордена и стремлением сословий добиться минимальных поборов и участия в управлении.

В центре борьбы ордена и сословий в Пруссии — еще два момента, свидетельствующие о социально-экономических изменениях. Первый касается конфликта между орденом и городами, второй — прусской знати как контрагента ордена.

В первом случае сталкиваются торговые интересы городов и ордена. Перед нами конфликт, характерный только для данной территории, ибо ни один немецкий феодал не вел на исходе Средневековья такую оживленную торговлю, как орден. Среди должностных лиц верховного магистра были два, типичных только для Пруссии: великий шеффер Кёнигсберга и великий шеффер Мариенбурга (см. с. 157). Напомним также и о монетном магистре Торна, который не только заведовал чеканкой монет в Пруссии, но и совершал от имени ордена кредитные операции, и о янтарном магистре в Лохштедте, ведавшем сбором янтаря на побережье Самбии. Янтарь с глубокой древности, еще до вторжения ордена, был одной из важнейших статей экспорта Пруссии.

Но еще серьезней, чем конфликт с городами, был конфликт между великими шефферами и их подчиненными, осуществлявшими экспорт и импорт. В крупных городах государства ордена в Пруссии, а также в центрах торговли, например, в Любеке и Брюгге, великие шефферы имели лавки (Lieger), функционировавшие как торговые представительства, которые вели куплю-продажу от лица ордена. Представительство в Брюгге связывало орден с международным, прежде всего итальянским, денежным рынком того времени. Так, если верховному магистру было угодно перечислить деньги своему агенту в Риме, то это обычно осуществлялось по безналичному расчету через представителей в Брюгге, которые в свою очередь сотрудничали с крупными итальянскими банками.

Экспорт избыточных продуктов и импорт недостающих на других территориях осуществляли исключительно купцы. Напротив, в Пруссии эту задачу брал на себя сам орден, что уже создавало конфликтную ситуацию. Но в Пруссии сложилось так, что с Ростом страны расширялась и экономическая сфера, управляемая орденом, и орден благоприятствовал своей торговле. Наконец, следует принять во внимание и высокие финансовые потребности ордена (см. с. 146). Развитие собственной торговли требовало новых, повышенных податей, которые были не под силу городам. Споры разгорались из-за торговли зерном, которую орден временно монополизировал.

Отсюда еще один конфликт. Временная монополия ордена на торговлю зерном обернулась не только против купечества прусских городов, но и против англичан и голландцев, закупавших зерно в Пруссии, — по мере проникновения западноевропейских купцов в Прибалтику, что типично для времени краха ганзейской торговой монополии. Запрещая закупку зерна английским и голландским торговцам, орден едва ли мог рассчитывать на поддержку прусских городов. Недовольны были и производители зерна, то есть прежде всего сельская знать.

Но чаще всего противоречия между знатью и орденом заявляли о себе в иной сфере. Орден старался преобразовать сельскую администрацию, сложившуюся во время освоения страны переселенцами (см. с. 101–102), не в пользу знати.

Представители знати, то есть владельцы пожалований, почти не платили податей, но должны были нести воинскую повинность. Однако в XV веке она стала лишней, так как войско ордена росло за счет наемников. По мере возрастания их численности росла и потребность ордена в деньгах; тем больше пользы было не от владельцев держаний с их воинской повинностью, а от крестьян, плативших немалые подати. В этой ситуации орден попытался преобразовать держания в крестьянскую землю или, по крайней мере, в собственность, рассчитанную на предельно узкий круг наследников, чтобы иметь больше шансов вернуть эти владения. Владельцы держаний ополчились против такой политики ордена еще и потому, что в них тем временем вызрело самосознание — самосознание знати. На собраниях сословий кипели страсти. Вероятно, комтуры ордена не раз использовали право, находившееся на стадии становления, в своих интересах, не учитывая сложившихся условий.

Акты сословий первой половины XV века содержат немало жалоб на то, что рыцари ордена злоупотребляют властью. К тому же нередко говорится о том, что не наносило ощутимого материального ущерба, но порождало враждебность. Орден и его представители чувствовали себя ущемленными в правах, тогда как сословиям казалось, что от них требуют слишком многого. Как и на других территориях, не в последнюю очередь во время Крестьянской войны 1524–1525 годов оспаривались права на рыбную ловлю и охоту. За орденом обычно оставалось право на рыбу и дичь, но он почти полностью отказался от него в пользу подданных, чтобы те могли охотиться и рыбачить для себя. В первой половине XV века не раз доходило до яростных столкновений, поскольку подданные превышали свои права и ловили рыбу не для собственных нужд, а на продажу, тогда как рыцари ордена старались отобрать у подданных право рыбной ловли на собственные нужды еще и потому, что оно, как и право охоты, имело один принципиальный аспект: соблюдение его означало бы для подданных чуть больше свободы, а для ордена — еще больше власти.