Нельзя забывать… - [24]
— Вот и весь сказ…
— Ну, едешь или как?
— Еду.
Навстречу ему из раскрытых дверей потянулись руки.
— До свидания, дядя Сеня, — крикнул я. — Адрес-то помнишь?
— А как же… Я приеду на будущий год.
Автобус тронулся.
Бахтина, высокая, широкоплечая, стояла рядом.
— Вот и ладно, — вздохнула она и пошла в госпиталь.
«О чем она? — подумал я. — Уехал мой лучший друг — что ж здесь ладного?»
Недели через две я получил письмо:
«Здравствуй, дорогой Костик! Добрался я очень благополучно. До Красноярска ехал со своими ребятами, а дальше один. Но и тут мне повезло — попались хорошие попутчики: и за кипятком бегали, и в карты со мной играли. Дома тоже все в порядке. Ребята вымахали — не узнать. Пока я по госпиталям кочевал, семья моя перебралась на другую квартиру — похожа на вашу. Тоже дом двухэтажный и из окон река видна — только у нас Амур. Теперь у нас две комнаты и даже с балконом. Будешь поблизости — заезжай к нам. Жизнь большая — может, еще и встретимся. А пока учись на „четыре“ и „пять“. Привет Анне Захаровне. Адрес мой простой: Хабаровск. Почтамт. До востребования.
С приветом, ваш Семен.»
О том, что приедет — ни слова. «Неужели обманет», — опечалился я.
Мама к письму отнеслась равнодушно, а Нюра заинтересовалась и попросила дать ей почитать, пообещав:
— Будешь письмо посылать, скажи. Я тоже свое вложу.
На другой день я напомнил ей, а она рассердилась:
— Не буду я писать.
— Почему?
— «Почему» да «почему», — передразнила она меня. — Не обязана я писать. Никому ничего не обязана…
Позже было еще одно письмо:
«Дорогой Костик!
Письмо твое получил. Большое спасибо. Дела мои идут неплохо. Устроился заготовителем — езжу по деревням, принимаю шерсть, кожи и так далее. Работа мне глянется не очень, но плотничать теперь надо забывать — здоровья нет. Нога сильно болит, особенно к погоде, но на судьбу жаловаться не приходится — спасибо, что голова на плечах. Увидишь Бахтину Елизавету Андреевну, передай ей мой низкий поклон, хотя она, может, меня уже и не помнит… Пользуйся своими молодыми годами — учись на 4 и 5. Слушай учителей, они плохому не научат.
С приветом, Семен.»
Я хотел обрадовать Нюру:
— От дяди Сени опять письмо.
Но она встретила мое сообщение равнодушно:
— А мне-то что?
Сделала вид, что ее нисколько не интересует, что он пишет. Только я понял — это одно притворство. Письмо я положил на подоконник. Аккуратно так положил, а потом смотрю, оно сложено попалам и в конверт засунуто наспех, кое-как. Значит, читала она его, когда меня не было.
На это второе письмо я опять сразу ответил. Очень подробно описал все мелочи нашей жизни. А ответа не получил. Может быть, и не о чем писать ему? Нельзя же каждый раз наказывать, чтобы учился на 4 и 5. Я и без него стараюсь.
Еще до Дня Победы уехали Кирьяковы. Мама пробовала их отговаривать:
— Живите… Ведь дома у вас все поразрушено…
Лара и слушать не хотела:
— Теперь я ничего не боюсь.
— Небось опять за свою стенографию возьмешься?
— Там видно будет…
На прощание Зоя подарила мне свою точеную ручку с маленьким компасом на конце. Перед самым отъездом она меня при всех взяла и поцеловала. Я думал, над нами будут смеяться, но никто даже не улыбнулся. (Наверно, надо было тоже поцеловать ее, но я сразу не сообразил, а потом было уже поздно.)
Я сказал только:
— Пиши!
Зоя написала мне. Первое время они жили в каком-то подвале. Затем перешли во вновь отстроенный дом.
Вскоре мама поехала в Наро-Фоминск и привезла оттуда землю с братской могилы, где был похоронен Гриша. Фабричные сварили оградку и памятник, и мама положила под него эту землю в ящике из нержавеющей стали. На памятнике товарищи Гриши укрепили надпись: «Григорию Захаровичу Агееву (1924–1942 гг.), отдавшему свою жизнь за свободу нашей Родины (от его друзей из III цеха)».
Вернулся прежний директор школы. Пришла Нюра и сказала мне:
— Тебя Иван Михайлович зовет.
— Он вернулся?
Вопрос был глупый и Нюра не удостоила его ответом, — она вообще не любила лишних слов.
А между тем ужасно не хотелось идти к Ивану Михайловичу. Прямо ноги не шевелились, но я все же пошел. Надо, значит, надо — никуда не денешься.
Дверь в его комнату была настежь открыта — я вошел бесшумно. Ивана Михайловича я первое мгновенье не узнал: на глазах его были черные очки, а лицо все в синих шрамах и рытвинах, как будто сшитое из кусков. Он сидел за столом и весь был поглощен своим занятием: перед ним лежала толстая тетрадь из плотных коричневых листов с мелкими пупырышками. Он ощупывал концами пальцев эти пупырышки и что-то шептал. Я понял, что он читает.
Внезапно он повернулся ко мне:
— Здесь кто-то есть?
— Есть, — отозвался я.
— Костя? Надумал теперь, кем быть?
— Надумал.
— Кем же?
— Хирургом.
Он улыбнулся одобрительно:
— Это дело…
Мне надо было сказать ему то, что тяжелее всего:
— Иван Михайлович, я без Рекса…
— Говори, — нахмурился он.
Я рассказал, как погиб Рекс.
— Жаль, — только и сказал Иван Михайлович, а я думал, он будет ругать меня, что не досмотрел. И вдруг он засмеялся:
— А помнишь, как я тебя с печки снимал?
— Мы сами слезли.
Мне стало обидно, что он не вспомнил ни о чем путном — только глупое происшествие с печкой.
В книгу пошли повесть «На исходе зимы» и рассказы: «Как я был дефективным», «„Бесприданница“» и «Свидание».
В центре повести Леонида Гартунга «Порог» — молодая учительница Тоня Найденова, начинающая свою трудовую жизнь в сибирском селе.
Опубликовано в краеведческом альманахе «Томская старина» № 2 (4) 1992 г.
Леонид Гартунг, если можно так сказать, писатель-однолюб. Он пишет преимущественно о сельской интеллигенции, а потому часто пользуется подробностями своей собственной жизни.В повести «Алеша, Алексей…», пожалуй, его лучшей повести, Гартунг неожиданно вышел за рамки излюбленной тематики и в то же время своеобразно ее продолжил. Нравственное становление подростка, в годы Великой Отечественной войны попавшего в большой сибирский город, это — взволнованная исповедь, это — повествование о времени и о себе.
Член Союза писателей СССР Леонид Гартунг много лет проработал учителем в средней школе. Герои его произведений — представители сельской интеллигенции (учителя, врачи, работники библиотек) и школьники. Автора глубоко волнуют вопросы морали, педагогической этики, проблемы народного образования и просвещения.
Книги прозаика Л. А. Гартунга хорошо известны томичам. Педагог по профессии и по призванию, основой своих произведений он выбрал тему становления характера подростка, отношение юности к проблемам взрослых и участие в решении этих проблем. Этому посвящена и настоящая книга, выход которой приурочен к семидесятилетию писателя.В нее включены две повести для подростков. Герой первой из них, Федя, помогает милиции разоблачить банду преступников, вскрывающих контейнеры на железной дороге. Вторая повесть — о детях, рано повзрослевших в годы Великой Отечественной войны.
…22 декабря проспект Руставели перекрыла бронетехника. Заправочный пункт устроили у Оперного театра, что подчёркивало драматизм ситуации и напоминало о том, что Грузия поющая страна. Бронемашины выглядели бутафорией к какой-нибудь современной постановке Верди. Казалось, люк переднего танка вот-вот откинется, оттуда вылезет Дон Карлос и запоёт. Танки пыхтели, разбивали асфальт, медленно продвигаясь, брали в кольцо Дом правительства. Над кафе «Воды Лагидзе» билось полотнище с красным крестом…
Холодная, ледяная Земля будущего. Климатическая катастрофа заставила людей забыть о делении на расы и народы, ведь перед ними теперь стояла куда более глобальная задача: выжить любой ценой. Юнона – отпетая мошенница с печальным прошлым, зарабатывающая на жизнь продажей оружия. Филипп – эгоистичный детектив, страстно желающий получить повышение. Агата – младшая сестра Юноны, болезненная девочка, носящая в себе особенный ген и даже не подозревающая об этом… Всё меняется, когда во время непринужденной прогулки Агату дерзко похищают, а Юнону обвиняют в её убийстве. Комментарий Редакции: Однажды система перестанет заигрывать с гуманизмом и изобретет способ самоликвидации.
«Отчего-то я уверен, что хоть один человек из ста… если вообще сто человек каким-то образом забредут в этот забытый богом уголок… Так вот, я уверен, что хотя бы один человек из ста непременно задержится на этой странице. И взгляд его не скользнёт лениво и равнодушно по тёмно-серым строчкам на белом фоне страницы, а задержится… Задержится, быть может, лишь на секунду или две на моём сайте, лишь две секунды будет гостем в моём виртуальном доме, но и этого будет достаточно — он прозреет, он очнётся, он обретёт себя, и тогда в глазах его появится тот знакомый мне, лихорадочный, сумасшедший, никакой завесой рассудочности и пошлой, мещанской «нормальности» не скрываемый огонь. Огонь Революции. Я верю в тебя, человек! Верю в ржавые гвозди, вбитые в твою голову.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Быль это или не быль – кто знает? Может быть, мы все являемся свидетелями великих битв и сражений, но этого не помним или не хотим помнить. Кто знает?