Так, с открытым ртом, я деревянной буратиной и последовал за солдатиками… Ножки ходили с трудом: адреналин, что ли, перегорел?..
Ничего не понимаю… Ничего не понимаю… Это меня в армию, что ли, забирают? В тридцатник? Меня? Полуэльфа? В армию?
Я не знал, то ли плакать, то ли смеяться. Что у них там, в «конторе», с мозгами? Чего они униженные и оскорбленные в смысле интеллекта?
Не успели мы дойти до камеры, как Наташа, счастливая такая, подбежала вприпрыжку, расшалившейся школьницей.
— Вот видишь, Петя, все хорошо закончилось!
— Ничего еще не закончилось! — мое дурное настроение не мог развеять даже тот факт, что я, вроде бы, избежал расстрела. — Жалобу хочу написать, бумагу дайте и перо!
— Жалобу теперь только в расположении части… — удивилась Наташа, — с разрешения командира… — Надула губки и пошла по коридору походочкой «от бедра», так что не только я, но и мои конвоиры засмотрелись ей вслед, в надежде, что оглянется. Хрен вам всем…
Дальше моя жизнь стала напоминать какой-то дурной сон. Появился знакомый уже унтер и скомандовал, нет, прорычал: — Почему здесь? На помывку, бегом! Вы, двое, за мной!
Это он мне? Ладно, мои конвоиры уже ушлендали, а я остался в одиночестве посреди коридора. Интересно как… Дошел до своей камеры, окинул ее долгим задумчивым взглядом. Шильонского узника, что ли, поизображать? «…на волю я перешагнул и о тюрьме своей вздохнул». Взгромоздился на нары и закрыл глаза. Не то, чтобы спать не хотелось, но опять ведь Виталя приснится. А какие смешные были сны поначалу… Не иначе, пришла череда кошмаров.
По коридору загрохотали сапоги, в мою камеру ворвались мои тюремщики, и один из них сходу вознамерился треснуть меня своей резиновой палкой. Как хорошо, что иногда можно «отмотать» время назад! Я сделал то, что должен был сделать уже давно, хотя бы перед тем, как меня вывели на расстрел. Зря он в камеру забежал, технику безопасности и устав нарушая… А как тут не нарушить, если параша вынесена в центр коридора, да содержимое ее по всему полу разлито? Кому убираться-то? Заключенных — один я…
Круговым махом правой ноги, не вставая, я сбил дубинку в сторону, а левой попытался ударить вертухая в «солнышко». Не тут-то было. Ловко извернувшись, парень локтем блокировал мой удар, а затем просто напрыгнул на меня всей своей массой. Не то что он был комплекции подгорных жителей, просто мне с моими сорока семью килограммами много не надо. Я охнул, но тут же, сложив пальцы «уточкой», ударил тюремщика в кадык. Жаль, не прямо, сбоку удар пришелся. Все равно болезненно. Захватив его голову и прокатив ее по предплечьям, я остановился в опасной близости от того, чтобы не свернуть парню шею. Отпустил в самый последний момент, и тот, не понимая, видимо, что от смерти его отделяло два-три сантиметра, начал с яростным воодушевлением работать кулаками. Вот и щади их… Второй охранник и унтер едва остановили взбесившегося вертухая.
— Зачем ты, паря, парашу разлил? — спросил унтер, задыхаясь от усилий, с которыми он удерживал своего подчиненного, и морща нос от характерного запаха. — После тебя ведь люди будут сидеть!
— Чтобы сразу сориентировать их в ситуации, — прошамкал я разбитыми губами. Меня мутило, сознание плыло, я дышал еще хуже, чем унтер. Позорище… — Жизнь — дерьмо!
***
«Помывку» я получил по полной программе: при конвоировании охранник со всей дури приложил сапогом мне под колено, а затем попытался мной же вымыть пол в злосчастном коридоре. Унтер остановил своего подчиненного, но не сразу. Так что под ледяной душик я забрался в одежде, а затем намылился от души и «стекал», пока зубы не застучали. Потом все же разделся и постирался традиционным способом. И напялил на себя мокрую, но хотя бы выжатую одежду.
Я многого не понимаю, но должны же быть какие-нибудь зацепки… Что там Наташа говорила? Комиссия при Департаменте полиции? Не Контрразведки? При чем тут полиция? И как меня из одного департамента в другой «перекинули»? Нет, я не против больше не встречаться с Василием Васильевичем и его Аристархами. Мне и одного раза хватило… Но полиция?
Тот же унтер, уже в одиночку, отконвоировал меня обратно, во внутренний дворик, но не к кирпичной стенке, а к «копейке», переделанной в «воронок», помог забраться в крытую клетку кузова и передал ключи от моих наручников водиле. Кроме водителя был и охранник, молодой чернявый парень, который не полез вслед за мной, а устроился рядом с водилой на переднем сидении.
Унтер опустил брезентовый полог, закрывающий меня от внешнего мира, мотор «копейки» заурчал, и мы выехали из двора здания. Что это было за здание, где оно расположено, мне было неясно, но я надеялся на нос и уши. Птицы поют, а вот характерного городского шума не слыхать. Это как же понимать? База ярославской контрразведки не в Ярославле? А почему она должна быть в Ярославле? Прислушался еще, но мои охранники не слишком часто болтали между собой, видать, давно все перетерли, что могли.
— Черта красная у клиента, — лениво сказал, наконец, один из них, молодой, когда они вдоволь накурились, отчего я чуть не изблевался, — а с виду доходяга доходягой, соплей перешибешь…
