Нелинейная зависимость - [4]

С ними можно быть добрым и сильным по-настоящему. Ведь любая малость, которую москвичка воспримет как должное, для них становится ступенькой наверх. И чем незащищеннее была девушка, чем ярче она показывала шипы, нарощенные за время штурма Москвы, тем сильнее ему хотелось ее ласкать, обнимать и делать для нее маленькие чудеса.

Несколько лет назад Андрей прочел Михаила Веллера – «Приключения майора Звягина». Он не мог оторваться, читая про настоящего, непридуманного волшебника, живушего в большом городе и творящего чудеса.

Но особенно его восхитил рассказ «Некрасивая», где Звягин помогал затюканной неудачнице стать счастливой красавицей. Она была никому не нужная и совершенно пропащая, но Звягин подарил ей не только физическую красоту, он смог ободрать с нее те самые шипы, которыми такие натуры пытаются защититься от всего мира.

На взгляд Андрея в этом было гораздо больше эротики, чем если бы Звягин сдирал с нее одежду. После его вмешательства она осталась более голой, чем может быть любая женщина. А сам процес…

Андрей перечитывал этот рассказ раз тридцать, уже почти как порнографию, а не как литературу. Он представлял себя на месте Звягина, как заставляет ее обливаться холодной водой, как гоняет на лыжах, как заставляет делать еще тысячу бесполезных действий, и лишь десять полезных, чтобы она как можно больше зависела от него и как можно больше его ненавидела.

Он не мог понять, почему Звягин отказался от секса с ней. Это было немыслимо. Даже сейчас, в ванной, от этих воспоминаний тело налилось нарастающим возбуждением. Захотелось сбросить его, выплеснуться, опорожниться, но Андрей знал, что сегодня этого делать нельзя. Иначе в завтрашней встрече многое будет потеряно. Острота – вот что главное. Иначе столь сложная игра теряет всяческий смысл.

Он постарался расслабиться, затем облился из душа холодной водой. И все равно сердце колотилось быстрее обычного. Андрей с усмешкой вышел из ванной и, надев белье, отжался от пола двадцать пять раз. Он так делал еще на срочной службе, борясь с тем же самым. Помогло.

Теперь, если не дать фантазиям себя победить, можно будет работать почти до утра.

Он одел халат и вошел в комнату, которую друзья называли лабораторией, а он сам по-простому – кабинетом. Хотя на лабораторию это было больше похоже. Часть стены занимали металлические шкафы выносных модулей оперативной и жесткой памяти, эдакие серые холодильники от пола до потолка. Они пахли теплом, и перемигивались рядами разноцветных светодиодов, рассказывая о направлениях и скоростях обмена информацией. И, хотя каждый из модулей работал в высшей степени тихо, все вместе они наполняли комнату равномерным шелестом, почти не слышным, но пожирающим почти все негромкие звуки как внутри, так и снаружи. Андрей проработал на этой машине уже два года, но не знал точно, сколько в ней памяти. Когда не чувствуешь недостатка в чем-то, точные цифры не держатся в голове.

Мысль непроизвольно перескочила снова на женщин – Андрею понадобилось бы несколько минут, чтобы сосчитать всех, с которыми ему удалось довести игру до конца. Но даже после этого он бы не был уверен в точности цифры. В памяти оставались только яркие имена, которые подарили либо запоминающуюся игру, либо незабываемые ощущения. Воспоминания о серых, ничем не примечательных мышках оставались в малодоступных уголках памяти или замещались более красочными фигурами с такими же именами.

Еще запоминались скандалы, как с Мариной, о которой напомнил Артем. Больше всего Андрей не любил, когда игра начинала идти не по его правилам. Странные бывают женщины… Ну, не хочешь, не давай – никто насиловать не собирается. Так зачем бегать потом и выяснять, отчего же он, Андрей, не хочет с ней больше встречаться? Это не просто глупо, это подло. Почти так же подло, как не предупредить об отсутствии предохранения. О таких случаях Андрей предпочитал не вспоминать вовсе.

Мысль о возможности случайных беременностей смыла эротические фантазии, как волной, снова вернув мозг в рабочее состояние. Андрей сел в кресло. Три плоских монитора перед глазами напоминали не столько рабочее место ученого, сколько пульт управления звездолетом. Сразу за ними поднимались почти до потолка металлические этажерки, заставленные десятками приборов – серые, черные, серебристые короба, насквозь проросшие толстыми экранированными проводами. Все это мигало, светилось шкалами и флюоресцирующими экранами. Когда наступала ночь, Анрей не любил включать свет, и, оставаясь в темноте, наслаждался растекающимся свечением.

Это навевало воспоминания о детских фантазиях, в которых звездолеты мчались через мерцание звездных туманностей, а пульты управления фантастических подводных крейсеров мягко светились в вечной тьме океанских глубин. Это были фантазии о могуществе человека над слепыми стихиями. И именно он, Андрей, работал теперь над тем, чтобы сделать их явью, над прорывом человечества за границы привычного.

Лет тридцать назад прозорливый физик Ричард Фейнман заметил, что законы физики не будут препятствовать уменьшению размеров вычислительных устройств до тех пор, пока, «пока биты не достигнут размеров атомов и квантовое поведение не станет доминирующим». И ведь как в воду глядел! Через стык тысячелетий вычислительные технологии проскочили еще не на пределе возможностей, но уже видя перед собой глухую стену, за которой творилось нечто странное для нынешних инженеров и программистов. Странное и пугающее, а название ему – квантовый шум. Вероятностные процессы, мешающие привычным способам вычислений.