Некрономикон. Книга запретных тайн - [98]

, «Выводок королевы ведьм» Сакса Ромера⁷¹, «Дверь в ирреальное» Джеральда Блисса. В последнем сочинении ловко рассматривается старинное суеверие в отношении оборотней. Много более тонко и артистично организован через сочетание повествований отдельных персонажей роман «Холодная гавань» Френсиса Бретта Янга⁷², в котором властно обрисован старинный, загадочный и зловещий дом. Насмешливый и едва ли не всемогущий злодей Хэмфри Фернивал, следующий типажу раннего готического «злодея» в стиле Манфреда-Монтони, избавляется от пошлости под воздействием многих умных личностей. Лишь легкая расплывчатость объяснения в финале и несколько вольное использование гадания как сюжетного фактора не позволяют этому повествованию достичь абсолютного совершенства.

В романе «Заколдованный лес» Джон Бьюкен⁷³ с потрясающей силой изображает злой шабаш, как и прежде совершающийся в уединенном районе Шотландии. Описание черного леса, скверного камня и жутких космических теней, когда мерзость наконец уничтожается, вознаградят читателя за преодоление неторопливого развития действия и изобилие шотландских диалектизмов. Некоторые из коротких рассказов мистера Бьюкена также чрезвычайно ярки в своих призрачных намеках: «Зеленая гну» повествует об африканском колдовстве, «Ветер на крыльце» – о пробуждении мертвых британо-романских ужасов, особенно достоин внимания «Утес Скуле» с его субарктическими страхами.

Клеменс Хаусман⁷⁴ в короткой новеллетте «Вервольф» добивается высокой степени ужасного напряжения и в известной степени достигает атмосферы подлинного фольклора. В «Эликсире жизни» Артур Рэнсом⁷⁵ достигает некоторых темных и великолепных эффектов, невзирая на общую наивность сюжета, в то время как Г. В. Дрейк (1894–1963) в «Призрачной твари» открывает перед читателем загадочные и жуткие перспективы. «Лилит» Джорджа Макдональда обладает собственным убедительным своеобразием, причем первая, более простая версия из двух более эффектна.

Отдельного упоминания в качестве искусного мастера, для которого мир незримый всегда является бодрящим зельем и жизненной реальностью, достоин поэт Уолтер де ла Мар⁷⁶, чьи западающие в память стихи и роскошная проза наравне несут следы постоянного воздействия странного зрения, глубоко проникающего в туманные сферы красоты и ужаса, а также жутких и запретных размерностей бытия. В романе «Возвращение» мы видим, как душа мертвого человека выбирается из своей двухсотлетней могилы, чтобы соединиться с живой плотью, так что даже лицо жертвы становится тем, которое давно уже обратилось в прах. Среди коротких рассказов, которых набралось на несколько томов, некоторые просто невозможно забыть благодаря их власти над страхом и темными сетями колдовства; выделить можно «Тетку Ситона», в которой описывается отвратительный фон мерзкого вампиризма; «Дерево», где рассказывается о страшном растении во дворе умирающего от голода художника; «Из глубины», где нам позволено догадываться о том, какая тварь ответила на призыв умирающего мота в темноте одинокого дома, когда он потянул за шнурок звонка на чердаке, памятном со времени полного страхов детства; «Затворник», намекающий на то, что именно заставило случайного гостя ночью бежать из дома; «Мистер Кемп», в котором описывается обезумевший церковный отшельник, занятый поиском человеческой души и обитающий возле жуткого морского утеса у старинной заброшенной часовни; «Все святые», где рассказывается про демонические силы, осаждающие уединенную средневековую церковь и чудесным образом восстанавливающие отгнившую штукатурку. Де ла Мар не превращает страх в единственный или просто доминирующий элемент большинства своих рассказов, проявляя куда больший интерес к описаниям характеров. Кое-где он опускается до чистой и прихотливой фантазии на манер Барри⁷⁷. И тем не менее он принадлежит к числу тех немногих, для кого ирреальность обладает ярким и живым обликом, и таким образом может наделять свои исследования страха той острой потенцией, которой удается добиться лишь редкому из мастеров. Его стихотворение «Слушающие» возвращает в современную поэзию готический трепет.

Короткое повествование на сверхъестественные темы процветало в последние времена; важную роль сыграл здесь Э. Ф. Бенсон⁷⁸, чей «Человек, который зашел слишком далеко» тихим голосом нашептывает нам о доме на краю темного леса и об отпечатке копыта Пана, оставленного им на груди мертвеца. Томик рассказов мистера Бенсона, «Видимое и невидимое», содержит несколько обладающих особенной силой историй, среди которых выделяется рассказ «Negotiam Perambulans», повествующий о необычайном чудище с древней церковной панели, совершающем чудесное отмщение в одинокой деревне на побережье Корнуолла, в котором действует ужасное полуживотное-получеловек, обитающий на безлюдных вершинах Альп. Находящийся в другом сборнике «Лик» дышит смертоносной и могучей в своей безжалостности аурой погибели. Г. Р. Уэйкфилд⁷⁹ в своих сборниках «Они возвращаются вечером» и «Те, которые возвращаются» демонстрирует свое умение время от времени достичь подлинных высот ужасного, невзирая на атмосферу растлевающей усложненности. Самыми заметными являются «Красная ложа» с ее слизистым водяным злом, «Он приходит, и он проходит», «И он будет петь», «Кайрн», «Посмотри вверх», «Шкура слепого» и образчик тысячелетнего ужаса «Семнадцатая яма в Данкастере». Стоит упомянуть и о произведениях на сверхъестественную тему Герберта Уэллса и Артура Конан-Дойля. Первый из них в «Духе страха» достигает весьма высокого уровня, да и все повествования «Тридцати странных историй» имеют сильный фантастический подтекст. Дойль то и дело обращался к теме потустороннего, рождая особо сильную призрачную нотку, как в «Капитане Полярной звезды», повествующей о привидениях Арктики, и в «Лоте № 249», где более чем с обычной ловкостью обыгрывается тема оживленной мумии. Хью Уолпол