Некрасов - [32]
— Тьфу ты, пошлость какая! — сказал он брезгливо, захлопнув книгу. — Игра нечистого старческого воображения. Я с большой охотой напишу об этой книге, если позволите.
Некрасов сказал, что конечно позволит, но считает своим долгом предупредить: Владимир Григорьевич сейчас опять в большой моде, бывает в свете, посещает модные литературные салоны.
— Вы навлечете на себя гнев дамского общества, — говорил он.
— Не пугайте, не пугайте, — сказал Добролюбов. — Вы думаете, я в Нижнем был, так ничего не знаю? Наслышан от самых разнообразных лиц о его воскресшей славе. Все знаю и ничего не боюсь.
— Ну валяйте, если вы такой смелый, — засмеялся Некрасов. — Валяйте, терзайте бедного Бенедиктова! А потом за кого возьметесь?
— Рад бы за вас, Николай Алексеевич, да трудно. Трудно уже по одному тому, что вы не столь плодовиты, как Бенедиктов, — ответил, тоже смеясь, Добролюбов. — Нет, в самом деле, Николай Алексеевич, почему вы ничего не пишете в последнее время?
— Хотел бы писать, отец мой, да цензура не пущает. Если бы я себе волю дал — наплодил бы стихов больше, чем Бенедиктов. Только куда их потом девать? В стол складывать и надеяться, что потомки меня оценят, — я не так самоуверен. Ну, да хватит об этом. Мы с вами не сговорились еще об одном — о денежном вознаграждении за вашу работу. Дадим вам на первое время сто пятьдесят рублей в месяц. Это помимо гонорара, конечно. Ну, говорите, не стесняйтесь. Хватит ли? Если мало — подумаем, что еще можно сделав.
Добролюбов смущенно пробормотал, что на большее он не претендует, и быстро перевел разговор на другую тему. Он точно и не уезжал из Петербурга — все новости общественные были ему известны, он находился в курсе всех событий. Некрасов снова забрался на диван и, закурив сигару, с интересом слушал Добролюбова и Чернышевского, который тоже подсел к с юлу. Разговор шел о царском рескрипте, опубликованном недавно для всеобщего сведения. В нем очень глухо и туманно говорилось о крестьянском вопросе и совсем отсутствовали слова «свобода» и «отмена крепостного права». Зато Александр во всеуслышанье объявил, что он разрешает дворянам, согласно их просьбе, обсуждать вопрос об устройстве быта помещичьих крестьян. Этот документ сразу же определил тон и направление подготавливающейся реформы.
— Теперь все стало на свои места и все сделалось ясно, — говорил Добролюбов. — Вы заметили, как ловко все представлено: выходит, что благодетели — помещики сами возжелали освобождения крестьян. Почему бы не сказать и о том, что они этого пожелали только после того, как мужик им вилы под ребра поставил?
— Делается ясным, каких результатов можно ждать, — добавил Чернышевский. — Дело целиком передается в руки дворян, которым заранее сказано: вся земля принадлежит вам, а не крестьянам. Ждать, что при таких условиях они будут особенно озабочены улучшением быта крепостных, я, увы, не могу.
Он иронически отозвался о восторженной болтовне либералов, уверяющих, что в России настала эра неслыханного прогресса:
— Какой там, к черту, прогресс, когда в печати могут появляться статьи, ратующие за невежество? Совсем недавно известный филолог и писатель Даль опубликовал статейку, в которой высказывал мнения об опасности всеобщего распространения грамотности. В «Земледельческой» газете некий Давыдов — корреспондент Вольно-Экономического общества в Астрахани, печатно восхвалял розгу, как великое воспитательное средство!
Некрасов усмехался, слушая горячие слова друзей, и подумал о том, что, пожалуй, и он несколько поторопился и тоже впал в преждевременный восторг; но русская действительность успела основательно помять его иллюзии.
Он вмешался в разговор и неожиданно для себя сказал, рифмуя:
— Что и говорить… в печати уж давно не странность слова «прогресс» и «идеал» и слово дикое «гуманность» повторяет даже генерал.
— Николай Алексеевич, в вас заговорила муза, — воскликнул Добролюбов. — Дайте мне перо и бумагу — я буду записывать.
Некрасов развеселился и, смеясь, ответил, что чернила давно высохли в его чернильнице и перо покоробилось от длительного бездействия. Но Добролюбов быстро разыскал перо и чернильницу, вырвал несколько страниц из записной книжки и через полчаса, перебивая друг друга и вместе подбирая рифмы, они уже кончали стихотворение.
Некрасов декламировал, безжалостно пародируя свои собственные стихи. Он вскочил с дивана и расхаживал по комнате, заглядывая через плечо Добролюбова на бумагу, где появлялись строки нового стихотворения.
— Подождите, подождите, — закричал Добролюбов, бросая перо: — Я тоже чувствую приближение музы. Слушайте:
А дальше — ваше!
Он снова схватил перо и, разбрызгивая чернила, начал записывать сочиненную строфу. Чернышевский, улыбаясь, смотрел на поэтов и сетовал на свою бесталанность.
Аннотация издательства: Сорок пять лет жизни отдал автор службе в рядах Советских Вооруженных Сил. На его глазах и при его непосредственном участии росли и крепли кадры командного состава советской артиллерии, создавалось новое артиллерийское вооружение и боевая техника, развивалась тактика этого могучего рода войск. В годы Великой Отечественной войны Главный маршал артиллерии Николай Николаевич Воронов занимал должности командующего артиллерией Красной Армии и командующего ПВО страны. Одновременно его посылали представителем Ставки на многие фронты.
Данная статья входит в большой цикл статей о всемирно известных пресс-секретарях, внесших значительный вклад в мировую историю. Рассказывая о жизни каждой выдающейся личности, авторы обратятся к интересным материалам их профессиональной деятельности, упомянут основные труды и награды, приведут малоизвестные факты из их личной биографии, творчества.Каждая статья подробно раскроет всю значимость описанных исторических фигур в жизни и работе известных политиков, бизнесменов и людей искусства.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассматривается история бурной политической карьеры диктатора Ирака, вступившего в конфронтацию со всем миром. Саддам Хусейн правит Ираком уже в течение 20 лет. Несмотря на две проигранные им войны и множество бед, которые он навлек на страну своей безрассудной политикой, режим Саддама силен и устойчив.Что способствовало возвышению Хусейна? Какие средства использует он в борьбе за свое политическое выживание? Почему он вступил в бессмысленную конфронтацию с мировым сообществом?Образ Саддама Хусейна рассматривается в контексте древней и современной истории Ближнего Востока, традиций, менталитета л национального характера арабов.Книга рассчитана на преподавателей и студентов исторических, философских и политологических специальностей, на всех, кто интересуется вопросами международных отношений и положением на Ближнем Востоке.