— Прощу ли я? О милые мои, милые, родные? Мое сердце давно было раскрыто для вас. Все забыто, все прощено… И дурнушка Ло чувствует себя такой счастливой такой ужасно счастливой!
Кто это плачет там в темном уголку. Это — Мурка… Она так дрожала бедняжка за жизнь своей Лизы и теперь напряжение нервов вылилось в слезах!
Но почему же среди милых, сияющих растроганных лиц я не вижу ни Феи ни Незабудки… Или одна все еще не хочет меня знать, а другая лежит беспомощная потрясенная, испуганная, больная?
— Где Фея? Где Незабудка!
Со страхом спрашиваю я у окружающих меня девочек.
— Не бойся, милая, душка ты наша! Они здесь, — и Ляля Грибова закрепляет свою фразу крепким поцелуем. Вмиг расступается передо мной вся толпа девочек и пропускает вперед две тонкие стремительно бросившиеся ко мне фигурки.
— Вы героиня, Лиза! Позвольте мне поцеловать вас! — слышу я красиво вибрирующий всеми своими металлическими нотками голос и серые, обычно холодные глаза сияют мне теперь мягко, мягко, как вряд ли кому из чужих сияли они, когда-либо в жизни, эти прекрасные глаза.
Я протягиваю руку… Мои губы не в силах произнести ни слова… Мое сердце слишком полно… Я пожимаю изящные хрупкие пальцы Феи, я принимаю её ласковый поцелуй.
— Я уважаю вас за величину вашей души, графиня Лиза! — звучит снова металлический голосок и искренностью веет от этих слов красавицы Дины.
— Лиза! Лизочка! Дорогая! Любимая! А меня… А меня пожелаешь ли ты простить и поцеловать! — слышу я дрожащий слезами голос и с каким-то мне самой непонятным чувством нежности и любви широко раскрываю объятия.
Один миг и бледное худое личико, подернутое усталостью, и огромные цветы — глаза, оттененные синевой, обычно насмешливые глаза, а теперь полные такого глубокого, такого горячего чувства скрываются у меня на груди.
С минуту времени мы обе я и Незабудка крепко сжимаем в объятиях друг друга. Ведь обе мы избегли смертельной опасности в эту ночь… Ведь обе были на волосок от смерти… Оля тихо судорожно всхлипывает у моего сердца… Потом быстро откидывает голову назад… Забрасывает мне на плечи свои худенькие руки и говорит прерывистым шепотом:
— Я все знаю… Аннибал мне все рассказала. Если б не ты… Отец с матерью никогда-никогда бы не увидели больше их Олю… О как ты, отплатила мне за принесенное тебе зло, моя добрая, моя чудная, моя смелая Лиза! Ах, если бы я могла, если бы умела благодарить.
И она еще долго целовала меня, пока неожиданно появившаяся Лидия Павловна не приказала всем расходиться из дортуара, чтобы дать мне покой. Последнее обстоятельство крайне поразило меня. Я думала, что все еще длится ночь, ночь моего ужаса и борьбы за жизнь. Оказалось, что было уже утро и девочки вернулись сюда после молитвы, караулить мое пробуждение.
— Дитя мое, если вы чувствуете себя хоть сколько-нибудь дурно, скажите я сведу вас в лазарет! — услышала я тревожный голос классной дамы и взглянув на нее увидела заботливо устремленный на меня взгляд. И тут только я вспомнила чьи сильные руки подхватили меня в страшную минуту опасности, кто вырвал меня и Незабудку из когтей смерти. И не отдавая себе отчета, принято ли так поступать, я исполненная неизъяснимого чувства признательности схватила руку Лидии Павловны и благоговейно, как святыню, поднесла ее к моим горячим губам.
Моему сладкому сну было суждено продолжиться еще долго, долго… Происшествие с Незабудкой и со мной очень быстро облетело весь институт. Меня звали к начальнице, ласкали, благодарили… Старшие и «свои» смотрели на меня восхищенными глазами, и всячески старались сделать, что-нибудь приятное для меня, младшие толпой бегали за мной наперегонки и «обожали» меня так, как никого еще не обожали до сих пор… Наконец, в один из четверговых приемов меня позвали в лазарет, где была на время излечения помещена Незабудка. Когда я вошла в приемную комнату нашей институтской больницы навстречу мне поднялся высокий статский и небольшого роста худенькая дама, как две капли воды похожая на Незабудку. Последняя в своем белом больничном халатике встретила меня еще на пороге и, схватив за руку, потащила к своим.
— Папа, мама! Вот она моя спасительница! Вот спасительница вашей Оли! — и прыгнув мне на шею она, буквально душила меня поцелуями плача и смеясь.
Глубокие прочувственные слова отца, нежный, нежный поцелуй матери, в котором вылилось накопившееся чувство долго сдерживаемой признательности, сладко, отозвались в душе неизбалованной лаской Ло! И когда маленькая ручка госпожи Зверевой перекрестила меня, а губы еще раз прошептали на прощанье:
— Благослови тебя Бог милая девочка за нашу Олю! — я не выдержала и разрыдалась навзрыд..
Уже вдогонку летели за мной поспешные фразы и просьбы приехать к ним, провести с ними праздник одной родной и тесно сплоченной семьей.
Я не помню как выскочила я из лазарета, как промахнула всю длинную лестницу весь «райский путь», выражаясь институтским слогом и очутилась в классе.
Мне суждено было, очевидно, быть счастливой весь этот день до конца…
Едва я переступила порог знакомой светлой комнаты, как заметное волнение и суматоха происходившие там сразу бросилась мне в глаза. Девочки теснились вокруг кафедры, на которой торжественно восседала Аннибал и неистово колотя по столу руками, кричала:
