Некоторые проблемы истории и теории жанра - [170]

В наши дни трудно выделить, что для литературы насущнее: предостерегать, привлекать ли внимание к опасностям, которыми чреват научно-технический прогресс под расколотым небом планеты, или вселять надежду на лучшее будущее. Одно неотделимо от другого. И в своих художественных решениях этой двуединой задачи научно-фантастическая литература не просто усваивает логику эпохи — она давно уже (по крайней мере с тех пор, как Ж.Верн придал её черты развитого жанра) активно осуществляет воздействие будущего на настоящее.

Она служит подлинно гуманистическому прогрессу не только тем, что развёртывает в завтра сегодняшние проблемы человека и общества, не только подхватывает с переднего края науки (в том числе и гуманитарной) и развивает в художественных образах смелые гипотезы с переднего края творческого познания и жизненной практики. На современном этапе особенно ценно, что художественный мир этой литературы заражает воображение опережающим видением и пониманием процессов действительности, что она культивирует повседневное сознание проективного типа как синтез непосредственно-художественного миропредставления с научно-теоретическим.

Интеллект, или структура умственных способностей, от которой зависит стратегия решения встающих перед человеком проблем, а стало быть, и наша активно-преобразующая деятельность, — категория не только индивидуальная, которая закладывается наследственно и воспитывается всей жизнью индивида; интеллект точно так же изменяется в истории общества, как всё остальное сознание. Поэтому на новых витках прогресса интеллектуальное творчество тоже нуждается в преодолении инерции. И в этом-то заключён источник нынешней общекультурной потребности в научной фантастике.

Когда на вопрос, отчего научно-фантастические образы настойчиво проникают сегодня во владения «большой» литературы, литературная критика отвечает в том духе, что, мол, писатели-реалисты озабочены поиском свежих изобразительных средств — это только часть истины, хотя и симптоматичная для поэтической зрелости литературной «Золушки». С точки же зрения общелитературного процесса существеннее, нам думается, художественно-методологическая природа фантастических исканий. При нынешней плотной «состыковке» социального прогресса с научно-техническим, современный реализм как эффективный способ познания будущего не может не синтезировать непосредственно-художественное миропредставление с научно-теоретическим. Когда продуктивность преобразований в нашем мире всё больше зависит от временной ориентации сознания, литературная наука не может не обратить внимания на то, насколько художественное человековедение обогащает интеллект пониманием и ощущением «готовностей» (употребим уместное здесь слово М.Е.Салтыкова-Щедрина) будущего в настоящем.

В эстетической и нравственной сферах память прошлого навсегда остаётся созидательным наследием будущего. Вечна жизнь красоты, запёчатлённой искусством: последующие ценности не отменяют, а углубляют восприятие прежних шедевров. Иное дело в научном познании, где каждое новое поколение не может не испытывать на прочность прежние сведения об окружающем мире и человеке. Здесь ценностное соотношение старого и нового беспрерывно меняется. В школе будущего, описанной И.Ефремовым в романе «Туманность Андромеды», преподают самые последние факты, гипотезы, теории. Это важно не только в целях оперативной информации, но и для того ещё (а, может быть, это и есть самое главное), чтобы понимание науки формировалось сразу с переднего края, — чтобы с ранних лет научить человека учиться новому. Научить каждого мыслить так, чтобы опережающая события работа сознания определяла повседневный стиль нашей умственной деятельности, -всеобъемлющая задача, и мировоззренческая, и нравственно-психологическая (пробудить, например, сознательный интерес миллионов к новым проблемам страны), и, что нас интересует в связи с научной фантастикой, также задача художественно-интеллектуальная.

Конечно, новому должна лучше учить система образования. Но вот развить чувство нового, потенциально столь же нам свойственное, как и привычка к старому, по силам лишь всей культурной обстановке, всей нашей жизни. Только в общем потоке действительности целиком задействуется активность интеллекта, перестраивается структура сознания, выдвигается наряду с пониманием будущего также и ощущение и воображение будущего.

Совершенно особый интерес представляют в этих условиях литературные модели: они создают наиболее полное и целостное представление о преобразующей деятельности человека. И что касается научно-фантастических моделей, то, в отличие от непосредственно-реалистических форм искусства, сосредоточенных, если говорить о тематике научно-технической революции, на социально-психологических последствиях развития науки и техники, литература жюль-верновской традиции ценна, как мы уже упоминали, своим прямым изображением предстоящих свершений. Самими принципами, проективным характером своего реализма, научная фантастика во всех своих разновидностях, от «технологической» до социально-психологической, всегда была на этом острие научно-технического прогресса. По своей природе она противоположна идее экстенсивного развития.