Некоторые парни… - [44]

Зак прав. Я так делал. И это работает.

– Да, я бы тоже пошел за ней. – Эти слова оставляют неприятное послевкусие у меня во рту.

– Так вот, Грэйс вся такая расстроенная, а я пытаюсь ее утешить, ну, понимаешь? Целую ее один раз, она отстраняется, говорит, что не хочет. Ну и ладно. Это нормально. Но она продолжает рассказывать о том, какая Миранда эгоистка, что у нее никогда нет времени на Грэйс, что Миранда хочет говорить только о своих проблемах. Она говорит, что у нее тоже есть проблемы, но никто не хочет их обсуждать. Я беру ее за руку, веду к поваленному дереву – знаешь, возле старых рельсов? Мы садимся. Я обнимаю ее одной рукой. Она не уклоняется. Я трогаю ее колено, она не возражает. К тому моменту Грэйс чуть ли не плачет из-за своего папы, своей мачехи, Миранды, тебя…

Что?

– Меня?

– Ага, тебя. Колье на тебя запала, братишка.

Теперь я об этом знаю, но почему она плакала?

– И ты все равно к ней подкатил?

Зак пожимает плечами.

– Конечно. Вы же не были официально вместе, что такого-то?  

Открыв дверцу, выбираюсь из машины, чтобы не выбить Заку зубы. Я никогда не подкатывал к Грэйс, потому что он пригласил ее на свидание первым. Придурок.

– Подожди, бро. Ты хотел узнать, что случилось, так хотя бы выслушай всю историю целиком.

Черт. Я больше не хочу слушать. Прислонившись к заднему бамперу, скрещиваю руки на груди.

– Знаешь, что? Я бы хотел, чтобы ты туда пришел. Ты должен был находиться там, братан, и тогда, может, ничего такого бы не произошло!

Сунув руки в карманы, отвожу взгляд.

– Грэйс все время ныла, Рассел. Она должна была плакать на твоем плече, но тебя там не было. Я был. Мне что, нужно было просто оставить ее в таком состоянии? Я никогда прежде не видел ее такой. Грэйс всегда крутая и стервозная, знаешь? Поэтому я подумал… вот мой шанс. Не упусти его! Я наклоняюсь, чтобы поцеловать ее, но она отворачивается, поэтому я целую ее в шею. – Он дотрагивается до точки прямо у себя под ухом. – Я думал, ей это понравилось. Она тихо застонала, легла на спину, вытянулась на земле. Скажи мне, что это не знак.

Проклятье, я не могу.

– Она этого хотела. Она показала мне все знаки. Поэтому я лег рядом с ней, опять поцеловал. Она дрожала. Земля едва оттаяла и ей, наверно, было холодно, поэтому я завел дело дальше. Ну, знаешь, чтобы ее разгорячить. Грэйс меня не остановила. Она меня не оттолкнула. Ничего не сказала, только стонала. Поэтому я продолжил. Когда снял с нее футболку, достал телефон.

Я была без сознания. Голос Грэйс раздается эхом у меня в голове. Сейчас я хочу задушить своего лучшего друга.

– Она отключилась, Зак.

– Нет! Черт побери, Рассел. Она стонала. Скажи мне, каким образом это можно считать изнасилованием, потому что я не понимаю. Я не держал ее! У нее было достаточно времени, чтобы убежать, оттолкнуть меня, вернуться к своим подружкам, но она этого не сделала.

Поднимаю руки.

– А как насчет того, что произошло после, Зак? – Моргнув, он смотрит на меня, и я не сдерживаю ругательство. – Ну же, старик. После. Когда вы все разбежались, потому что тебе показалось, будто вас накрыли копы. Ты бросил ее там.

  – Грэйс хотела найти свою одежду! Сказала, что догонит меня. – Он качает головой и вздергивает обе руки вверх. – Ох, брось, Рассел! Если бы ты там был, то поступил бы так же. Признай.

Его слова роятся у меня в голове, переплетаясь со словами Грэйс. Я думаю о том, как Линдси позволила моим друзьям себя облапать, насколько мерзко это выглядело. Внезапно в памяти всплывает Эрин Шпехт и ночь, когда я лишился девственности. Та же сцена, та же проклятая сцена. Только в тот раз я охотно принимал участие, а не чувствовал отвращение. Дерьмо! Оттолкнувшись от бампера, иду в закусочную. С меня хватит. Хватит разговоров. Хватит Грэйс. Хватит драмы.

 – Йоу! Как дела? – Джереми поднимает руку; я даю ему пять по пути к стойке заказа. Несколько минут спустя уплетаю пару бургеров и всеми силами пытаюсь вытеснить к черту слова Зака из своей головы.

Парни изводят Кайла из-за его стрижки. Ирокез канул в лету. Осталась только плоская полоса по центру. У меня нет настроения дурачиться. Я осматриваю зал. К стенам прикреплено несколько плазменных панелей, звук отключен. Одна транслирует новости. Другая – спортивный канал. Мой телефон вибрирует. Это папа. В течение секунды я всерьез подумываю швырнуть сотовый в один из телевизоров. Что я мог сделать, на сей раз … или, может, не сделать, чтобы рассердить отца?

Еда, которую только что проглотил, мгновенно разлагается, живот сводит. Я стою, но как поднялся – не помню. Зак рядом со мной.

– Йен, остынь. Давай набухаемся, идет?

Да. Да, идет. Остановить все это, заставить исчезнуть. Не могу иметь дело с папой сейчас. Смотрю на друга и благодарно киваю.  

Полчаса спустя мы с Заком сидим в его гостиной, откинувшись на спинки кресел с парой бутылок пива в руках. Его родители наверху. Зак уверяет, что все нормально. Какая разница. Отхлебнув пива, вдруг произношу:

– Зак, я должен рассказать папе правду.

Он сидит в кресле в противоположном конце комнаты. Смотрит на меня, затем качает головой.

– Плохая идея, старик.