Некоторые не уснут - [3]

            Ерунда все это! Ничего там такого нет! И Пикеринг ничего не видел. Но если б мы возразили ему, он стал бы орать "Нет, видел! Нет, видел!", и что мы с Ричи способны только шептаться у ворот.

            - Давайте просто постоим и посмотрим. А в дом можем пойти и в другой день, - предложил Ричи.

            - Да ты просто сдрейфил! - Пикеринг пнул его по ноге. - Всем расскажу, что Ричи обмочил штаны.

            Ричи побледнел, его нижняя губа задрожала. Как и я, он представил себе толпы налетевших детей, кричащих "Зассыха! Зассыха!". Трусов гонят отовсюду, трусов не зовут играть, и им приходится наблюдать за игрой со стороны, как последним неудачникам. Каждый ребенок в городе знает, что дом забирает братьев, сестер, кошек и собак. Но когда мы слышим доносящийся с холма плач, считаем своим долгом заставить друг друга пойти туда. Так уж повелось. Пикеринг принадлежал к числу самых отчаянных ребят, и он не мог не пойти.

            Отступив назад и смерив взглядом ворота, Пикеринг произнес:

            - Я полезу первым. А вы смотрите, где я хватаюсь руками, и куда ставлю ноги. Перебрался он через ворота довольно быстро. Немного замешкался наверху, когда нога попала между двух шипов, но вскоре уже стоял на другой стороне, ухмыляясь нам. Мне же показалось, будто в ворота была встроена маленькая лесенка. Металлические стебли обвивали длинные стержни, образуя ступени для маленьких рук и ног. Я слышал, что маленькие девочки всегда находили в кирпичной стене тайную деревянную дверцу, которую потом никто не мог отыскать. Но это могли быть просто очередные байки.

            Если б я не полез, а поход увенчался успехом, я до конца жизни был бы "зассыхой" и жалел, что не пошел с Пикерингом. Мы могли бы вместе быть героями. Меня переполняло то же самое сумасшедшее чувство, которое заставляло меня забираться на самую вершину дуба, смотреть на звезды и отпускать на несколько секунд ствол, зная, что если упаду, то разобьюсь насмерть.

            Когда я карабкался вверх, оставив позади что-то шепчущего Ричи, ворота подо мной скрипели и стонали так громко, что, наверняка, слышно было и на холме и в самом доме. Когда я добрался до верха и приготовился перекинуть ногу на другую сторону, Пикеринг пошутил:

            - Смотри, не оторви себе этими шипами яйца.

            Я не то, чтобы не улыбнулся, я даже не мог дышать. Ворота оказались выше, чем казалось с земли. Ноги и руки у меня дрожали. Я перенес одну ногу через шипы, и к горлу вдруг подступила паника. Я представил, что если сейчас сорвусь, шип проткнет мне бедро, и я буду висеть на воротах, истекая кровью. Я посмотрел на дом, и мне показалось, что из каждого окна за мной наблюдают лица.

            Я сразу вспомнил все те истории про белый дом на холме: про красные глаза твари, которая высасывает кровь, про прячущихся там педофилов, которые истязают пленников по нескольку дней, после чего закапывают заживо, поэтому детей никогда не заходят. Некоторые говорят, что существо, плач которого мы слышим, может принимать облик прекрасной женщины, но как только она схватит тебя, лицо у нее тут же меняется.

            - Давай быстрее. Это легко, - поторопил меня Пикеринг.

            Я медленно перенес вторую ногу через шипы, и спустился вниз. Пикеринг был прав. Перелезть через ворота оказалось совсем не сложно. Даже маленьким детям под силу.

Я стоял под палящим солнцем с другой стороны ворот и улыбался. Здесь солнечный свет был ярче, поскольку отражался еще от белой кладки и окон дома. А воздух был каким-то странным - очень густым и теплым. Когда я посмотрел сквозь ворота на Ричи, мир вокруг него казался серым и мрачным, словно с той стороны наступила осень. Он стоял и покусывал нижнюю губу. Трава под ногами так блестела на солнце, что на нее было больно смотреть. Красные, желтые, лиловые и оранжевые цветы радовали глаз и пахли настоящим летом. Вокруг деревьев, статуй и подъездной дорожки висело марево. Воздух был таким теплым, что по телу у меня прошла легкая дрожь. Закрыв глаза, я произнес:

            - Красота.

            Это слово я обычно не произносил при Пикеринге.

            - Хотел бы я здесь жить, - сказал он и широко улыбнулся.

            Мы оба рассмеялись и обнялись, чего никогда до этого ни делали. Все мои прежние тревоги казались какими-то ничтожными. Я почувствовал, будто стал выше и могу идти куда угодно и делать все, что захочу. Знаю, Пикеринг почувствовал то же самое. Слова Ричи казались нам глупыми, и сейчас я их даже не помнил.

            Защищенные нависающими ветвями деревьев и высокой травой, мы стали подниматься к дому, держась края дорожки. Но спустя какое-то время я немного занервничал. Дом оказался больше, чем я его себе представлял первоначально. И хотя мы никого не видели и не слышали, я почувствовал, будто мы идем в тихое, но многолюдное место, откуда за нами наблюдает множество глаз. Следит за нами.

            Мы остановились возле первой статуи, не полностью скрытой зеленым мхом и мертвыми листьями. Сквозь ветви дерева мы сумели разглядеть двух каменных детей, стоящих обнаженными на мраморном постаменте. Мальчика и девочку. Они улыбались, но как-то не по-доброму, поскольку зубы у них были оскалены.