Неизвестный Троцкий (Илья Троцкий, Иван Бунин и эмиграция первой волны) - [14]
Послесловие к нему, поражающее своей убийственной и беспощадной прямотой, написал Максим Горький:
Книгу эту следовало бы озаглавить так: «Деяния обезумевших скотов». Составляя кровавую книгу грязных подвигов христолюбивого русского народа, В.И. Гусев-Оренбургский, бывший священник, человек совестливый, чувствовал себя, должно быть, очень подавленным той позорной правдой, которую ему пришлось видеть, слышать и рассказать. Он употребил немало усилий для того, чтобы собрать и отметить все, самые ничтожные проблески примитивной «жалости», видимо надеясь, что эта «жалость» — свойственная даже и животным, но оскорбительная для разумных людей, — эта жалость ляжет яркими пятнами трогательной человечности на однообразно-мрачную картину бессмысленного, бредового зверства».
Вспоминая о том, как он делал «первые робкие шаги на литературном поприще»>39 И.М. Троцкий описывает и свою первую встречу с А.И. Куприным:
Время горячее и вдохновенное. Россия клокотала политическими страстями. Столица жила как в горячке. Литература и журналистика расцветали пышным цветом. Чуть ли не каждый день нарождались новые журналы и газеты. Откуда-то из провинциальной глуши нагрянула в Петербург целая ватага молодых талантов и дарований. Страницы новых изданий пестрели незнакомыми именами. Раскрепощенное от цензурных оков слово играло яркой мыслью и пенилось революционным задором. Литературный Петербург бредил наяву. Не знал грани дня и ночи. <...>
Звезда А.И. Куприна стояла тогда в зените славы. Мне страстно хотелось с ним познакомиться.
— Куприн у меня сегодня будет. Приходите. Познакомитесь... — сказал небрежно Пильский, поправив неизменно сползавшее пенсне.
И вот я у Пильского. В его «берлоге», как тогда в литературном мире окрестили беспорядочно заваленную книгами, журналами и газетами квартиру неистового критика. С трепетом и волнением жду знаменитого автора «Поединка».
Я мыслил себе Куприна стройным красавцем и бравым офицером. Такое представление создал себе о нем, читая его изумительные произведения.
Каково же было мое разочарование, когда в комнату шумно ввалился всклокоченный увалень в сильно потертом костюме и в брюках с «бахромою».
От наблюдательного писателя трудно было скрыть изумление.
— Что, батенька, разочарованы. Вы себе меня иным рисовали? Не смущайтесь, юноша! Не вы первый и не вы последний!.. Послушайте, какой курьез со мной в Самаре произошел.
Попал я в этот богоспасаемый город случайно... Дело было зимою. Поезд наш застрял в снегу. Решил переночевать в городе. Куда пойти? Отправился в дворянский клуб. Хотя знакомых никого, костюмчик неважный, все же впустили. С холода да от одиночества немного лишнее выпил. Подходит ко мне старшина и справляется о моей персоне. Замечаю, что у старшины физиономия расплывается в улыбку и он с ехидцою говорит: «Вы что же, быть может, писатель Куприн?» Киваю утвердительно головою. Он, дескать, самый и есть. Поверите, чуть не отколотили! Даже хмель прошел. С трудом спасся...
Вот, батенька, в какие переделки попадаю из-за своей внешности.
В эмиграции И.М. Троцкий без сомнения не раз встречался с Куприным, но никаких воспоминаний больше не оставил.
Петр Пильский
Петр Моисеевич Пильский — один из самых плодовитых и ярких русских публицистов первой половины XX в. — родился в 1876 г. в офицерской семье в Орле. Его мать принадлежала к старинному французскому роду Девиер — этой фамилией журналист, использовавший огромное количество псевдонимов>40, часто подписывал свои литературно-критические статьи и заметки. По желанию отца Петр с младых ногтей начал делать военную карьеру: учился в Московском кадетском корпусе, в престижном Московском Александровском военном училище. В училище Петр Пильский близко сошелся с Александром Куприным. Дружба этих впоследствии известных литераторов со временем переросла в литературное сотрудничество. Впервые Пильский осознал себя литератором после того, как стал посещать литературный кружок Валерия Брюсова.
Сам Пильский, однако, тяготел к реалистической традиции, придерживаясь «классической» линии Пушкин — Лев Толстой — Чехов. В 1894 г. он посетил Ясную Поляну, где имел личную беседу со Львом Толстым. И хотя на Толстого сам он особого впечатления не произвел, Пильский запомнил их встречу на всю жизнь, восприняв доброжелательное отношение писателя к своей персоне как благословение на серьезные занятия литературой. Решив посвятить себя литературе, Пильский выходит в отставку и в 1898 г. появляется в Петербурге, где обзаводится солидными литературными знакомствами: Владимир Короленко, Максим Горький, Леонид Андреев...
Пильского знали и как хорошего лектора, сочетавшего талант едкого фельетониста и жадного на впечатления репортера>41.
Хотя Пильский чурался всякого рода «измов», он, как отмечалось выше, поддержал в начале пути идейного вождя акмеизма Николая Гумилева, дружил с футуристом Василием Каменским и даже выступал на эпатажном вечере футуристов в Одессе в начале 1914 г.>42
По многочисленным воспоминаниям современников, в быту Пильский был склонен к загулам, жил беззаботно и безрассудно:
Настоящая книга относится к жанру документальной беллетристики и повествует о жизни советского художественного андеграунда 60-х – 80-х годов XX в. Ее персонажи – художники и поэты-нонконформисты, являвшиеся, по мнению партийных идеологов, «выразителями буржуазной эстетики и морали». На страницах книги читатель встретит немало имен бывших «гениев андеграунда». Из образов этих людей, их историй и элементов своей собственной биографии автор соткал яркое мозаичное полотно того «чудного» времени, коим являлись последние три десятилетия существования СССР, страны несбыточных надежд. В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.
Вниманию читателя предлагается первое подробное жизнеописание Марка Алданова – самого популярного писателя русского Зарубежья, видного общественно-политического деятеля эмиграции «первой волны». Беллетристика Алданова – вершина русского историософского романа ХХ века, а его жизнь – редкий пример духовного благородства, принципиальности и свободомыслия. Книга написана на основании большого числа документальных источников, в том числе ранее неизвестных архивных материалов. Помимо сведений, касающихся непосредственно биографии Алданова, в ней обсуждаются основные мировоззренческие представления Алданова-мыслителя, приводятся систематизированные сведения о рецепции образа писателя его современниками.
В книге, посвященной теме взаимоотношений Антона Чехова с евреями, его биография впервые представлена в контексте русско-еврейских культурных связей второй половины XIX — начала ХХ в. Показано, что писатель, как никто другой из классиков русской литературы XIX в., с ранних лет находился в еврейском окружении. При этом его позиция в отношении активного участия евреев в русской культурно-общественной жизни носила сложный, изменчивый характер. Тем не менее, Чехов всегда дистанцировался от любых публичных проявлений ксенофобии, в т. ч.
Настоящая книга писателя-документалиста Марка Уральского является завершающей в ряду его публикаций, касающихся личных и деловых связей русских писателей-классиков середины XIX – начала XX в. с евреями. На основе большого корпуса документальных и научных материалов дан всесторонний анализ позиции, которую Иван Сергеевич Тургенев занимал в национальном вопросе, получившем особую актуальность в Европе, начиная с первой трети XIX в. и, в частности, в еврейской проблематике. И. С. Тургенев, как никто другой из знаменитых писателей его времени, имел обширные личные контакты с российскими и западноевропейскими эмансипированными евреями из числа литераторов, издателей, музыкантов и художников.
Книга посвящена истории взаимоотношений Ивана Бунина с русско-еврейскими интеллектуалами. Эта тема до настоящего времени оставалась вне поле зрения буниноведов. Между тем круг общения Бунина, как ни у кого другого из русских писателей-эмигрантов, был насыщен евреями – друзьями, близкими знакомыми, помощниками и покровителями. Во время войны Бунин укрывал в своем доме спасавшихся от нацистского террора евреев. Все эти обстоятельства представляются интересными не только сами по себе – как все необычное, выходящее из ряда вон в биографиях выдающихся личностей, но и в широком культурно-историческом контексте русско-еврейских отношений.
Книга посвящена раскрытию затененных страниц жизни Максима Горького, связанных с его деятельностью как декларативного русского филосемита: борьба с антисемитизмом, популяризация еврейского культурного наследия, другие аспекты проеврейской активности писателя, по сей день остающиеся terra incognita научного горьковедения. Приводятся редкие документальные материалы, иллюстрирующие дружеские отношения Горького с Шолом-Алейхемом, Х. Н. Бяликом, Шолом Ашем, В. Жаботинским, П. Рутенбергом и др., — интересные не только для создания полноценной политической биографии великого писателя, но и в широком контексте истории русско-еврейских отношений в ХХ в.
В первой части книги «Дедюхино» рассказывается о жителях Никольщины, одного из районов исчезнувшего в середине XX века рабочего поселка. Адресована широкому кругу читателей.
В последние годы почти все публикации, посвященные Максиму Горькому, касаются политических аспектов его биографии. Некоторые решения, принятые писателем в последние годы его жизни: поддержка сталинской культурной политики или оправдание лагерей, которые он считал местом исправления для преступников, – радикальным образом повлияли на оценку его творчества. Для того чтобы понять причины неоднозначных решений, принятых писателем в конце жизни, необходимо еще раз рассмотреть его политическую биографию – от первых революционных кружков и участия в революции 1905 года до создания Каприйской школы.
Книга «Школа штурмующих небо» — это документальный очерк о пятидесятилетнем пути Ейского военного училища. Ее страницы прежде всего посвящены младшему поколению воинов-авиаторов и всем тем, кто любит небо. В ней рассказывается о том, как военные летные кадры совершенствуют свое мастерство, готовятся с достоинством и честью защищать любимую Родину, завоевания Великого Октября.
Автор книги Герой Советского Союза, заслуженный мастер спорта СССР Евгений Николаевич Андреев рассказывает о рабочих буднях испытателей парашютов. Вместе с автором читатель «совершит» немало разнообразных прыжков с парашютом, не раз окажется в сложных ситуациях.
Из этой книги вы узнаете о главных событиях из жизни К. Э. Циолковского, о его юности и начале научной работы, о его преподавании в школе.
Со времен Макиавелли образ политика в сознании общества ассоциируется с лицемерием, жестокостью и беспринципностью в борьбе за власть и ее сохранение. Пример Вацлава Гавела доказывает, что авторитетным политиком способен быть человек иного типа – интеллектуал, проповедующий нравственное сопротивление злу и «жизнь в правде». Писатель и драматург, Гавел стал лидером бескровной революции, последним президентом Чехословакии и первым независимой Чехии. Следуя формуле своего героя «Нет жизни вне истории и истории вне жизни», Иван Беляев написал биографию Гавела, каждое событие в жизни которого вплетено в культурный и политический контекст всего XX столетия.
Марек Эдельман (ум. 2009) — руководитель восстания в варшавском гетто в 1943 году — выпустил книгу «И была любовь в гетто». Она представляет собой его рассказ (записанный Паулой Савицкой в период с января до ноября 2008 года) о жизни в гетто, о том, что — как он сам говорит — «и там, в нечеловеческих условиях, люди переживали прекрасные минуты». Эдельман считает, что нужно, следуя ветхозаветным заповедям, учить (особенно молодежь) тому, что «зло — это зло, ненависть — зло, а любовь — обязанность». И его книга — такой урок, преподанный в яркой, безыскусной форме и оттого производящий на читателя необыкновенно сильное впечатление.В книгу включено предисловие известного польского писателя Яцека Бохенского, выступление Эдельмана на конференции «Польская память — еврейская память» в июне 1995 года и список упомянутых в книге людей с краткими сведениями о каждом.
Предлагаемые вниманию читателей воспоминания Давида Соломоновича Шора, блестящего пианиста, педагога, общественного деятеля, являвшегося одной из значительных фигур российского сионистского движения рубежа веков, являются частью архива семьи Шор, переданного в 1978 году на хранение в Национальную и университетскую библиотеку Иерусалима Надеждой Рафаиловной Шор. Для книги был отобран ряд текстов и писем, охватывающих период примерно до 1918 года, что соответствует первому, дореволюционному периоду жизни Шора, самому продолжительному и плодотворному в его жизни.В качестве иллюстраций использованы материалы из архива семьи Шор, из отдела рукописей Национальной и университетской библиотеки Иерусалима (4° 1521), а также из книг Shor N.
В книге собраны материалы, освещающие разные этапы отношений писателя Корнея Чуковского (1882–1969) и идеолога сионизма Владимира (3еева) Жаботинского (1880–1940).Впервые публикуются письма Жаботинского к Чуковскому, полицейские донесения, статьи из малодоступной периодики тех лет и материалы начатой Чуковским полемики «Евреи и русская литература», в которую включились также В. В. Розанов, Н. А. Тэффи и другие.Эта история отношений Чуковского и Жаботинского, прослеживаемая как по их сочинениям, так и по свидетельствам современников, открывает новые, интереснейшие страницы в биографии этих незаурядных людей.
Художник Амшей Нюренберг (1887–1979) родился в Елисаветграде. В 1911 году, окончив Одесское художественное училище, он отправился в Париж, где в течение года делил ателье с М. Шагалом, общался с представителями европейского авангарда. Вернувшись на родину, переехал в Москву, где сотрудничал в «Окнах РОСТА» и сблизился с группой «Бубновый валет». В конце жизни А. Нюренберг работал над мемуарами, которые посвящены его жизни в Париже, французскому искусству того времени и сохранили свежесть первых впечатлений и остроту оценок.