Неизвестный солдат - [65]

— Прекратите кривляться! Через час рота должна быть готова к маршу. Те, у кого нет белых носовых платков, пусть раздобудут кусок белой бумаги. Ее можно получить у каптенармуса. Командирам отделений проследить, чтоб бумага была у каждого. Исполняйте.

Приказ был настолько необычный, что никто даже не ухмыльнулся.

— Мне кажется, я понимаю, что это означает, — сказал Рокка. — Сегодня вечером мы должны войти в большой лес, и белая бумага нам нужна будет для того, чтобы не потерять в темноте друг друга.

— Опять гонят в дерьмо.

— И когда только фрицы войдут в Москву!

III

Уже смеркалось. Дождь шел не переставая, и в лесу было по-осеннему уныло. Рога за ротой гуськом уходила с дороги в лес.

— Впереди большие дела, братцы. Весь полк тронулся с места.

На спине у каждого был прицеплен белый носовой платок или кусок бумаги: они должны были помочь держать связь в темноте. Разговаривать разрешалось только о самом необходимом. Курить с наступлением темноты не разрешали. Впереди шли саперы. Они делали зарубки на деревьях, чтобы указать направление марша, и строили переходы через речки и топи. Чем дальше, тем более болотистой была местность.

Ноша у солдат была тяжелее обычной, количество патронов удвоилось. Самая тяжелая работа выпала на долю пулеметчиков, минометчиков и расчетов противотанковых орудий. В придачу к личному снаряжению им приходилось нести на себе и сами пулеметы.

В молчании преодолевали они километры трудного пути. Темнота сгущалась, и продвижение вперед замедлилось. Солдаты послабее начали проявлять первые признаки усталости. Если нога проваливалась в болотное окно, усталое тело не могло держать равновесие, и человек падал. Он с трудом поднимался, тяжело дыша, и продолжал тащиться дальше. Время от времени по цепи шепотом передавался пароль связи.

Голова колонны ушла уже на несколько километров в глубь болота, тогда как ее хвост еще только сворачивал с дороги в лес. Три тысячи человек двигались цепочкой сквозь туман, дождь и мрак. Это была до безумия рискованная игра с высокой ставкой. Кто мог поручиться, что в каком-нибудь месте цепочка не порвется? Она была не крепче самого слабого ее звена. Достаточно одному сбиться с пути, и все остальные, идущие за ним, забредут бог знает куда. А если он еще и не посмеет сразу заявить об этом? Опасность затора, разрыва цепочки и связанной с этим неудачи была велика. И это только начало. Более чем в двадцати километрах впереди их ожидала цель — узел шоссейных и железных дорог противника. Полк должен был войти туда, в это волчье логово, имея столько патронов, сколько могли унести в карманах солдаты; один, без поддержки, связанный со своими одной-единственной телефонной линией, которая наверняка скоро будет прервана.

Время от времени командир полка вызывал по телефону дивизию:

— Пункт такой-то и такой-то к югу от А. Пока все в порядке. — Или: — Положение без изменений. Продолжаем идти вперед.

Полковник в темном плаще сосал от волнения кончики усов. В любое мгновение впереди могли раздаться выстрелы, и он радовался каждой минуте, прошедшей спокойно. Привести полк к цели незамеченным казалось невозможным, но с каждым пройденным километром шансы на успех повышались. Что будет, если вконец уставшие люди натолкнутся на организованное сопротивление? Полковник то устремлялся вперед, то отставал, подбодряя солдат. Ему хотелось курить, но он не решался нарушить свой собственный приказ. Если он попадется на этом, положение будет более чем неловкое. Курить тайком — это ли занятие для полковника, командира полка? Только мальчишкой он мог позволить себе подобное.

К полуночи усталость взяла верх. Позади осталось больше десяти километров, солдаты шатались. Слышались стоны, приглушенные ругательства; все чаще то один, то другой валился наземь. К ругательствам иногда примешивались всхлипывания. Один из солдат провалился в болото по бедра. Он вконец выбился из сил и уже перестал бороться, если бы отчаяние не придало ему силы. Он пошел дальше. Никто не отставал. Тут не нужно было ни дисциплины, ни патриотизма, ни чести, ни чувства долга. Более сильный повелитель гнал людей вперед: страх смерти.

Отставать было нельзя, ибо это означало блуждание в одиночку в тылу неприятеля и, следовательно, верную гибель. Бросить патроны и оружие тоже означало верную смерть, и каждый понимал, как дорого он заплатит за это утром. Нет, этого не допускал инстинкт самосохранения. Когда устраивали привал, все падали на землю там, где стояли. Тяжело дыша, собирали силы для нового броска вперед; лежали в болотной воде, не чувствуя ни сырости, ни холода. Кусок за куском поедали весь свой скудный хлебный паек, и вскоре у большинства не осталось и этого удовольствия. Твердый хлеб таял во рту, не питая и не насыщая.

Коскела нес четыре ящика с патронами — он прибавил к своим еще и ящики Сало, когда тот начал сдавать. Ящики Риитаои были у Хиетанена, Лехто нес станину, а Ванхала собственно пулемет. Во втором отделении пулемет и станину несли Лахтинен и Мяяття, а Рокка помогал Сихвонену и Суси Тассу, которые были слабее его.

В конце концов Рахикайнену пришлось взять у Риитаои и винтовку, ибо тот не мог уже нести и ее. Рахикайнен не преминул съязвить: