Неизвестный Пушкин. Записки 1825-1845 гг. [заметки]

1

Предисловие это написано Ольгой Николаевной Смирновой (дочерью Александры Осиповны Смирновой), живущей в Париже. Как увидит ниже читатель, в памяти О.Н. Смирновой сохранилось множество в высшей степени драгоценных материалов, проливающих свет на эпоху расцвета русской поэтической и художественной литературы. Личные впечатления, перенесенные на бумагу сильным и смелым пером О.Н. Смирновой, хорошо оттеняют некоторые важные историко-литературные обстоятельства, не получившие до настоящего времени полного и всестороннего объяснения в нашей журналистике. В предисловии читатель найдет отражение цельного философского и эстетического миросозерцания, сложившегося на прочных основаниях огромного научного и литературного образования и самого широкого знакомства с разнообразными вопросами умственной и политической истории России и других европейских государств. По пестроте и разнообразию своего содержания это предисловие является естественным преддверием к «Запискам» А.О. Смирновой, в которых действует такое множество живых фигур, то вырезанных ярким резцом в характеристиках автора, то обрисовывающихся в их собственных словах, в разные моменты жизни и при различных обстоятельствах. По замыслу и исполнению оба документа составляют одно органическое целое, одинаково важное во всех своих частях, одинаково любопытное для всех, интересующихся тем живым брожением мысли, которое создало лучших представителей русской литературы. (Примеч. ред. изд. 1894 г.)

2

Заметки и письма, из которых я заимствую весь материал, сохранялись долгие годы в Лондоне и Дрездене; они были отданы мне только в 1886 году, а некоторые в 1887-м, после смерти моей гувернантки мисс Овербек. Мать моя умерла в 1882 году. Имя мисс Овербек часто встречается в переписке моей матери с Гоголем. Она мне завещала свои записки, всю переписку с моими родителями и дневник, который меня заставляли вести с шести лет до восемнадцати.

3

Это именно те письма, которые Кулиш отдал в Пражский музей без разрешения моей матери; он не имел никакого права распоряжаться ими. В.И. Шенрок отыскал их в Праге и меня об этом уведомил. Мать спрашивала эти письма назад и думала, что семья Гоголя сожгла их. Ей не сказали, что они у Кулиша, а он не отдал их. У него же должно было быть их гораздо больше, так как переписка матери с Гоголем шла с самой смерти Пушкина. Даже письма моего отца к Гоголю и ответы последнего пропали.

4

См.: Предисловие редакции к «Запискам»: Северный вестник. Январь. С. 234.

5

И.С. Аксаков остался один из старого кружка славянофилов и был на похоронах матери. Он сохранил к ней неизменную преданность и искреннее восхищение ею.

6

«Ma chèrè Olga, votre lettre m’a fait plaisir par tout ce que vous me dites des l-ers vol. Ecrivez vos souvenirs, votre mémoire vous aidera tant, et les notes que vous avez faites depuis de si longues années; vous, qui avez vécu avec votre mère dans cette constante intimité intellectuelle. C’est à nous, derniers débris d’une grande et poétique époque en Russie, d’une époque où les gens pensaient et sentaient et se préoccupaient des grands problèmes de l’Humanité en général et de la Russie en particulier, de léguer et de transmettre la pensée et le travail de cette époque à des générations à venir, qui penseront et sentiront, après que la génération actuelle aura épuisée le terre-terre et la banalité qui est le pain quotidien dont elle se nourrit».

7

Он прислал один экземпляр моей матери; в 1847 году было напечатано его письмо к Плетневу, где он спрашивает, что мать думает о его переводе, так как она ничего ему об этом не написала. Это было после рождения моего брата, мать была очень больна тогда и проболела целых два года. Жуковский шутил и спрашивал, не приказала ли А. О. своему лакею вымести его «Одиссею» из ее салона и т. д. (см.: Соч. Плетнева, изд. Я.К. Гротом).

8

Моя маленькая сестра почувствовала внезапную страсть к Гоголю в Риме, и он играл с нею. И позднее в Калуге они находились в такой же дружбе, так что она оскорблялась, если он не обращал на нее внимания, и серьезно говорила моей матери: «Гоголь изменил мне». Тогда моя мать говорила ему: «Николай Васильевич, моя Надежда Николаевна в обиде: она вами недовольна», и Гоголь заключал с Надеждой Николаевной мир. Она питала также большую симпатию к графу Алексею Толстому и ссорилась (будучи очень маленькою) с Ю.Ф. Самариным, так как он дразнил ее; он находил забавными ее ответы и вид достоинства, который она принимала.

9

Пора бы сдать в архив мистицизм как способ смягчать выражения, изобретенный Белинским ради цензурных соображений, пора бы вспомнить, что великие мистики были в то же время превосходными деятелями и писателями, что они были не только людьми, черпающими свое вдохновение из Священного Писания, не только великими святыми, отцами и учеными Церкви, но также такими писателями, как Паскаль, Данте, Гёте, Байрон. Человек, написавший знаменитые «Pensées» («Мысли»), открывший закон атмосферического давления, сделавший гигантский шаг вперед в развитии математических истин, был вместе с тем величайшим французским мистиком после Абеляра, столь же гениальным. Творец «Божественной комедии» был энергичный политический деятель. Байрон был настроен мистически: «Heaven and Earth» и «Cain» («Небо и Земля», «Каин» [англ.]. – Здесь и далее по тексту переводы редактора) – произведения глубоко мистические. Достаточно перечесть чудные стихи Байрона о св. Петре, чтобы убедиться, насколько этот гений был религиозен; только спиритуалист мог говорить в таких выражениях о Святая Святых, о желании предстать перед лицом Бога. Мильтон, автор «Defensio populi» («Защита народа» [лат.]), был исполнен мистицизма, не только не повредившего, но, напротив, повлиявшего особенно благоприятно на его гений. То же самое нужно сказать о Шелли. Мистики анализируют тайны создания любви, смерти, и их отношение к жизни поражает глубиною своих психологических наблюдений.

Во всяком случае, я не могу признать, что религиозное чувство или мистицизм отяготили полет человеческой мысли или сгубили талант, как уверяют относительно Гоголя. Мне кажется, что все сочинения Достоевского ярко доказывают всю неосновательность такого воззрения.

Я не стану вдаваться в споры о достоинствах и недостатках «Переписки с друзьями». Мне известно, что моя мать советовала повременить с ее изданием, потому что Гоголь, живя за границей, не мог присмотреться к эволюции, совершившейся среди московской молодежи между 1836 и 1846 годами, не знал, что Гегель и Прудон стали ее пророками после Шеллинга. Кроме того, не мешает принять во внимание, что многие из писем Гоголя служат ответом на запросы других лиц, письма которых не были приведены в «Переписке». Некоторые из писем, в особенности письмо к графу А.П. Толстому о театре, кажутся мне весьма замечательными. Гоголь оригинально развивает мысль, выраженную Шиллером; «Суд театра начинается там, где кончается суд законов». Письмо о «существе русской поэзии», в котором приведено изречение, сказанное Пушкиным по поводу Державина: «Слова поэта суть уже дела сто», и о переводе «Одиссеи» Жуковского я считаю также блестящими. Письмо о милостыне обращено к моей матери; это то самое письмо, от которого «тошнило» Базарова (см. «Отцы и дети» Тургенева). Из писем Аксакова видно, что не нравилось тогда молодежи в Гоголе. Оба лагеря (западники и славянофилы), о которых он сказал, что они видят каждый только одну сторону здания, а не все здание в совокупности, обиделись шибко!

Этого и следовало ожидать. Перечитывая резкое письмо Белинского к Гоголю и столь сдержанный ответ этого последнего, нельзя не признать, что автор «Переписки» проявил в данном случае на деле любовь к ближнему, о которой проповедовал. Его осыпали ругательными письмами, обвиняли в лести правительству, в том, что на устах его ложь (письмо К.С. Аксакова), и все это обрушилось на него за попытку высказать несколько истин о необходимости индивидуального самосовершенствования как исходной точки подъема нравственности всего общества. Я часто слышала от матери, как сильно повлиял Пушкин на склад воззрений Гоголя. Мне кажется (при изучении их сочинений мне всегда бросалось это в глаза), что влияние Пушкина проникло глубоко в душу Гоголя и всецело охватило ее. Смерть Пушкина даже повлияла на его тесное сближение с моими родителями, Жуковским и Плетневым. Это заметно в записках, относящихся к 1837 и 1838 годам, в тех местах, где моя мать говорит о трагической смерти поэта

Припомните стих из «Пророка» Пушкина:

И вырвал грешный мой язык…

Гоголь, в сущности, выразил ту же самую мысль, заявив, что прежде, чем писать, он должен очиститься, подготовить себя к своему труду размышлением, молитвою и проверкою своей совести.

Весь «Пророк» Пушкина проповедует ту же идею. Серафим касается очей и ушей пророка, открывает ему тайны мироздания и сокровенные истины, вырывает «празднословный и лукавый» язык и влагает в уста «жало мудрыя змеи». Вырвав из груди сердце, «ангел водвинул угль, пылающий огнем», чтобы пророк жег сердца людей пламенем Божественной любви. Я знаю, что Гоголь часто говорил с моею матерью об этом гениальном стихотворении. В моем дневнике сохранилось содержание моего разговора с нею по этому поводу. Мать сказала мне: «Это были любимые стихи Гоголя». В другой раз она мне сообщила о довольно любопытной беседе Гоголя с моим отцом, очень восхищавшимся коротеньким стихотворением Баратынского:

Царь небес, успокой

Дух болезненный мой.

Заблужденьям земли

Мне забвенье пошли

И на строгий Твой рай

Силу сердцу подай.

Гоголь сказал моему отцу, что прежде он часто повторял эти шесть стихов, терзаясь, подобно Баратынскому, и размышляя о значении слов «строгий Твой рай». Но потом он успокоился, и слово строгий перестало смущать его. «Меня более не смущает строгость, – заметил Гоголь, – и это вовсе не верное изречение и понятие. Между грешником и строгостью стоит Спаситель и животворящий крест. Иго Его благо, бремя Его легко».

10

Над моею привычкою «все записывать» слегка подшучивали. Ю.Ф. Самарин особенно часто говаривал: «О. Н. все пишет, пишет». Я как-то ответила ему: «Только тогда, когда бывает интересный разговор! Я в особенности старательно записываю ваши насмешки, чтобы вы, Ю. Ф., не умерли для печати. То-то выйдет язвительная книга! Я отмечаю также остроты Ф.И. Тютчева и князя Вяземского, красноречивые изобличения Ив. С. Аксакова и проч.».

11

Он и Плетнев были ее первыми и верными литературными друзьями.

12

Купленный доктором Гэно, женатым на девице Пападополли, хутор Россет был разрушен обвалом и затем перестроен. В 1867 году доктор Гэно, уже разделившийся, и его жена, подруга детства моей матери, показали нам место, где был хутор Россет. Тополь (единственный принявшийся в Одессе), посаженный кавалером Россет, как мы узнали, погиб всего за несколько дней до нашего посещения.

13

Ришелье.

14

Садовник моего деда.

15

Это была швейцарка, гувернантка, которую мой дед выписал из Невшателя для своих детей; вот почему мать так скоро выучилась говорить по-французски и по-немецки. Моя прабабка говорила больше по-грузински и по-малороссийски, чем по-русски, так как до своего приезда в Новороссийский край она сперва жила в Малороссии.

16

Грамаклея-Водино, малороссийское имение бабушки моей матери, где она провела свое детство.

17

Мой дед, эмигрант, кавалер Жозеф де Россет, был человеком довольно известным. Он служил на Дунае под начальством Потемкина и Суворова. Потемкин представил его к ордену Св. Анны и отметил в приказе по войскам «за отличие» при взятии Измаила; Суворов дал ему Георгия за Очаков. Позднее он командовал фрегатом «Паллада», затем состоял начальником гребной флотилии в Одессе, комендантом порта, заведовал таможней и карантином; скончался от чрезмерного утомления во время эпидемии 1813 года. Деятельность французских эмигрантов и герцога Ришелье не забыта Одессой, как о том свидетельствует памятник, воздвигнутый герцогу. Имя моего деда, Ос. Ив. Россета, сохранилось в Георгиевском зале Московского Кремля, на плите, на которой выгравированы имена героев Измаила и Очакова. В Одессе Ос. Ив. Россет женился на Н.И. Лорер, происходившей со стороны матери из грузинской фамилии Цициановых. Лореры были немцы, хотя французского происхождения; они прибыли в Голштинию из Беарна во время Реформации и переселились в Россию при Петре III. Лореры жили некоторое время в Малороссии; они состояли в родстве с Капнистами и Кудашевыми.

Во время празднования двадцатипятилетия царствования Николая Павловича моя мать встретилась во дворце с другом и товарищем ее отца по оружию, престарелым князем Вяземским. Он заговорил с нею о кавалере де Россет и рассказал ей много интересного. Они воспитывались вместе в генуэзском морском училище, где в числе воспитанников насчитывалось немало французов. Вяземский тесно сошелся с моим дедом и убедил его принять предложение адмирала Рибаса поступить на русскую службу под его начальство. Когда вспыхнула революция, мой дед пожелал вернуться во Францию, чтобы оказать помощь своим родным. Ему разрешили отпуск. Прибыв в Вену, он встретился с находившимся там проездом графом Ланжероном и герцогом Ришелье. Ланжерон также сражался на Дунае, под начальством князя де Линя. Он стал уговаривать моего деда: «Бросьте ваш сумасбродный план! Что за охота вам ехать на верную смерть; вернитесь лучше в Россию и продолжайте служить ей. Если вас убьют, вы умрете по крайней мере с сознанием, что послужили настоящему делу. А там, в этом аду, ваша гибель не принесет никакой пользы ни Франции, ни человечеству!»

Мой дед послушался советов Ланжерона и Ришелье и вернулся в Россию, которой он, как уже сказано, послужил на поле сражения, за что и был вознагражден Государем. Именно за услуги своего отца мать моя и была помещена в Екатерининский институт Императрицей Марией Феодоровной.

Все его родственники, жившие в Лионе, сложили свои головы во время террора. Родовой замок был разграблен и сожжен. Развалины его находятся в Франшконте, хотя эта линия Россетов вела свое происхождение из Дофинэ. Все имения были конфискованы.

18

Здесь и далее переводы редактора.

19

Матери моей было в это время 17 лет. Она родилась в марте 1809 года и вышла из института в марте же 1826 года.

20

Ее дебют при дворе совпадает с первыми месяцами царствования Николая Павловича и Александры Феодоровны.

Император иногда говорил ей: «Александра Осиповна, я начал царствовать над Россиею незадолго перед тем, как вы начали царствовать над русскими поэтами. Что касается Императрицы, она царствует над сердцами с тех пор, как она приехала в Россию».

21

Она жила тогда в коттедже.

22

Она потом вышла замуж за А.Н. Зубова и до самой смерти была искренним другом моей матери.

23

Все эти подруги моей матери упоминаются в «Записках».

24

Она не стягивалась, причесывалась почти всегда очень просто и ненавидела туалет, тряпки и драгоценные украшения.

25

Я сочла нужным поместить в самом предисловии несколько заметок, относящихся к 1827 году, и одну, которая, должно быть, принадлежит к 1828 году; моя мать говорит здесь о своей встрече с Пушкиным, который с этого дня занимает большое место в ее заметках, что доказывает, до какой степени она поняла историческое его значение. Заметки, следующие за предисловием, относятся уже к более позднему времени. Заметки 1826 и начала 1827 года не имеют такого литературного интереса, и я их выпустила. Все послужило мне для объяснительных примечаний. Если я когда-нибудь издам рассказы моей матери, то я это сделаю по моим собственным заметкам, накоплявшимся в течение многих лет. Я обладаю очень хорошей памятью, но я не доверюсь исключительно ей. Моя мать обладала в совершенстве удивительным даром рассказывать. Еще во время моего детства, отрочества, моей ранней юности она поражала меня, и не одну меня. Я очень рано начала записывать ее рассказы, только что выслушанные. Они близко познакомили меня с жизнью моей матери с ее детских лет, с ее школьными годами, с ее жизнью при дворе.

26

На этом вечере танцевали мазурку, а так как в 1827 году Карамзины носили еще траур, то вечер, должно быть, происходил в 1828 году; заметка не имеет даты.

27

Я не назову этого Р. Это был москвич, один из многочисленных поклонников моей матери.

28

Старший из моих дядей, в сравнении с младшими, был маленького роста.

29

У меня хранится эта засушенная роза, с надписью на конверте: «Роза фонтана слез, данная Императрицей в Монплезире».

30

Мать прибавляет: «Я зову Пушкина „Искра“, потому что его ум искрится. Это название больше подходит к нему, чем „Сверчок“».

31

В апрельской книжке «Наблюдателя» за 1892 год по поводу книги В.И. Шенрока «Материалы для биографии Гоголя» говорится об А.О. Смирновой и ее дружбе с Гоголем, в которой автор не видит ничего, кроме обыкновенного светского знакомства. Столь же характерно уверение «Наблюдателя», будто в нескольких выдержках из записок моей матери, напечатанных В.И. Шенроком в «Материалах для биографии Гоголя», говорится о революции 1848 года. Я предоставила в распоряжение г. Шенрока несколько строк, в которых упоминается об июльской революции 1830 года и о Пушкине. Кому неизвестно, что Пушкин умер в 1837 году? Очевидно, что в указанном «Наблюдателем» отрывке не могло быть речи о февральской революции 1848 года. Я послала эти страницы В.И. Шенроку для ознакомления с характером записок и с целью облегчить ему точное определение времени, когда Гоголь познакомился с моею матерью, хотя, на мой взгляд, такие хронологические мелочи в данном случае не представляют особенного интереса. Во всяком случае, Гоголь встретился с моей матерью не в 1829 году. В то время она (как и многие) не знала даже о его существовании. Даже в 1830 году он не был ни знаменит, ни знаком «всему кружку». Раньше других познакомился с ним Плетнев. До 1830 года Гоголя знали Репнины, Балабины, графиня Соллогуб.

Наконец, тот же «Наблюдатель» находит, что за 40 лет, миновавших со времени смерти Гоголя, о нем написано уже достаточно, что Гоголь никого больше не интересует, что о нем сказано все. Это оригинальное воззрение на роковой 40-летний срок – истинная жемчужина в своем роде. Как далеко от этой «точки зрения» до принципов просвещенной критики, именно выжидающей того срока, когда время сотрет следы партийных раздоров, когда умолкнут отклики близоруких и односторонних суждений, на которые так щедра наша критика! В странах, в которых критика процветает с XIII века, до сих пор не перестают писать обширные исследования о Данте, Шекспире, Гёте, Гейне, Рабле, Кальдероне, Сервантесе, Шелли, Китсе, Вордсворте и даже о второстепенных и третьестепенных писателях. То и дело появляются в свет собрания писем и неизданные произведения Стендаля, Бальзака, Жорж Занд, Флобера и других поэтов, романистов, драматургов, философов, историков. Для нас, русских, царствование Николая Павловича (и конец царствования Александра Павловича) имеет такое же значение, как «великий век» (grand siècle) для Франции или период от Попа до Байрона и Шелли для Англии. И вот – еще прежде, чем эта эпоха разъяснена, в печати откровенно раздаются голоса, что ее пора предать забвению!

32

Г. Шенрок принял слово humeur за юмор в английском смысле этого слова, но моя мать говорила об humeur gaie, то есть веселом нраве хохла.

33

Мы так в детстве прозвали мисс Овербек, и вся семья звала ее Миссинька.

34

Говоря с моей матерью об Ю.Ф. Самарине (Государь вызывал его к себе по выходе его из крепости и долго беседовал с ним), Николай Павлович сказал: «Я очень доволен моим разговором с вашим другом Самариным; он замечательно даровит и настоящий джентльмен».

В книге отчасти сохранены орфография, пунктуация, написание строчных и прописных букв первого издания книги. – Прим. ред.

35

В книге отчасти сохранены пунктуация и написание строчных и прописных букв первого издания книги.

36

Я приведу одну заметку 1824 года и другие 1825 года, найденные в одной позднейшей книжке. Дело идет о наводнении 1824 года, о смерти Императора Александра Павловича и о 14 декабря. Заметка, касающаяся дяди моей матери, декабриста, написана в 1826 году. Дело идет о его ссылке, следовательно, заметка относится к концу июня, то есть к тому времени, когда был произнесен приговор. В предисловии уже помещены заметки 1827–1828 годов. Я поместила их в виде введения и начинаю теперь с более длинной заметки; она может быть отнесена ко времени от 1828 до 1829 года, но для определения ее точной даты нет никаких указаний. В сомнении – воздержись, говорит народная мудрость, и я воздерживаюсь от хронологического порядка, только очевидно, что Пушкин был еще очень молод в то время, а моя мать еще моложе.

37

Вяземский. «Драконы аббата Тетю» (m-me de Sévigné) – преследовавшие его черные мысли; Вяземский был ипохондриком; отсюда прозвище.

38

Catherine Мещерская, умнейшая и весьма остроумная женщина, была дочь H.М. Карамзина от второго брака, Софья – от первого и гораздо старше своих братьев Андрея и Александра. Самый младший – Владимир и дочь Лиза были в это время еще детьми, а Александр, так же как мои дяди, еще учился; один только Андрей и старший из моих дядей уже окончили в то время Пажеский корпус.

39

Калеб Бальлержон Карамзиных, этот Лука был тип старого слуги, преданного и ворчливого; при нем родилась старшая дочь Софья, так как он служил у историка со времени его первой женитьбы. Он рассказывал свои воспоминания друзьям дома, а на m-lle Sophie и младших ее братьев и сестер смотрел как на детей. Он говаривал: да, это было тогда, как мы писали историю России. Это было в то время, когда французы сожгли нашу московскую библиотеку. Я носил наши корректуры в типографию и т. п. Все, что касалось историка, было наше для Луки. Я помню в детстве его сморщенную фигуру, так как он дожил до глубокой старости.

40

Князь П. Мещерский, муж Екатерины Карамзиной, был чудесный человек.

41

Фиона была горничная Sophie Карамзиной, очень ей преданная.

42

Пушкин был отличный ходок и мог пройти верст 25 скорым шагом.

43

Моя мать занимала комнату рядом с детьми Государя; утром Государь приходил к дочерям и стучался с ними вместе к моей матери, чтобы ее разбудить. Это было большим удовольствием для детей.

44

Впоследствии княгиня Суворова, m-lle Эйлер, княжна Урусова и моя мать – четыре красавицы для альбома; картина, изображающая лагерь, находится в старом дворце, в Петергофе; Императрица верхом, с фрейлинами, в Красном Селе (в лагере).

45

M-rs Эллис заведовала бриллиантами; m-lle Клюгель была в то время первой камер-фрау; когда она состарилась, то ее заменила m-me Рорбек, которая оставалась до смерти Александры Феодоровны.

46

Алина, дочь министра двора князя Волконского. Ее мать, княгиня Софья, была олицетворенною оригинальностью. Во Франкфурте ее однажды задержали в таможне вместе с ее компаньонкой, мисс Аделаидой Пэт, и доктором Пиццатти. Она была одета в старое потертое платье, без всякого багажа, с саквояжем в руках, в котором были ее великолепные бриллианты. Ее приняли за воровку, так же как и ее спутников, столь же плохо одетых. Пиццатти рассказывал с патетическим видом об этом приключении, повторяя: «Княгиня одевается, как нищая; я был взбешен, Аделаида также, а она смеялась, это ее забавляло. Наконец пришли из посольства и освободили нас».

47

Впоследствии г-жа де Лагренэ.

48

М-lle Ла-Феронэ, впоследствии г-жа Кравеи, была подругой m-lle Софьи Лаваль, в замужестве гр. Борк (друга моей матери), дочерью эмигранта, оставшегося в России и женатого на русской. Ла-Феронэ и Мортемар были французскими посланниками в Петербурге, граф Поццо ди-Борго – русским послом в Париже.

49

Это биография Leigh Hunt. Пушкин видал многих английских дипломатов и получал от них английские книги и «Эдинбургское обозрение». Я нашла в записках намеки на это обстоятельство. «Пушкин недоволен статьей „Эдинбургского обозрения“ о Байроне. Magennis дал ему „Quarterly“. Жуковский раскритиковал статью Сутея. Статья Скотта хороша. Bligh принес мне журналы для Плетнева. Фикельмон говорил о статье в „Revue des deux mondes“ и в „Journal des Débats“. В Париже настроение по отношению к нам враждебное. Я нахожу, что „Voleur“ очень скучен (это один из современных журналов); Bligh дал мне „Schloss Hamfeld“ Монтэгю. Его сестра вышла замуж за поэта Barry Cornuall, которого Пушкин переводил: „Here’s a health to thee. Магу“ („Пью за твое здоровье, Мэри“ [англ.]). Там же есть намек на двух английских художников – Dawe и m-rs Robenson. „Dawe написал мой портрет для альбома Ее Величества. M-rs Robenson окончила портрет Императрицы; он удачен, но не передает ее грации. Поза английская, чопорная (sic)“».

50

Эмигрант, оставшийся в России; он был при дворе и женился на русской. Одна из его дочерей была фрейлиной.

51

Граф Лаваль, так же как и граф Моден, был женат на русской и занимал должность при дворе. Его старшая дочь была замужем за декабристом Трубецким.

52

Граф Нессельроде, министр иностранных дел, женатый на графине Гурьевой.

53

Государь предупреждал Карла X об опасности, угрожавшей ему, если он подпишет последние приказы (мемуары Штокмара). Мать моя читала эти мемуары в Лондоне и говорила, что Государь действительно упоминал об этом в 1830 году. Депеша пришла вовремя, но словно какой-то рок толкал Карла X. (Полиньяк еще в детстве имел видения; в Лондоне он даже советовался с одной ясновидящей.) Если бы Ришелье был жив, ничего этого не случилось бы. Один из разговоров, приводимых Штокмаром, показался моей матери неправдоподобным: это тот, где речь идет о графе Шамборе. Государь очень любил его. Там же в Лондоне прозвище «больной человек» вошло в употребление для Турции, после того как Государь раз употребил его.

54

Виконт Ланжерон, преемник Ришелье в Одессе, был дружен с родителями моей матери.

55

Обычай устраивать елку был введен у нас русскими императрицами во времена Императора Павла. Дети – сыновья и дочери Государя. В то время фрейлины не носили еще одинаковых платьев. Императрица часто дарила туалеты своим фрейлинам и даже платила иногда их долги портнихам.

56

Государыня в то время была беременна; сердцебиением она начала страдать с 14 декабря 1825 года.

57

Карл X довольно долго жил в Праге, во дворце Градчине.

58

Гр. Михаил Виельгорский очень любил Пушкина, Жуковского и Гоголя. По вечерам он читал вслух Императрице. Он был большим любителем музыки, так же как и его брат Матвей, который заменил его при Императрице.

59

Урожденная Балабина, подруга моей матери.

60

Княжна Warette Репнина, сестра князя Василия, умерла в глубокой старости; она была большим другом Гоголя. Репнины родом из Полтавы. Гоголь бывал у них в их имении Егатино. Старая княгиня его очень любила. Ее муж был внук знаменитого Репнина при Петре Великом и сын наместника Царства Польского, который построил Брюльскую террасу в Дрездене. Warette Репнина, как и все Репнины вообще, отличалась оригинальностью и независимостью характера.

61

Г-жа Балабина была дочь эмигранта г-на де Пари. Она была дружна с начальницей института г-жой Брейткопф, теткой декабриста Кюхельбекера и родственницей Глинки. Воспитанницы Смольного и Екатерининского институтов называли начальницу maman.

62

Эта случайная встреча положила начало симпатии моей матери к Гоголю, так как он был малоросс, а она была в Малороссии в детстве (хотя родилась в Одессе); она даже знала Капнистов, которые были знакомы с семейством Гоголя.

63

Варановский был очень богатый малоросс, который жил также и в Новороссии; он был женат на одной из сестер моей бабушки.

64

Родившийся близ полтавского памятника. Местное выражение для обозначения уроженцев Полтавской губернии, сердца Украйны.

65

Имение моей прабабушки Лорер.

66

Няня, которая ходила за детьми Россет в Грамаклее, под надзором гувернантки-швейцарки Амалии Ивановны, при которой все они родились.

67

Воспитательница Государыни Александры Феодоровны, которая от времени до времени навещала его. Она умерла в Берне.

68

Так как мою мать и m-lle Эйлер обеих звали Александра, то маленькая Великая Княжна Александра Николаевна называла их Саша Черненькая и Саша Беленькая, моя мать была брюнетка, а m-lle Эйлер очень белокура. С тех пор все Августейшее Семейство называло так мою мать, даже в письмах.

69

Граф П. Волконский, министр двора. Его дочь, впоследствии графиня Дурново, была близким другом моей матери и так же откровенна; это была очень образованная женщина с прямым и честным умом.

70

Секретарь посольства в Тегеране.

71

Классная дама в Екатерининском институте, эмигрантка.

72

«Мертвые души». При этом приписано: «Пушкин просил моего покровительства Чичикову (герою) против суровости цензуры; я должна усыновить его, как Онегина и графа Нулина, хотя он очень некрасив, но портрет так хорош». Эта критика сделана гораздо позже; моя мать была уже тогда замужем.

73

Состоявшие при дворе Марии Феодоровны. Оба большие оригиналы и тогда уже оба пожилые.

74

«Сильвия» – место в Павловском парке, где стоит статуя Сильвии. «Крик» – охотничий домик в Павловске. Здесь во времена Павла трубили в рог для сбора охотников.

75

Знаменитый романс Мартини «Plaisir d’amour» («Радость любви» [фр.]).

76

Миклошевский, малоросс, очень некрасивый, друг канцлера Горчакова. Его звали Миклошу.

77

Офицерская куртка. Аттила – название австрийское.

78

Шталмейстер Императрицы-Матери. Он сопровождал Императрицу, когда она рано утром ездила верхом. Еще за год до смерти она, по приказанию врачей, ездила верхом. Брат барона Ж. Мейендорфа – барон Петр – был нашим посланником в Вене и Берлине.

79

Этот павильон исторический. В нем Императрица-Мать давала праздник Александру I в 1815 году. Тогда – среди других кантат – пели кантату Жуковского.

80

Я сочла нужным привести эти мелкие подробности; они кажутся мне очень характерными для двора и для Императрицы-Матери. Установлен был старинный этикет, но без утрировки; и все-таки было много добродушия. Императрица-Мать давала обеды каждое воскресенье, в три часа. В пять – все переодевались для гулянья (так как обедали в парадных туалетах) и шли гулять. В 8 часов возвращались назад. Во время прогулки закусывали в одном из павильонов. В 10 часов ужинали и сейчас же ложились спать. В 8 часов утра Императрица была уже в парке и шла навестить инвалидов Монмартра и бедных. Она ложилась поздно, ночью писала письма и дневник. Она много читала; у нее было несколько чтецов и секретарей, с которыми она работала. Все госпитали, убежища, школы, институты, воспитательный дом – были в заведовании самой Императрицы. Чтобы посещать их, она по два и по три раза в неделю ездила в город из Павловска и Петергофа. Во время ее прогулок ей подавались просьбы; секретари и чтицы (m-me Ховен и m-me Кочетова) читали их Государыне. Тут же была одна из фрейлин.

81

Граф Кушелев-Безбородко. Он носил зеленые очки – отсюда и прозвище.

82

Французский посланник при Николае Павловиче.

83

Эта Марья Савельевна была в своем роде знаменитостью. Она отличалась большим умом и сильным характером. Она осталась в семье моих родителей до самой смерти. Они ее очень уважали. К моей матери поместила ее Императрица-Мать. Придворная прислуга служила из поколения в поколение. Некие Матвеевы и Петровы служили со времени Елизаветы. Моя мать говорила: «Есть династии гоф-фурьеров, лакеев, даже истопников».

84

Madame Carnuel – дама XVII века, буржуазка при дворе. О ней говорится в письмах m-me де Севинье и в мемуарах Сен-Симона. Она была очень умна и находчива; ее изречения цитируются.

85

Государь пил вечером зеленый чай. Кофешенская – это придворный буфет, где варят кофе и чай; название осталось с царствования Анны Иоанновны, также и прочие немецкие придворные имена, переделанные на русский лад.

86

Она тогда умерла, и поэт очень жалел ее.

87

Виельгорский вообще был не очень разговорчив.

88

Тот, что писал прокламации 1812 года; он писал в архаическом стиле.

89

Глинка, как известно, положил на музыку стихи к Керн и многие другие стихотворения Пушкина.

90

Пациентка д-ра Кернера, о которой он написал целую книгу.

91

Президент академии Дашкова действительно способствовала этой опале; она не любила и протеже Новикова, Чулкова, издавшего русские сказки. Екатерина знала, что Дашкова задерживала их у себя, и приказала доставить книгу прямо к себе. Кн. Дашкова была женщина начитанная и независимая. Она давала чувствовать Екатерине свои заслуги при вступлении ее на престол.

92

В этом рапорте Дибичу Пестель заявил, что этеристы – карбонарии. Говорили, что это помешало нам занять княжества, где турки избили столько этеристов, и что главной причиной этого был рапорт Пестеля.

93

Маркиз де Данжо, автор знаменитых «Мемуаров» (1638–1720).

94

«Они очень маленькие потомки своих великих предков». (Примеч. переводчика изд. 1894 г.)

95

Рассказывали, что Ипсиланти перед отъездом в Грецию ждал какого-нибудь приказания от Императора Александра; он пошел в «Аллею вздохов» в Царском Селе, где по утрам гулял Государь, который будто бы сказал ему: «Я узнал, что вы едете путешествовать, князь. Куда?» Ипсиланти ответил ему: «Je vais où va toute chose, où va la feuille de rose…» («Я иду туда, куда все идет, куда улетает лепесток розы…» [фр.]), a Государь прервал его, подал ему ветку сирени и докончил стихи: «Et la feuille de laurier (И лист лавра [фр.]). Счастливого пути, князь». Ипсиланти после этого и уехал. Se non è vero… Во всяком случае, этот анекдот совершенно в романтическом стиле 1820 года.

96

Принц Оскар приезжал в Петергоф; ему были рады; он произвел очень хорошее впечатление. Он восхищался моей матерью и посылал ей ноты. Ее дразнили этим, называя m-lle Мальвина. Оссиан был в моде. Баратынский написал тогда свою поэму «Эдда».

97

Это контрапунктист Пиксис, он жил еще в Вене; моя мать познакомилась с ним позже, в Париже.

98

Пушкин не любил Уварова (профессора), позже ставшего министром народного просвещения.

99

Гумбольдт был болтлив. В Берлине рассказывали, что одна из принцесс написала ему во время Крымской войны: «Придите мне рассказать в двух словах, чем все это кончится». Она не подозревала в этом насмешки, но язвительные берлинцы заявили, что еще ни разу в жизни этот ученый не мог ничего сказать в двух словах.

100

Салон Рашели Варнгаген слыл тогда в Берлине за передовой салон поэтов и философов. К ней перешли традиции Мендельсона, Герца и Левальдов. «Померанское юнкерство» туда не ездило. Тевтонскими Афинами был Веймар. Фридрих Вильгельм славился литературным и артистическим вкусом, он был очень остроумен. Раз он гулял по улицам столицы. Это было в 1847 году. Министерство было крайне непопулярно. Какой-то шутник написал на стене:

Der König trinckt,

Das Ministerium stinckt!

(Король пьянствует,

Министерство воняет! [нем.].)

Король зашел в лавку, спросил уголек и прибавил еще строчку:

Und Spandau winckt.

(А Шпандау выжидает [нем.])

Он поставил возле полицейского и приказал сохранить эти три строчки в продолжение трех дней. Весь Берлин прочел это, а сам король являлся каждое утро и забавлялся своей выдумкой. После этого уже не писали стихов на стенах. Это был пролог 1848 года. В 1846 году Пруссия воевала с герцогствами, что очень не одобрялось Императором Николаем. Когда известие об этой войне дошло до Петербурга, Николай Павлович спросил: «Кто командует армией короля?» Ему ответили: «Генерал Виллиэен, прозванный der schmutziger Eduard (Грязный Эдуард [нем.]), потому что он всегда такой неопрятный». – «Имя подходящее для человека, делающего политическую неопрятность», – резко проговорил Государь.

101

Шамбо – гугенот, пришедший в Пруссию, частный секретарь Императрицы. У него была печать Ее Величества, он распоряжался частной корреспонденцией Императрицы. Гримм – первый камердинер; его старший брат был при Императрице-Матери, а другой брат – при Государе. И Гримма, и Шамбо очень уважали при дворе.

102

На Гейне везде плохо смотрели. Когда в 1837 году моя мать жила в Пирмонте, Гейне был изгнан властями в тот же день, как приехал Пирмонтский принц. Впрочем, с ним и до сих пор поступают в Германии строго. Один из братьев Гейне был врачом и принимал участие в Турецкой кампании 1828–1829 годов с нашими войсками.

103

Учительница музыки моей матери. Она подарила ей Andante с примечаниями Бетховена. Этот автограф у меня. Я ребенком знала m-me Гирт; она долго жила в Петербурге.

104

Эти вечера кончались в 11 часов.

105

Моя мать приводит по-французски стих: Qui sc sent morveux se mouche (На воре и шапка горит [перенос. фр.]).

106

Баронесса Фридерикс, друг детства Императрицы.

107

Императрица живо помнила свое пребывание в Мемеле, когда по бедности не могли топить старый замок, а она должна была носить всю зиму летние ситцевые платья, старую соломенную шляпу и красный платок; под ноги детям и в их кровати клали горячие кирпичи. Она, как ее брат Вильгельм, сохранила культ матери и знала, как ужасно обошелся с ней Наполеон и что делали войска в Берлине и Кенигсберге, не говоря о других германских городах. Она раз сказала моей матери; «Император Наполеон был корсиканец и не принимал патриотизма; он не предугадал, что в один прекрасный день воспрянет патриотизм в Германии, в России и в Испании. Его собственное отечество ничего не говорило ему, потому что Франция была для него только троном, а не отечеством».

108

Волконский, начальник Генерального штаба при Александре I, министр двора при Николае. Князь Петр и жена его, княгиня Софи, очень любили мою мать.

109

Он сопровождал Императора Александра на конгрессы. Он был генералом от кавалерии и был женат первым браком на кн. Анне Бирон, сестре герцогини Доротеи Саганской.

110

Получивший титул графа, а потом и князя, впоследствии военный министр при Николае, флигель-адъютант Императора Александра. Он участвовал в кампании и занял Кассель. Он довез в 12 дней из Парижа в Петербург известие о вступлении союзных войск в 1814 году, что было подвигом для того времени.

111

Гр. Павел Киселев, человек большого ума, также был флигель-адъютантом Императора Александра, министром государственных имуществ при Николае; он составил после турецкой войны 1829 года органический статут для княжеств. Он скончался в Швейцарии в очень преклонных годах. Гр. Киселев был нашим посланником в Париже со времени трактата 1856 года. Он надолго оставил по себе память в княжествах благодаря статуту.

112

Гр. Ожаровский, тоже флигель-адъютант Императора Александра, был произведен в генералы от кавалерии, подобно Киселеву и Чернышеву. Фельдмаршальство было пожаловано Николаем Ожаровскому уже гораздо позже, потому что уже нечего было давать ему. Он был очень стар.

113

Князь Василий Трубецкой пользовался общим уважением. Он был большим любителем живописи. Он получил чисто французское воспитание. Император Александр иногда возлагал на него миссии, и между прочим к принцу Оранскому. В Англии Трубецкой был совершенно молодым человеком. Он был хорош собою и очень изящен. Он также был послом на короновании Георга IV. Он рассказывал моей матери, что, когда он в молодости ездил в Англию, Лоуренс написал его портрет. Его предупредили, что карманные воры встречаются в большом количестве в высшем круге, в Вокзале, в Ридатто, в Ранелагс, в Пантеоне, что выкрадывали кошельки, часы, табакерки и даже вырезывали бриллиантовые пуговицы на платьях. 14 декабря 1825 года кн. Василий Трубецкой был назначен генерал-губернатором Петербурга, когда застрелили Милорадовича, стоявшего на площади рядом с Государем. Выстрел был пущен из рядов, но так и не узнали, какой именно солдат выстрелил. Государь написал на листке бумаги о назначении кн. Василия Трубецкого, дававшем ему широкие полномочия, подписал и передал ему. Этот листок бумаги сохранился в семействе Трубецких, и почерк Государя в эту важную минуту свидетельствует о его спокойствии и невозмутимой храбрости.

114

Кн. Иван Барятинский, сперва женившийся в Англии на мисс Детон, дочери лорда Шерборна, от которой у него родилась дочь, оставшаяся навсегда в Англии. Во втором браке он был женат на гр. Келлер. От нее у него родился сын (фельдмаршал Александр Барятинский, победитель Шамиля) и, кроме того, еще три сына и три дочери.

115

Он был послан в Сен-Сир Елизаветой.

116

Генерал О. Его в 1812 году прозвали Je. Он вел атаку, его окружили и отвели в главную квартиру французов. Наполеон сказал: «Генерал, ведший атаку, – храбрец. Что, он убит? Как его зовут?» – «Je, c’est Je, Sire» («Жё, это Жё, Сир» [фр.]). Император повторил: «Генерал Жё – храбрец». Тогда О. пояснил: «Je – это я». – «А я думал, – воскликнул Наполеон, – что его фамилия Je. Поздравляю вас, блестящая атака!» Тот же генерал О. говорил: «Ce couchement du soleil est pithagore». Великий Князь Михаил поправил его: «Генерал! говорят: pittoresque». О., не смущаясь, ответил: «Pithagore ou pittoresque sont synagogues». Великий Князь засмеялся и сказал: «Вам не далась грамматика, но вы познали военное искусство». Этот же генерал О. уродовал все французские пословицы. (В данном случае идет речь о закате солнца и приводится непереводимая игра слов. Генерал путает понятия из-за близкого звучания слов. – Примеч. ред.)

117

Позже Государь рассказывал при моей матери о своем посещении Овэна, о впечатлении, сделанном им на него. Он даже сочувствовал некоторым идеям Овэна.

118

Она была тогда беременна.

119

Мы, то есть А.А. Эйлер и моя мать.

120

Я нашла происхождение этого прозвища Жуковского. В Англии так называют дикую гвоздику. Раз Жуковский поднес моей матери гвоздику, а мисс Скугель (гувернантка младшей дочери Карамзиных) спросила его: «Вы знаете, как называется этот цветок?» На другой день Жуковский подписал шутливую записку к моей матери: Sweet William.

121

Стихотворение 1828 года, в котором поэт напоминает Его Величеству, что Петр Великий не мстил Як. Долгорукову.

122

Преподобный Тихон Задонский, мистический писатель прошлого столетия. Умер настоятелем монастыря.

123

Видно, что Государь с первых же лет своего царствования был очень озабочен уничтожением крепостного права и откровенно толковал об этом с близкими. Видно также, что энциклопедисты подорвали доверие к философии вообще.

124

Шальмель Лакур написал во Франции ее историю («Revue des deux Mondes»).

125

Братья Тренк, особенно старший, славились силой и жестокостью.

126

Он оставил записки. Он поссорился с Александром I, и его обвиняли в стремлении служить Наполеону.

127

Глава секты хлыстов, мать «корабля хлыстовской секты».

128

Она отказывалась поступить в секту.

129

По дороге между Петербургом и Петергофом.

130

Горбатые просили, чтобы их секли по горбу, что это их облегчает. Вероятно, г-жа Татаринова гипнотизировала тех, кто этому поддавался. Еще в 1836 году она совершала в Петербурге так называемые излечения горбатых. Ее выпустили из монастыря, но против нее было возбуждено новое дело, и ее опять заключили в монастырь.

131

М-llе Кочетова осталась при дворе после кончины Марии Феодоровны. Ее очень уважали за прямоту. Она была большая оригиналка и независимых убеждений. Мария Феодоровна скончалась в ноябре 1828 года. До самого конца Императрица сохранила прекрасное здоровье и большую подвижность. Она была до того щедра, что даже делала долги для своих добрых дел, а сыновья ее уплачивали эти долги из собственных денег. Ее дети боготворили свою мать. С 1801 года, года кончины Павла I, она посвятила себя благотворительности. Россия ей многим обязана.

132

Обычное приветствие между принцессами царской крови до XIX столетия.

133

Этот Батурин видел в 1812 году сон. Это был какой-то иллюминат. Когда опасались, что французы вступят в Петербург, поговаривали о том, чтобы снять статую Петра Великого. Тогда Батурин сообщил Голицыну, что статуя проскакала ночью во дворец Государя, где заявила, что, пока она будет стоять на своем гранитном пьедестале, до тех пор столица будет в безопасности. Вследствие этого сна статую оставили на месте. Se non è vero, è ven trovato. Возможно, что это было зерном знаменитой сцены с сумасшедшим в «Медном всаднике». Во всяком случае, это интересный рассказ, характеризующий настроение умов в 1812 году. Так как Наполеон похитил венецианских коней и памятники искусства из Ватикана, то опасались за Петербург и из Эрмитажа вынесли драгоценности.

134

Моя мать сделала юмористическое замечание по этому поводу: Уваров, недовольный тем, что Государь назначил Пушкина на место Карамзина, жаловался Карамзиной, думая ей угодить. Она отвечала очень сухо: «Я в восторге; если бы Государь только знал, какое он доставляет мне удовольствие. Муж мой также одобрил бы его». Моя мать прибавляет: «Уваров полагает, что надо быть лысым, беззубым, пузатым и носить очки, чтобы быть ученым! Или же быть Уваровым, или по меньшей мере Устряловым».

135

Его даже обвинили в измене, но впоследствии к нему отнеслись справедливо.

136

Гр. Ланжерон был, после герцога Ришелье, одесским генерал-губернатором. Он до того был рассеян, что говорил моей матери при генерале Арнольди (ее отчиме): «Как жаль, дитя мое, что ваша матушка предпочла мне этого хромоногого черта, а то я был бы вашим отчимом». Ему хотелось жениться на моей бабушке. Генерал Арнольди представлял собой также своеобразный тип. Когда под Лейпцигом ему ядром оторвало ногу и она держалась только на одном мускуле, он еще около четверти часа просидел на лошади, истекая кровью; наконец он лишился чувств и пришел в себя уже после того, как у него отняли ногу до половины бедра. Тем не менее он участвовал в кампании 1828–1829 годов под начальством Дибича. Его обходное движение во главе артиллерии решило судьбу сражения при Кулефче, после чего турки, оттесненные к Адрианополю, подписали Адрианопольский мир. Он был большой поклонник дисциплины по отношению к своим родным детям и к пасынкам. Он наводил страх на солдат, хотя заботился об их пище и платье; он был безжалостен к поставщикам армии, если они воровали. Он даже приказывал бить их палками, и проворовавшегося солдата секли безжалостно. Он был известен своим вспыльчивым и жестоким нравом. Вместе с тем он ни с кем не стеснялся. Так, раз Государь Николай Павлович встретил его в Летнем саду и назвал его Захаржевским. Так звали генерала, у которого отняли ногу вследствие несчастного случая. Арнольди, ростом с Государя, сухой, лицом похожий на угрюмого льва, с громадными усищами, был полным ему контрастом. Государь перепутал имена, и Арнольди не двинулся. Увидя это, Государь подошел к нему и сказал, смеясь: «Я ошибся в имени, Арнольди, я назвал тебя Захаржевским, меня сбила с толку твоя деревянная нога; в настоящее время в Петербурге без ноги только ты, Бистром и он». Арнольди поклонился: «Бистром оставил свою ногу на поле сражения, я – при Лейпциге, Ваше Величество, а между мною и Захаржевским та разница, что я командую артиллерийскими парками, а Захаржевский подметает парк в Царском Селе!» – «Какой ворчун, – ответил ему Государь, – извини меня за рассеянность, я очень занят». «Ворчун» тогда успокоился.

137

Тогда не было хинина. Крымская лихорадка была мало известна. Сэр Джеймс Вилье был доктором при Александре I и хирургом в нашей армии в 1812 году.

138

Генерал Арнольди командовал артиллерией в Таганроге в 1825 году.

139

Кн. Ливен – воспитательница дочерей Императора Павла. Она тогда только что умерла. Ее сына звали Жан-Жаком, он был рыжим, и известная острота сочинена на его счет.

140

Ланжерон заблуждался: весь город знал про это. Он славился своею рассеянностью. У него была привычка говорить громко со своими собаками и рассуждать с ними о людях; он говорил им все, что приходило ему в голову. У него была страсть к мопсам, и он говорил с ними на русско-французском языке. Он рассказывал моей матери о своих браках. «Моя первая жена, – говорил он, – была m-lle de la Vaux Pallièrc. Я женился на ней, когда она была еще очень молода, четырнадцати лет; мы немного с ней виделись: я эмигрировал, а она умерла во Франции, но в собственной постели. После этого у меня родился сын от прелестной женщины, но не от жены; это Одран Ланжерон. Когда ваша дорогая матушка овдовела, я явился к ней, бросился даже перед ней на колени, а она мне сказала: „Встаньте, Ланжерон, если бы вы и десять лет простояли передо мной на коленях, вы бы и тогда меня не тронули!“ Да, это так. Тогда я встретил вторую m-me де Ланжерон. M-lle de la Vaux Pallièrc была незнатного происхождения, но вторая m-me де Ланжерон была безо всякого происхождения; это девица Бример. Я не знаю, какой черт дернул меня жениться на ней, она некрасива и глупа. Император Александр спросил меня: „Где вы отыскали ее, Ланжерон?“ Я ответил ему: „В Черном море, Государь. Впрочем, я видаюсь с ней как можно меньше“». Эксцентричность Ланжерона была известна.

141

«Парламентская реформа» 1832 года. (Примеч. переводчика изд. 1894 г.)

142

Он прибыл только на следующее утро.

143

Моя мать была дружна с мисс Акорт, дочерью лорда Гейтсбери. М. – это граф Моргенстиерна, один шведский дипломат; он ухаживал за Сесиль, и леди Г. его возненавидела. Он был дружен с ганноверским дипломатом де Малорти, ставшим позже обер-гофмейстером короля Георга. Чтобы отомстить этим двум друзьям, леди Гейтсбери прозвала Малорти «mal rôti» (недожаренный [фр.]), а Моргенстиерна «mal bâti» (недоделанный [фр.]). Она была очень забавная и очень горячая. Пушкин любил ее поддразнить и разозлить. Лорд Гейтсбери был и умный, и очень оригинальный, как и многие из англичан. Пушкин с удовольствием встречался с дипломатами трех великих держав того времени: Англии, Франции и Австрии. Граф Фикельмон, m-r де Барант и англичане очень ценили Пушкина.

Здесь говорится о первом чтении реформ-билля, когда он прошел в палате общин большинством только одного голоса.

144

Моя мать почти всегда упоминает о присутствующих лицах. Сесиль, друг молодости Императрицы баронесса Фридерихс (рожденная графиня Туровская). Она приехала в Россию и вышла замуж за барона Фридерихса, одного из шталмейстеров двора. Его служба была очень хлопотливая, так как обер-шталмейстер бывает всегда старик и появляется только на больших церемониях, как и обер-шенк, обер-камергер, обер-церемониймейстер, обер-егермейстер. «Equerry» английского двора также многочисленны. В деревне приглашали по вечерам мало народу, только близких. Именно на таких вечерах велись долгие разговоры, особенно в деревне, тогда как в городе приглашалось по вечерам много народу.

145

М-me де Ховен смотрела заранее русские, французские и немецкие пьесы, чтобы судить, могут ли смотреть их молодые девушки, и сопровождала их в большую царскую ложу против сцены. Боковые ложи в бенуаре и в бельэтаже направо от сцены предназначались для царской фамилии. Налево от сцены – ложи министра двора и директора императорских театров (в бенуаре). Царская фамилия часто ездила в нижнюю ложу. Великие Князья и Великие Княгини ездили в эту ложу, а также и в среднюю.

146

Фрейлины жили в третьем этаже, но так как комнаты во дворце очень высокие, то фрейлины говорили: «Мы живем на чердаке». По числу ступеней это равнялось 5-му этажу.

147

M-llе Кутузова; она была очень плохого здоровья. Была еще Софи Молен и Софи Урусова, но здесь говорится о Кутузовой.

148

Моя мать.

149

Раз Николай Павлович увидал в отдаленной аллее царскосельского парка, за павильоном, часового и спросил его: «Что ты здесь делаешь?» Солдат отвечал: «Я на часах при померанце». – «Какой померанец? Где он?» – «Ваше Величество, померанца нет, я его не видал». Государь был так заинтригован, что спросил кн. Петра Волконского, министра двора, бывшего начальником Генерального штаба при его брате, зачем поставили часового около померанца? Волконский не сумел ничего сказать. Навели справки, и наконец очень пожилой лакей, еще времен Императрицы Екатерины, разъяснил эту тайну. Вокруг павильона были поставлены в ящиках померанцевые деревья; они стали цвести, и появился один померанец. Желая знать, созреет ли он, Императрица Екатерина приказала оберегать дерево и поставить его в стороне за павильоном, у озера. На следующий год дерево унесли, а часовой остался. Государь обошел парк и сократил и других настолько же полезных часовых. В дворцовых кладовых на даче было найдено большое количество невскрытых ящиков. В них оказались художественные предметы, фарфор, и про них совершенно забыли.

150

Моя мать прогуливалась по парку и увидала на берегу озера Государя. Он кидал платок своей собаке, ирландскому ретриверу, а та бросалась за ним в воду. Государь был бледен и мрачен. Прибежал лакей и доложил о прибытии фельдъегеря. Государь направился большими шагами ко дворцу. Собака, которая была в воде, принесла лакею платок Государя. Когда моя мать вернулась с прогулки, Марья Савельевна объявила ей, что курьер привез известие о казни пяти декабристов и что Государь, расспросив его, отправился в часовню и велел отслужить панихиду, на которой он присутствовал, а затем заперся в своем кабинете. Вечером в Царское приехал Великий Князь Михаил Павлович, и оба брата только поздно вечером пожаловали к чаю Императрицы. Моя мать записала этот вечер. Императрице очень нездоровилось (она была беременна). Государь, очень бледный и грустный, почти не разговаривал; Великий Князь казался озабоченным и мрачным. Приехал старик Лопухин, а Молен сказал мне, что Бенкендорф стоял за смертную казнь для примера (sic). Это ужасно. Он председательствовал в следственной комиссии. Кн. Лопухин был тогда канцлером. Следственная комиссия приговорила к смерти 19 декабристов, а Государь отметил: «Первых пять человек расстрелять, а остальных 14 сослать на каторжные работы». Он с трудом согласился на повешение их, так как они были военные, офицеры.

151

Письмо Жуковского к моей матери, в котором говорится о сборе пожертвований в пользу одного серба, уже было напечатано.

152

Мюридизм уже появился в горах.

153

Персидский бабизм уже проник на Кавказ.

154

Переписка Императрицы Екатерины с Вольтером.

155

Двоюродный дед моей матери, кн. Цицианов, грузин, был большим оригиналом. Анекдот о плаще, взбесившемся оттого, что его порвала бешеная собака, был приведен Ксавье де Местром. И эта история à la Мюнхгаузен и множество других принадлежат Цицианову. Он был то, что англичане называют «quaint» (эксцентричный [англ.]). В те времена (царствование Екатерины II и Александра I) было немало людей очень оригинальных. Цицианов был хорош со всеми Нарышкиными того времени; он был так же расточителен, как и они, так же держал открытый стол и не мог обедать один с семьей; он был гастроном, щедр до крайности, большой барин и очень простой в то же время. В 1812 году он выехал из Москвы в большой карете шестериком в то время, когда Наполеон входил в Москву. Цицианов оставил свой дом открытым; его разграбили и сожгли. Цицианов был дружен со знаменитым оригиналом гр. Ростопчиным (московским губернатором) и видел, как тот плакал, читая приказ о сдаче города.

Моя мать знала еще этого деда, так как он умер 95 лет. Он говорил ей совершенно серьезно, что он ни во что не ставит людей, у которых предки родились после Вознесения Христова. Моя мать спросила его: почему? «Потому что я происхожу от Иакова, – ответил он. – Ты видела мой герб и заметила в нем лестницу?» И он не шутил, а верил этому. Гордый, но не чванный, он приглашал совершенно одинаково и богатых и бедных; для него громадным удовольствием было накормить людей, не имеющих каждый день хорошего обеда. Он говорил: «В Евангелии сказано: „Изыди скоро на распутия и стогны града и нищия и бедныя и слепыя и хромыя введи семо“. Цицианов был одним из основателей первого Английского клуба в Москве. У Грибоедова в „Горе от ума“ есть намек на него: „Английского клоба старинный, верный член до гроба“.

Мой дядя Россет раз спросил его (он был тогда пажом), правда ли, что он проел тридцать тысяч душ? Старик рассмеялся и ответил: „Да, только в котлетах“. Мальчик широко раскрыл глаза и спросил: „Как – в котлетах?“ – „Глупый, ведь они были начинены трюфелями, – ответил дед, – а барашков я выписывал из Англии, и это, оказалось, стоило очень дорого“».

156

Фуссадье был доктором еще при Елизавете. Димсдаль приехал привить оспу Екатерине. Она, чтобы показать пример, дала привить раньше себе, а потом уже сыну.

157

Кн. Голицына; у нее были усы.

158

Прозвища кн. Г. А. В.

159

Кн. Голицына. Это была женщина независимая, оригинальная и высокомерная. Она тогда была уже очень стара.

160

Е.И. Нелидова, которая жила в Смольном монастыре. Она состояла при Императрице-Матери, была очень уважаема и отличалась сильным характером. Ее племянница Саша (m-lle Нелидова) была дружна с моей матерью (она жила у тетки). Она также была фрейлиной и потом вышла замуж за кн. Трубецкого, брата декабриста.

161

Воспитательница дочерей Павла Петровича. Каждый вечер Государыня и вся царская семья приходили прощаться с ней и поцеловать ей руку. Весь двор приходил к ней. В 9 часов все удалялись, и сын читал ей Библию. Она умерла очень старая.

162

М-с Эллис, первая камер-фрау Императрицы Александры Феодоровны. Ей было поручено хранить все драгоценности Ее Величества, а также и коронные бриллианты.

163

Кн. Урусова, вышедшая позже замуж за Радзивилла.

164

Первая камер-фрау Императрицы, шотландка.

165

Они вышли в Лондоне в 1842 году.

166

Здесь дело идет об одном стихотворении. Графу Б. пожаловались на Пушкина, что он намекает на X. и даже на самого Б. в одном из посланий.

167

О нем, то есть о Государе.

168

Я приведу здесь воспоминания о холере в Москве и в Петербурге 1831 года. Она началась в Дунайской армии уже в 1828 году и была спорадической от 1829 до 1831 года. В войсках тогда была и чума; она у нас унесла много жертв в Турции и Армении.

169

Лейб-медик, хирург.

170

Врач Императрицы-Матери. Он остался при дворе, как два других доктора-англичанина: сэр Джеймс Вайле, хирург при наших войсках в 1812 году, врач Александра I, и Крейгтон. Тогда на русской службе было много англичан. Уже в 1807 году комендантом Одессы был англичанин Коблей.

171

Холера унесла очень многих во время польской кампании. Между прочим, от нее умер Великий Князь Константин, в Гродно, и фельдмаршал Дибич, балканский герой 1828–1829 годов.

172

Последняя чума в Одессе.

173

Ниже, когда будет говориться о Фон-Визине, я приведу этот рассказ. Лень Крылова была знаменита, он был очень толстый и любил поесть. У него была страсть к розам и апельсинным деревьям.

174

Вяземский говорил, что это русский Сен-Сир.

175

Мать императоров Александра I и Николая, Мария Феодоровна.

176

Эти платья делались тогда из белого коленкора, с екатерининскими лентами, белыми с красной каймой; из них делались банты к шифрам и к медалям института, основанного Екатериной II. В этом рассказе очень полно обрисовывается Императрица Мария Феодоровна, воспитавшая несколько поколений русских женщин.

177

Когда приезжает кто-нибудь из царской фамилии – звонят три раза.

178

С. Радзивилл, любимая подруга моей матери в институте. Как я уже говорила выше, Императрица-Мать взяла ее к своему двору, так же как и Александрину Эйлер.

179

У Императрицы Елизаветы был дурной цвет лица; она себе испортила его холодными ваннами. Она была болезненная и умерла от болезни сердца несколькими неделями позже Александра I. Она была меланхолического нрава.

180

Императрицу Александру Феодоровну звали Шарлоттой до ее вступления на престол. Она приняла имя Александры вместе с православием.

181

Конек синьоры Каталани.

182

Одна из воспитанниц старшего класса.

183

Бортнянский – начальник капеллы при Екатерине II, автор обедни на четыре голоса. Галуппи – тоже композитор. Бортнянский и Березовский обучались в Болонье.

184

Духовник воспитанниц-католичек, эмигрант. Отец Наумов, русский духовник, он потом был священником императорской капеллы.

185

Это все эмигрантки-француженки, жившие в Екатерининском и Смольном институтах. М-lle де Нагель обучала музыке. Ее внучка Капитолина воспитывалась на счет Государыни; она умерла монахиней. М-llе де ля Будри была племянницей Марата; ее отец был профессором Царскосельского лицея, где воспитывался Пушкин. Имя Будри он принял уже в России. М-lle де Мейлан была другом начальницы m-me Брейткопф, чудесной женщины, очень уважаемой своими воспитанницами. У нее было много приятельниц-эмигранток. Дочь Парис вышла замуж за Балабина (ее сын известный иезуит Е. Балабин). М-llе де Вальш я еще помню, когда была ребенком. М-llе де Вальмон сделалась потом женщиной-врачом и поехала с отцом Макарием на Курильские острова и в Камчатку. Аббат Лош преподавал физику в Смольном и Екатерининском институтах.

186

Давыдовых-Грамон звали так потому, что их мать урожденная Грамон. Они были в старшем классе: старшая Китти вышла замуж за Габриака (ее сын – известный иезуит отец де Габриак), младшая, Адель, потом постриглась в Sacré-Coeur. Пушкин посвятил ей, когда она была маленькая, в Одессе, прелестные стихи. Они были племянницами знаменитого партизана 1812 года Дениса Давыдова; он был также поэтом. Один из их дядей был декабрист. У них у обеих были прекрасные голоса. Шуазель-Гуффье также остались в России; мать m-me де Мусион, m-me де Шуазель основала вместе с кн. Воронцовой приют сестер милосердия в Одессе.

187

Княгиня Р. вышла замуж во второй раз и вообще мало видалась с дочерью. Моя мать и юная Р. были поручены Императрице-Матери, которая заботилась о них, как родная мать.

188

Младший брат моей матери был назван Карлом – Scarlatt, Александром (Скарлат на современном греческом языке значит Александр), но его в семье звали Шарлем, тем более что старшего сына от второго брака бабушки (с Арнольди) звали Александром; он был также крестником Государя. Он был товарищем Лермонтова по полку гродненских гусар и был на Кавказе во время дуэли в 1841 году.

189

Барышни Дальгейм дочери барона Д., эмигранта, воспитывались в институте; одна из них потом была тоже фрейлиною. Их кузина, де Вальмон, также воспитывалась в институте. Они были сиротами.

190

Государь был немного глух.

191

С итальянским выговором, который девочки сейчас же заметили, так как они привыкли к чистому французскому выговору эмигранток.

192

Обыкновенно институтки ели одни. Прислуживали им девушки.

193

Воспитанницы Смольного и Екатерининского институтов имели свои словечки «божественная, обожаемая, восхитительная» и надолго сохраняли их.

194

Младший, 4-й класс.

195

Дело идет о наводнении 1824 года.

196

Когда вода подымается выше колец, которые отмечают высоту воды во время наводнений, тогда палят из пушек, чтобы предупредить жителей низменных кварталов. Эти кольца находятся на гранитных набережных.

197

Очень храбрый и блестящий генерал. Он был не очень силен во французском языке, так же как и храбрый генерал К., наполеоновский генерал Je. Так как Государь был the mirror of fashion (зеркало моды [англ.]), то Милорадович подражал ему во всем, его жестам, его манерам. Он был очень вежлив и делал дамам преувеличенные комплименты, его и прозвали генералом Talon-rouge.

198

Названия двух известных в 1824 году журналов.

199

Этикет Сен-Сира (реверансы) был принят для Смольного Елизаветою Петровной, а впоследствии Императрицею Екатериною для Екатерининского института. Каждый раз, как воспитанница встречалась с классной дамой или даже с пепиньеркой, она должна была, не останавливаясь, на ходу, очень быстро сделать ей реверанс. Останавливались, только встречаясь с инспектрисой или начальницей. Классные дамы называли воспитанниц mesdemoiselles, но воспитанницы величали себя mesdames. Титулованных воспитанниц не называли по титулу. Начальница, инспектриса и классные дамы носили шерстяные платья синего цвета barbeau (по воскресеньям шелковые), пепиньерки носили платья грифельного серого цвета и черные шелковые фартуки, полотняные воротнички и манжеты, розовый бант на воротнике. Воспитанницы двух старших классов носили мериносовые платья кофейного цвета, а в двух младших классах темно-зеленого. В Смольном в 1-м отделении 1-го класса была форма: белые шерстяные платья. Мария Феодоровна переменила их на светло-голубые, менее маркие. Во всех институтах установлена была одна форма: платья декольте с короткими рукавами, передники с нагрудниками, пелеринки и рукава из толстого полотна (по воскресеньям коленкоровые). Платья носились длинные, даже для самых маленьких, чулки белые, толстые башмаки на шнурках; в дни танцев башмаки были потоньше. Материи носили старинные, названия XVIII века: ратин, этамин, меринос, бур и бурет. Зимою давались шерстяные чулки для гулянья в саду, салоп из толстого черного сукна, капоры и вязаные перчатки, летом полотняные капоры со вздержками. В этом одеянии было все-таки что-то живописное; длинные прямые юбки и белое полотно в массе не были смешны. Получалось полное равенство между богатыми и бедными. Поэтому между воспитанницами этих институтов существовало вообще полное равенство. Они очень гордились своим институтом, где иногда завязывалась дружба на всю жизнь. Мне пришлось наблюдать это по отношению к моей матери, когда она встречалась с подругами, которых не видала лет двадцать и которые часто принадлежали совсем к другой среде. Я видела, как они радовались встрече и возможности поговорить о прошлом, точно они расстались накануне и как будто обстоятельства жизни не разбросали их в совершенно различные условия.

Наказания были довольно своеобразны: институток заставляли обедать стоя или за отдельным столом, но что их всего более огорчало (даже старших) – это когда с них снимался передник в классе и за столом. Почему они считали это наказание более обидным и тяжелым, чем обед за черным столом или стоя, этого никто не мог разъяснить. За воровство и за ложь ставили на колени посреди класса и отнимали передник, в столовой сажали отдельно в углу. Впрочем, случаи воровства докладывались особо Императрице. Исключали из института редко. Моя мать за девять лет не видала ни одного случая исключения воспитанницы. Еще в начале столетия маленьких секли за воровство и за ложь. Такие случаи представлялись на усмотрение Императрицы, но после того, как одна из воспитанниц Смольного института, которой пригрозили розгами, выбросилась из окна, это наказание XVIII столетия было уничтожено.

Лазарет содержался в совершенстве, за детьми ходили вдовы, призреваемые в Смольном. В институтах были свои доктора, хирурги, окулисты, зубные врачи и ортопедисты, были гимнастики и аптеки. Мария Феодоровна сама присутствовала при операциях и приезжала даже в тех случаях, когда требовалось придать бодрости какой-нибудь девочке, которой должны были выдернуть зуб. Члены императорской фамилии платили за воспитание множества мальчиков и девочек. Девушкам, у которых не было средств (даже и не сиротам), Императрица давала полное приданое. Великий Князь Михаил Павлович экипировал бедных кадет сотнями.

Родители приходили в приемную – громадную залу – по воскресеньям и четвергам, а в лазарет и каждый день, в случае серьезной болезни. В те времена воспитанницы никогда не отпускались на каникулы домой. Уже потом стали им разрешать уезжать на лето. Это считалось несправедливым по отношению к тем, родители которых жили в провинции, а потому, по чувству равенства, предпочитали не отпускать никого.

200

Ничто не обрисовывает так Марию Феодоровну, как институтские записки, которые сохранились у моей матери.

201

В это время в институте было много католичек; аббат де Лот преподавал католичкам катехизис. Для лютеранок приходил пастор и служил в другой комнате. Л.Л. Эйлер была протестанткой; она перешла в православие уже гораздо позже того, как вышла замуж за А.Н. Зубова.

202

Император умер в Таганроге, в доме генерала Арнольди. Этот дом был самый большой в городе, но очень простой. Зато при нем был громадный сад. Простота того времени довольно характерна; в доме было всего два этажа. Мой дядя Арнольди еще помнил Государя, который был его крестным отцом. Александр Павлович гулял с ним в саду и расспрашивал его. Мальчик видел его только в первый день приезда, на следующий день Государь слег в припадке крымской лихорадки.

Н.А. Муханов рассказывал моей матери любопытный анекдот об одном англичанине, с которым он познакомился где-то на водах. Он говорил ему, что очень любил и глубоко уважал Александра I, и попросил позволения представить Муханову сына. Он позвал юношу и представил его: «Таганрог». Потом он улыбнулся и прибавил: «Я в память Царя окрестил его Таганрогом». Муханов едва удержался, чтобы не расхохотаться.

203

У меня эта книга сохранилась до сих пор. Когда воспитанницы выходили из института, Императрица, прощаясь с ними, вручала им по Евангелию, издания Библейского общества, в два столбца, по-русски и по-славянски. Моя мать читала только это Евангелие. Оно также находится у меня. Это издание сделано после 1815 года, по приказанию гр. Сперанского, – первый перевод на русский язык. Моя мать всегда читала его по-славянски, которому обучали ее в институте.

204

Эти солдаты делали в институте всю черную работу, были истопниками и полотерами.

205

Воспитанницы старшего класса дежурили поочередно у начальницы. чтобы приучиться держать себя в салоне. В этот день они и обедали у начальницы.

206

Эти размышления доказывают, до какой степени были еще свежи в 1825 году воспоминания террора, благодаря тому, что в России было много эмигрантов из Франции. Дочь маркиза де Траверсэ воспитывалась в Смольном институте. Траверсэ остались навсегда в России.

207

Мыс и вуаль – придворный траур. Плёрезы – отделка из белого крепа – признак глубокого траура.

208

Для Императорской фамилии, так же как для духовенства и монахов, читают у гроба вместо псалмов Евангелие.

209

Императрица Елизавета скончалась в Белеве (Тульской губернии). Она страдала болезнью сердца. Ее belle-mère (свекровь [фр.]) поехала к ней навстречу и узнала о ее смерти в Москве.

210

Моей матери тогда было семнадцать лет. Выпускной экзамен состоялся в феврале 1826 года. Три подруги были пожалованы во фрейлины и поручены вначале кн. Ливен (она жила в Таврическом дворце), чтобы приучить их немного ко двору. В мае молодой двор переехал в Царское; Императрица-Мать в Павловский дворец (полчаса езды от Царского Села). По окончании дела декабристов, в июне 1826 года, раз вечером Государь сказал моей матери: «Ваш дядя – Лорер приговорен к ссылке. Напишите ему и спросите, не хочет ли он вас видеть? Письмо дайте мне. Никогда не надо пренебрегать родными, когда они в несчастье». Мать моя не видала дядю со смерти своей матери. Он служил на юге, во второй армии, где и был арестован вместе с Пестелем 14 декабря 1825 года (в самый день бунта в Петербурге). Мать написала письмо дяде и принесла его незапечатанным Государю. «Вы забыли печать», – сказал Государь. Мать ответила ему: «Я думала, Ваше Величество, что письма к арестантам не запечатываются». – «Да, так принято, – ответил Государь, – но я желаю, чтобы это письмо было запечатано. Вы ведь пишете дяде – это более почтительно». Он позвонил, велел принести печать моей матери, при ней же запечатал письмо и сказал: «Вы получите ответ завтра». На другой день моя мать получила от дяди письмо, где он говорит ей, что предпочитает не видеть ее, чтобы не причинять волнений такой молодой девушке, как она; он поручил ей благодарить Государя и обеих Императриц за их доброе отношение к дочери его сестры. Государь, которому моя мать показала это письмо, сказал: «Помните, что если ваш дядя захочет со временем попросить меня о чем-нибудь – пусть он напишет вам. Не обращайтесь ни к кому, скажите прямо мне, я сделаю, что могу. Никогда не забывайте ни родных, ни друзей в несчастье».

211

«Радуйся. Наташа. Варшава наша».

212

Кн. Суворова (рожденная Ярцева) была также одною из фрейлин Императрицы; она воспитывалась в Смольном и была замечательно хороша собой.

213

Мы, то есть фрейлины: моя мать, m-lle Эйлер, княжна Софья Урусова и m-lle Дальгейм (дочь эмигранта). Княжна С. Радзивилл была уже замужем в то время и лечилась в Эмсе от чахотки, от которой впоследствии и умерла.

214

Фрейлины жили в большом дворце Екатерины II. Тогда обедали в четыре часа.

215

Гр. Гауке был убит инсургентами в Варшаве; его племянник Бассан Гауке был убит под Дижоном в 1870 году. Его дочь стала морганатическою женою принца Александра Гессенского. Она мать князя Александра Батенберга.

216

Кн. Ловиц, морганатическая жена Великого Князя Константина Павловича, вице-короля Польши, была полька и католичка. Католическая часовня в Царском была построена на ее могиле; она недолго прожила после смерти Великого Князя.

217

Пушкин переделал на французский лад русское слово «талпега» и прозвал так гр. Ламберти, рожденную Дееву, героиню переправы через Березину.

218

Гр. Ламберти оставляла занавески опущенными, потому что жила против Пушкина и боялась его эпиграмм. Она говорила: «Я боюсь: он на меня критику сочинит». Она хотела сказать эпиграмму.

219

Королева Гортензия; эта подробность интересна: об этом говорили снова в 1863 году по поводу принца Наполеона Жерома.

220

Александр Иванович Тургенев, умерший в 1845 году в Париже.

221

Знаменитое изречение Самуила Джонсона, автора словаря, великого филантропа и такого же противника рабства, как его друг Самуил Уилберфорс. Джонсон взял к себе негра, воспитал его и усыновил; он, из чувства равенства, ел с ним за одним столом, писал ему «мой дорогой Фрэнсис» и подписывался «Ваш друг С. Д.». В то время в Англии предубеждение против чернокожих было так же сильно, как теперь в Америке (несмотря на освобождение негров).

222

Два слависта. Шишков вдавался в крайности архаизмов, гр. Хвостов писал бесконечные и скучные стихи.

223

Забавная малороссийская пародия, полная сатирических и политических намеков.

224

Государя.

225

Фаддей Булгарин, которого Государь называл Аполлоном Гостиного Двора.

226

Muskerra Europae, луковичное растение.

227

Гоголь.

228

Здесь Пушкин не различает скандинавских эпических преданий, известной «Niebelungasaga» от средневековой поэмы «Niebelungenlied» («Сказание о Нибелунгах»… «Песнь о Нибелунгах» [нем.]). (Примеч. ред. изд. 1894 г.)

229

Жуковский руководил чтением моей матери с 1827 года.

230

Александр Тургенев был своим человеком в Коппэ и был хорош с Бонштетеном, Жубером, Шатобрианом, со всеми французскими писателями его времени; он подарил моей матери в память этого вечера книжку, доставшуюся ему от Бонштетена и украшенную заметками, сделанными карандашами друзей. Александр Тургенев был своим человеком в Коппэ и был хорош с Бонштетеном, Жубером, Шатобрианом, со всеми французскими писателями его времени; он подарил моей матери в память этого вечера книжку, доставшуюся ему от Бонштетена и украшенную заметками, сделанными карандашами друзей.

231

Смольный монастырь находится очень далеко от Зимнего дворца. Таврический дворец в том же квартале, где и Смольный институт; с тех пор это место застроилось и заселилось, тогда же оно было малообитаемо.

232

В то время для свадебных визитов «молодая» надевала шаль; девушки не носили ни шляп с перьями, ни шалей, ни бриллиантов.

233

М-me Карамзина всегда говорила по-французски, и в ее салоне общий разговор велся на французском языке, хотя мужчины между собою и говорили по-русски, особенно со времени Николая Павловича.

234

Бывший дипломат; он был в Лондоне во время смерти Павла I. Он постоянно посещал салон Карамзиных и был очень уважаем за ум и прямоту, он был очень ученый.

235

Секретарь посольства в Лондоне при кн. Ливене. Позже он был министром в Швеции. Он был очень умен.

236

Магенис был одним из секретарей английского посольства. Пушкин часто видался с ним и очень уважал его.

237

Одоевский.

238

«Дева-Роза» – название первой поэмы, которую Хомяков посвятил моей матери.

239

Батюшков тогда уже был сумасшедший; Рылеев погиб на эшафоте в 1826 году.

240

«Le génie du christianisme» («Гений христианства» [фр.]).

241

«Harmonies poétiques et religieuses» («Поэтические и религиозные гармонии» [фр.]). (Примеч. ред. изд. 1894 г.)

242

«Письма путешественника» Карамзина.

243

В разговоре мешали французский язык с русским: так, Полетика говорил больше по-французски, некоторые другие также.

244

Он был русским посланником в Испании. Он тоже сын эмигранта.

245

«Неистощимым» назывался самовар, за которым председательствовала Sophie Карамзина; она очень любила английские романы и давала прозвища, взятые из этих романов.

246

«Дева-Роза» – заглавие первого стихотворения Хомякова, посвященного моей матери. «Иностранка» – заглавие второго.

247

Оценка Шенье и высокое мнение Пушкина о его таланте тем более замечательны, что в самой Франции до 1819 года имя его было предано забвению; Жозеф Шенье, который был старше его, еще в 1815 году считался выдающимся поэтом, равно как и Руше. Можно было подумать, что этот плохой поэт, погибший 7-го Термидора, вместе с А. Шенье, был выше и значительнее его. Правда, что тогда не существовало полного издания его стихотворений; издано было только несколько поэм, появившихся в «Mercure de France» до революции. Только в 1819 году, когда появилось первое издание стихотворений Шенье, другой поэт, Альфред де Виньи, восхищавшийся им, заговорил о них и разъяснил их значение в 1820 году. А между тем Пушкин, будучи еще совершенно юным, во время своего пребывания в Одессе, уже прочел этот томик, с энтузиазмом отнесся к дарованию Шенье, написал свою прекрасную оду (или, вернее, элегию) на смерть поэта и понял значение того, что Шенье хотел выполнить (а частью и выполнил) обновление поэтического языка. Он понял, что Шенье был первым лирическим поэтом по идеалу греческого лиризма. Эта дальновидность Пушкина как критика достойна замечания и не была еще достаточно оценена. Действительно, со времени Ронсара и Плеяды лирическая поэзия не имела своих представителей во французской литературе, которая была по преимуществу риторической до XIX века и становится лирической только с Альфредом де Виньи, Ламартином, Альфредом Мюссе, Виктором Гюго, поэзия которых – поэзия воображения и чувства, по преимуществу. Ни Шендоллэ, ни Жильбера, ни Мальфилатра, ни Александра Суме нельзя еще назвать настоящими лирическими поэтами, хотя нередко они с успехом пытали свои силы в лирике.

Между тем стихотворения Пушкина, посвященные Шенье, написаны гораздо раньше, чем ему же посвященное стихотворение Альфреда Мюссе. Русский поэт, следовательно, опередил французского поэта.

248

Прошу читателей вспомнить, что разговор этот значительно предшествует той поре, когда Дюма перешел к роману; иначе мнение, высказанное Пушкиным, может показаться странным.

249

Мисс Акорт, дочь посланника лорда Гейтсбери.

250

Out-law – стоящий вне закона.

251

Есть стихи Вяземского, посвященные моей матери, в жанре, который англичане называют doggcrell rhyme («нескладные, неправильные вирши»).

252

Шамбо был секретарем Императрицы. Он сопровождал ее в Россию до ее замужества. Это был прекрасный и очень уважаемый человек.

253

«Dunciade» – сатирическая поэма Попа, направленная против плохих поэтов его времени; в ней есть этот образ – пещера Сплина.

254

Бухвостов Леонтий Сергеевич, майор артиллерии, известный под именем «первого русского солдата», родился в 1650 году. В 1674 году вступил в военную службу, умер в 1728 году. Петр Великий его очень любил и прозвал «первым российским солдатом», быть может, за высокий рост или, как полагают, за то, что он первый записался в «потешные».

255

Таким образом, Пушкин заранее познакомил мою мать с моим отцом. Встретилась она с ним у Карамзиных. Раньше, во время своих кратковременных пребываний в России, мой отец, приезжая в отпуск, проводил время у себя в имении, где охотился (он был страстным охотником на волков), или же у своего дяди, где жила его единственная сестра, горбатая вследствие падения. После брака моих родителей она переселилась к ним. Пушкин очень любил ее, и она горячо привязалась к моей матери, к Пушкину и Жуковскому. Она умерла почти за два года до смерти поэта, который выказал при этом случае моему отцу много дружеского расположения. Хотя тетка моя выросла в Москве, но говорила по-русски не так хорошо, как моя мать. Воспитывали ее две эмигрантки.

Пушкин был человек оригинальный, и оригинальность эта часто вредила ему в глазах тех, кто поверхностно судит о людях, в глазах тех, кто от природы склонен к недоброжелательству, и тех, которые особенно строго относятся к всякой выдающейся индивидуальности не из желания видеть ее совершенной, а просто из мелкого чувства зависти, вызываемого сознанием превосходства над собою тех, кого они пересуживают вкривь и вкось. Нельзя не сказать, что вообще доброта, милосердие, жалость, даже простая благосклонность всегда бесконечно проницательнее и справедливее, чем зависть, ненависть (как и ревность, конечно) и все дурные страсти, которые гораздо глупее, чем думают. Оригинальность Пушкина заключалась в том, что он, живо чувствуя, любил часто казаться равнодушным, шутил, говорил колкости, бросая их необдуманно и не только не остерегаясь светского лицемерия, но как бы назло ему. В то же время он был все-таки именно таким, каким понимала его моя мать, сказавшая ему в самом начале их дружбы: «…Просто очень вы добры!» (см. «Евгений Онегин»).

Когда моя тетка Софья Смирнова прибыла в Петербург со всей своей свитой, состоявшей из: 1) сиротки-воспитанницы, дочери крепостных, отец и мать которой погибли на пожаре; 2) старушки француженки m-lle Казье, воспитавшей мою тетку и умершей годом раньше ее; 3) бедной родственницы, принятой в дом; 4) другой бедной русской девушки, взятой для того, чтобы ходить за m-lle Казье; 5) горничных девушек и трех старых лакеев, – все это разместилось в rez-de-chaussée (нижнем этаже [фр.]), так как тетка моя не могла подниматься на лестницу, а мои родители жили в первом этаже. Моя тетка Смирнова была умна, начитанна, замечательно добра; но, как большинство горбатых, страдала головными болями и слабостью груди, вследствие ее узкости. В противоположность большинству горбатых, у нее были необыкновенно красивые руки и ноги. Ножки ее были так малы, что это даже затрудняло ее при ходьбе. У нее были неправильные, крупные для ее роста черты лица, умные голубые близорукие глаза, чудесные белокурые волосы и чистый нежный цвет лица; но голова ее была несоразмерно велика по ее туловищу, так как несчастный случай падения совершенно изувечил ее. Пушкин просил, чтоб его представили ей. Она заранее много слышала о нем от моего отца, но почувствовала себя смущенной, когда моя мать привела его к ней вместе с Жуковским. Войдя к ней, Пушкин, которого предупредили о ее застенчивости, прямо сказал ей: «Софья Михайловна, я надеюсь, что вы окажетесь настоящей сестрой Смирнова, что вы полюбите меня, как и он, и подарите меня вашей дружбой». Это рассеяло ее робость, а Жуковский прибавил: «Поделите эту дружбу, потому что и я жду моей части».

Часто, прежде чем подняться к моей матери, они заходили к тетке, которая никогда не показывалась гостям. Ее часто навещали и мои дяди, очень ее любившие, особенно Иосиф, который занимал ее и был ее любимцем. Только в Петербурге начала она читать новых русских писателей; до тех пор, к удивлению моей матери, она читала только Державина, из поэтов, и «Историю» Карамзина. В Петербурге она прочла Фон-Визина, Грибоедова, Жуковского, Пушкина, Крылова, Батюшкова и, наконец, «Вечера на хуторе» и «Тараса Бульбу». У меня хранятся тетради моей бабушки Смирновой, тетки моей, Софьи Смирновой, тетради другой моей grand-tante (тетки [фр.]), кн. Анны Цициановой, которая была красавицей, даровитой и образованной женщиной, в совершенстве рисовавшей миниатюры, музыкантшей (и она, и младшая сестра ее Елизавета были ученицами Фильда, жившего тогда в Москве). Во всех этих тетрадях есть переписанные стихотворения, английские и итальянские, и ни одного русского. Видно, что все они были прекрасно знакомы с итальянским, английским и французским языками, но что русская словесность была для этого поколения еще мертвой буквой. Карамзин в области прозы и Державин в области поэзии были единственными писателями, которых читали. Историограф же создал русскую повесть (подражание нравственным повестям Мармонтеля). Этот род литературы был ложен, но все же попытка Карамзина принесла некоторую пользу. «Марфа Борецкая» и даже «Наталья, боярская дочь» доказали, что можно заинтересовать русских женщин и сюжетами из русской жизни, а женщины оказывают влияние на нравы большого света. Жуковский тоже написал повести (немного сентиментальные и тоже псевдорусские), его «Двенадцать спящих дев» в стихах написаны с тою же целью. В записной книжке моей матери есть заметка по этому поводу. Дело идет о «Руслане и Людмиле». «Софи (Смирнова) прочла наконец „Руслана и Людмилу“, который привел ее в восхищение. Пушкин тоже очень рад. Больше всего ей понравился пролог, и она сказала ему об этом. Я заставила ее поговорить с ним о его поэмах и сказках, о „Повестях Белкина“, а с Жуковским о „Светлане“, о „Царе Берендее“ и его переводах. Она читала „Шильонского узника“ Байрона и сравнивала строчку за строчкой оба произведения; также прочла она „Ангела и Пэри“ – Мура. Она сказала обоим друзьям, что произведения их дали ей новую радость в жизни. Крылов ей очень понравился; раньше она знала только басни Лафонтена. Им хотелось знать ее мнение о Фон-Визине и Грибоедове. Она сказала: „Я уже не встречала в Москве Простаковых; но действующих лиц „Горя от ума“ знаю, и, если б это не было невеликодушно, я назвала бы вам их“.

Я нашла характерными эти подробности. Тетка моя выросла и воспитывалась в Москве, а лето проводила в деревне. Очевидно, с Екатерины Петербург был более занят русской литературой, чем Москва, хотя К. Аксаков и называет новую столицу „незаконнорожденным чадом России и Запада“. (Письмо К. Аксакова.) Когда моя тетка умерла, Пушкин сейчас же приехал к моему отцу, оказал ему самое теплое участие, вместе с ним провел ночь у гроба покойницы и вызывался проводить гроб до Москвы, так как тело перевезли в Донской монастырь, место погребения всех членов семьи. Но Пушкина должна была скоро родить, и отец мой отговорил его от его намерения, так как в то время, принимая в соображение скверные дороги, для переезда из Петербурга в Москву требовалось иногда больше недели.

Сообщаю эти подробности потому, что многие воображают, что у Пушкина не было сердца – только потому, что он был насмешлив, скептически отзывался о любви, о дружбе и вообще саркастически говорил о чувствах. Гоголь ведь тоже прослыл бессердечным эгоистом, присматривавшимся будто бы к человечеству только затем, чтобы отыскивать типы. Обвинение это, впрочем, падает на большинство гениальных и талантливых людей за то, что они страстно преданы своему труду, что в нем видят свою миссию и что в большинстве случаев они бывают неэкспансивны. Сентиментальность сплошь и рядом сходит у нас за чувство. Поэтому мне хочется сообщить эти подробности, не известные биографам Пушкина и Жуковского. Гоголь прекрасно выразил вышесказанное в письме к отцу Аксаковых: „Вы знаете меня только как писателя; о человеке вы не много знаете…“» (письмо 1847 года).

256

Кн. И.Ф. Паскевич был тогда единственным русским фельдмаршалом, другим фельдмаршалом был герцог Веллингтон, которому Александр I дал этот почетный титул. После венгерской кампании Император Николай пожаловал графа Радецкого званием фельдмаршала русской армии. Это единственные иностранцы, носившие в XIX веке этот титул, не служа России. Графов Витгенштейна и Дибича в то время уже не было в живых.

257

Я нашла еще следующую заметку, имеющую отношение к этому разговору. «Пушкин сказал мне: „Как вы быстро переводите на французский то, что мы говорим по-русски, это удивительно. Это очень полезное упражнение, это приучает отыскивать равнозначащие выражения на двух языках и, кроме того, это приучает вас с большею легкостью писать по-русски – так как вы говорите, что, как и все наши светские женщины, не имеете навыка в этом отношении, хотя говорите вы отлично. Когда-нибудь на досуге займитесь переводом всех ваших заметок на русский, ради упражнения в слоге“. Я ответила, что у Карамзиных говорят преимущественно по-французски, но речь пестрая – смесь французского с нижегородским, отдельные же фразы говорятся либо на том, либо на другом языке, а не так, чтобы слово или два русских вставлялись во французскую фразу, и наоборот. Я продолжаю составлять свои заметки на французском языке: сокращения слов удобнее; я так привыкла, да и слова короче, наши русские слова иногда нескончаемо длинны, столько слогов, а я ленива! Это признание рассмешило его. Я спросила его, не представляет ли большое количество слогов, обусловленное склонениями, трудности для русской поэзии. Он улыбнулся: „Да, это составляет некоторую трудность, но она существует и для латинского языка, и для греческого, и для немецкого. Итальянский язык самый легкий для поэтов, а д’Убриль говорил мне, что и испанский обладает тем же свойством. Английский язык изобилует односложными словами, это тоже выгодно для поэтов, но самым трудным языком для поэтов я считаю французский, – не langue d’Oc, a langue d’Oil (диалекты севера и юга Франции [фр.]) – французский язык начиная с XVII века“. Я сказала: „Ведь вы писали французские стихи“. Он расхохотался: „Вы называете это стихами, – вы чрезвычайно добры! Я написал целую комедию по-французски до поступления в лицей…“»

258

Жюли Батюшкова, сестра поэта, тоже была фрейлиной и была очень дружна с моей матерью. Она вышла замуж за военного, Николая Васильевича Зиновьева. Сохранилось ее письмо к моей матери от 1837 года. В нем она говорит о смерти Пушкина. Я приведу его ниже. Генерал Зиновьев был воспитателем покойного Наследника Цесаревича Николая Александровича, скончавшегося в Ницце, и Великого Князя Александра Александровича, ныне царствующего Императора Александра III. Как и его жена, он был воплощенной прямотой. Все члены семьи Зиновьевых отличались этим качеством и большой простотой во всем. Отец Н.В. Зиновьева был женат три раза, и от этих трех браков у него было двадцать два человека детей. Они были очень дружны между собою, вели жизнь патриархальную, семейную и дружную, чуждую светскости, что довольно редко встречаешь в большом свете.

259

Вздыхая, прошептал подснежник:

«Кто пожалеет о моем отсутствии,

Когда счастливый ветерок заколеблется

При твоем появлении, бледный нарцисс,

При твоем блеске, о, буковица».

Snow-drops – подснежник, который не попадается ни в Москве, ни в Петербурге и начинает встречаться у нас только на западе и юго-западе. Daffodil – французский золотоцветник, который расцветает в ту пору, когда кукушки начинают петь в лесах. Английская буковица тоже неизвестна у нас на севере, а англосаксонские cow-slips растут у нас везде. В народе orchis macculata называется кукушкины слезки. Цветок этот играет такую же видную роль в старинных сельских обрядах Зеленых святок (Семика), какую viola tricolor, или иван-да-марья, играет в ночь на Ивана Купалу, вместе с волшебным, магическим папоротником, который встречается во всех странах Запада, везде, где жгут костры в этот день и сохранились все предания этого, по преимуществу кельтического праздника.

260

У меня есть офорт, изображающий Жан-Жака с барвинком в руках, а на оборотной стороне написано: «Подарен Императрицей после разговора о барвинке Руссо, – в Петергофе». – Дети нашли Lündler-gras (из породы злаков), что очень обрадовало Императрицу. Эта травка напоминает ей ее детство, как и васильки, которые она любит более всех полевых цветов. Что касается роз, то это – ее страсть; в коттедже есть чудные розы. Я очень люблю коттедж, сад – этот уголок так симпатичен и всегда меня очаровывает. Их Величества чувствуют там себя так же уютно, как и в Аничковом дворце, полном для них хороших и светлых воспоминаний молодости, воспоминаний о времени до их восшествия на престол.

261

Намек на поэму «Арион», посвященную памяти декабристов.

262

Юный Арион, изгони из сердца страх,

Причаль к берегам Коринфа;

Минерва любит этот тихий берег,

Периандр достоин тебя;

И глаза твои узрят там мудреца,

Восседающего на королевском престоле.

263

Я нашла эту заметку в тетрадке, где речь идет о бельгийской революции и о польской кампании; нашла ее между выписками из «Oraisons funèbres» («Надгробных речей» [фр.]) Боссюэта и отношу ее к 1831 году. Заметка эта служит свидетельством того, что и Пушкин относился к чтению моей матери с таким же интересом, как и Жуковский.

264

Жуковский говорил это по поводу некоторых произведений романтиков; все мрачное ужасало его, все вымученное было для него предметом отвращения.

265

Заметки эти о различных предметах, по-видимому, доказывают, что по временам, например, в Царском Селе, где мать моя виделась с Пушкиным каждый день, а иногда и по два раза в день, и в Петербурге он чувствовал потребность поговорить с ней о том, что он читал и не находил отклика в своей жене и свояченицах. Когда я была с моим отцом в Одессе, в 1867 году, он много думал о Пушкине и искал дом, в котором жил поэт, для того, чтобы показать мне его; дом этот существовал еще в 1843 году, когда отец мой ездил на юг в Одессу, но с тех пор его перестроили; город разросся. В Одессе отец рассказал мне, что как-то вечером, осенью, Пушкин, прислушиваясь к завыванию ветра, вздохнул и сказал: «Как хорошо бы теперь быть в Михайловском! Нигде мне так хорошо не пишется, как осенью, в деревне. Осень – мое любимое время года. Что бы нам поехать туда!» У моего отца было имение в Псковской губернии, и он собирался туда для охоты. Он стал звать Пушкина ехать с ним вместе. Услыхав этот разговор, Пушкина воскликнула: «Восхитительное местопребывание! Слушать завыванье ветра, бой часов и вытье волков. Ты с ума сошел!» И она залилась слезами, к крайнему изумлению моих родителей. Пушкин успокоил ее, говоря, что он только пошутил, что он устоит и против искушения и против искусителя (моего отца). Тем не менее Пушкина еще некоторое время дулась на моего отца, упрекая его, что он внушает сумасбродные мысли ее супругу.

Раз, когда он читал моей матери стихотворение, которое она должна была в тот же вечер передать Государю, жена Пушкина воскликнула: «Господи, до чего ты мне надоел со своими стихами, Пушкин!» Он сделал вид, что не понял, и отвечал: «Извини, этих ты еще не знаешь, я не читал их при тебе». Ее ответ был характерен: «Эти ли, другие ли, все равно. Ты вообще надоел мне своими стихами». Несколько смущенный поэт сказал моей матери, которая кусала себе губы, чтоб удержаться от вмешательства: «Натали еще совсем ребенок. У нее невозможная откровенность малых ребят». Он передал стихи моей матери, не дочитав их, и переменил разговор. В Царскосельском китайском театре затевался спектакль, и мать моя сообщила Пушкиной, что она получит приглашение. Это привело ее в лучшее настроение, и она сказала моей матери: «Пожалуйста, продолжайте чтение. Я вижу, что ему этого очень хочется. А я пойду посмотрю мои платья. Вы зайдете ко мне потом, чтоб сказать, что мне лучше надеть для спектакля?»

266

Он был тогда женихом ее.

267

Мать моя прибавляет: «Не забыть бы пересказать этот разговор Гоголю. Он всегда так доволен, когда я сообщу ему, что услышу от Пушкина или Жуковского».

268

В русском переводе «Супруга маршала Анкра». – Примеч. ред.

269

П. Волконский, начальник Главного штаба при Александре I, министр двора при Николае I.

270

Стих из «Генриады».

271

Моя мать принимала участие в живых картинах при дворе и изображала Гонзаго. Я нашла описание этих живых картин. Моя мать являлась в трех позах, записанных ею.

1-я сцена. Король и кардинал играют в шахматы. Королева сидит в кресле. Мария Гонзаго сидит на складном стуле подле стола играющих. Придворные мужчины и женщины стоят полукругом. Два поляка, в костюмах, как на портрете Яна Собеского, с бесконечными усами, изображают послов польского короля.

2-я сцена. Является вестник, вручающий кардиналу запечатанный конверт. Мария Гонзаго приподнимается, но королева удерживает ее, кладя ей руку на плечо. Король рассеянно играет одной из шахматных фигур. Придворные с любопытством смотрят на кардинала. Оба поляка сохраняют свой невозмутимый вид.

3-я сцена. Король только что произнес свое: «Monsieur le Grand a passé un mauvais quart d’heure» («Месье ле Гран провел ужасные четверть часа» [фр.]). Королева шепчет: «Мужайтесь, дитя мое, вы – королева Польши». Мария Гонзаго встает и падает в объятия королевы. Кардинал с ироническим выражением наблюдает за королем. Придворные кажутся пораженными словами короля. Поляки все так же невозмутимы и стоят, положив руки на эфесы своих сабель.

У меня был костюм, сделанный по Вандиковскому портрету королевы Марии-Генриэтты, но серизовый вместо белого, с серебряным кружевом; в волосах жемчуг. Король был одет, как Карл I на портрете Ван-Дика. Кардинал – в красном, в кардинальской шапке. Королева была в голубом с золотом, со множеством драгоценных камней; костюм ее был взят с эстампа, изображающего Анну Австрийскую. Он был довольно тяжел, но очень к лицу Софи Урусовой, которая высока и стройна. Она была очень величественной. Картины при дворе всегда ставились художниками. Они были в большой моде и в Берлине, точно так же, как и костюмированные балы. В Берлине постановкой и устройством их обыкновенно распоряжался князь Антон Радзивилл, женатый на одной из принцесс прусского королевского дома. Он был настоящим артистом и прекрасным музыкантом. Он был отцом принцессы Элизы, в которую был так влюблен принц Вильгельм (впоследствии император). Она приходилась ему двоюродной сестрой. Государственные соображения не дозволяли ему жениться на ней. У меня хранится письмо Александры Феодоровны, в котором она сообщает моей матери о преждевременной кончине принцессы Элизы, которую мать моя лично знала. Принцесса была прелестной девушкой, вполне идеальной. Она сама уговорила принца Вильгельма отказаться от нее и жениться на принцессе Августе Веймарской, двоюродной сестре Императора Николая, так как это было желанием его отца. Императрица очень любила принцессу Элизу и горячо оплакивала ее.

272

Священной Римской империи.

273

M-me Dudеffant.

274

Это было новостью в России, особенно для женщин. Они и не подозревали, что русские хлысты, как светские люди, так и простые, употребляли эти наркотические средства, сверх белладонны и чемерицы. перед своими обрядами и неистовыми скаканьями.

275

Надо вспомнить, что предисловие к «Кромвелю» считалось тогда скрижалями романтического театра. Русские писатели того времени были очень заняты этим и разбирали драматические произведения на основании теории знаменитого предисловия.

276

Много лет спустя Глинка, уже совсем состарившийся, вместе со своей старой сестрой Авдотьей Павловной, издавшей мистическую поэму о слезах Христа над гробом Лазаря, был у моей матери накануне Благовещения. Приходский священник пришел отслужить всенощную у нес на дому, так как мать моя, серьезно больная, лежала в постели. За всенощной этой читают Евангелие от Луки. Стоя в ногах кровати моей матери, старый Глинка слушал чтение, знаками выражая свое восхищение; наконец он наклонился к моей матери и прошептал: «Что за поэма, дорогая моя, это дивно! Помните Пушкина и г-жу С.?» Сестра Глинки сердито посмотрела на него (брат и сестра обожали друг друга), он замолчал и, прижав руку к сердцу, прошептал только: «Божественная поэзия!» Я должна сказать, что все старые люди того времени, которых я знала, были оригинальны, и каждый на свой лад. Граф Алексей Толстой был уже во втором поколении представителем этой природной, самобытной оригинальности при полном отсутствии тщеславия и писательского самолюбия. Он был всегда счастлив, восхищаясь другими, и говорил с полным чистосердечием: «Как меня радует то, что я вижу так много русских талантов!»

277

Как-то мать моя говорила с Пушкиным о путешествиях и об однообразии русской природы. Он воскликнул: «Некрасивых пейзажей нет! Жизнь есть везде, даже под снегом и среди самой убогой природы. Некрасивыми могут быть только города, и хуже всех их Новоржев, ближайший город к Михайловскому».

278

Акт, подписанный до помазания на царство (интересные подробности об избрании находятся в архиве Шереметева, изд. Барсуковым).

279

В этой III книге заметок рядом со словами «когда мы состареемся» сделана пометка карандашом, после смерти Пушкина: «Увы, увы! бедный Пушкин».

280

Княгиня О. была смугла, почему ей и дали это прозвище.

281

Jeter son bonnet pardessus les moulins – непереводимое французское выражение; оно означает: вести себя легкомысленно, совершенно пренебрегая общественным мнением. (Примеч. переводчика изд. 1894 г.)

282

Главный повар короля Людовика XVIII.

283

Руссле, главный повар моих родителей.

284

Первый придворный метрдотель того времени. Государь называл его m-r Ватель.

285

Пушкин был самый старший. Ему тогда, должно быть, было 34 года. Он приходил по вечерам к моему отцу, чтобы играть на бильярде.

286

Одна из проходных зал, та, что предназначалась для негров.

287

Шуточная поэма Мятлева «Путешествие русской помещицы по Европе».

288

Гр. Фикельмон, женатый на русской, пользовался лично высоким положением в России и был допускаем в интимный круг двора – честь вообще весьма редкая для дипломатов. Жена его была внучка Кутузова, дочь Елисаветы Хитрово, восторженного друга Пушкина.

289

В 46-м году мой отец нашел в Калуге переписку Екатерины с наместником Кречетниковым; видно, что она входила в тысячи практических подробностей, она приказала посадить деревья, которые окаймляли наши большие дороги; это была одна из мер, введенных у нас еще Петром I.

290

Г-жа Хитрово.

291

По поводу Ипсибоэ у матери моей встречается очень забавная заметка: «Тургенев спрашивал меня, есть ли у меня убор à la Ipsiboé, кажется, что в Париже все Ipsiboé, даже бальные башмаки, и они фисташкового цвета. Он мне рассказывал, что про г-жу Крюднер говорили, будто она отправилась спрашивать Валери у всех книгопродавцев, не называя себя и обнаруживая удивление, если книги не оказывалось, чтобы дать им понять, что роман уже приобрел громкую известность. Затем она посетила всех знаменитых портных, спрашивая голубой шарф à la Valérie, плащ à la Valérie, платье и пояс à la Valérie. Портнихи и модистки тотчас изобрели костюм Валери, Se non è vero è ben trovato».

292

Ниже издательство публикует тексты из книги Смирнова-Россет А.О. Дневник. Воспоминания. М.: Наука, 1989 (Серия «Литературные памятники»).