Неизвестный Филби - [54]

— Наша прекрасная молодежь! — передразнивал он и возмущался: — Почему никто не говорит о стариках, об их бедственном положении? Вот кому надо помогать!

Что бы он сказал теперь, увидев толпы нищих?!

Однажды Киму принесли небольшой гонорар. Он не хотел брать эти деньги и просил передать их в фонд вдов. Ему ответили, что у нас не существует благотворительных организаций, и напомнили о вполне конкретной вдове — его теще. Ким успокоился, подарив ей свой гонорар. (Такие слова, как «милосердие», «благотворительность», уже затертые сегодня, в те времена вовсе не употреблялись, считались унизительными для советского человека.)

Бывая у нас, мама непрерывно хлопотала по хозяйству. Ким не мог к этому привыкнуть и с беспокойством спрашивал:

— Почему мама никогда не отдыхает?

Он также возмущался, что она неправильно питается, по русской привычке злоупотребляя хлебом в ущерб более полезным продуктам, и сам составил для нее дневной рацион. Перевоспитать маму ему так и не удалось. Зато Ким сумел приучить ее к шампанскому. Более того, однажды попробовав коктейль «шампань», она сама напоминала: «С коньячком, пожалуйста!» В час вечернего «дринка» Ким не забывал занести маме в комнату рюмочку коньяка или ликера.

С такой же теплотой Ким относился и к моему брату. Костя, мастер на все руки, всегда приходил к нам на выручку — как слесарь, электрик или плотник и вообще помощник в любом деле. Ким называл его «скорая помощь».

Через несколько месяцев после нашей свадьбы Костя познакомил нас со своей невестой Наташей. Мы встретили их шампанским, к которому Наташа не притронулась. Она так стеснялась, что ни разу не улыбнулась, не произнесла ни единого слова, как мы ни старались ее разговорить. Они вскоре поженились. Наташа постепенно освоилась с нами и даже полюбила шампанское.

Когда у них родился сын Сережа, Ким в течение трех лет выплачивал Наташе ежемесячное пособие в размере ее зарплаты, чтобы она могла оставаться дома с ребенком. Он также постоянно помогал маме, доплачивая к ее мизерной зарплате, а затем и к пенсии.

Ким заботливо относился ко всем членам моей семьи и не считал зазорным похлопотать ради Сережи о путевке в летний пионерлагерь для детей сотрудников КГБ, хотя не любил обременять своих коллег личными проблемами.

Первые московские впечатления

Обычно Ким предпочитал вспоминать курьезные моменты. Он любил рассказывать мне о своих первых московских впечатлениях. Так, выйдя впервые на прогулку по городу, он решил заглянуть в гастроном. Открыв дверь, он пропустил вперед женщину. Вдруг, отталкивая его и женщину, туда хлынула толпа. Прижатый к двери, Ким долго стоял в позе регулировщика.

Вместе с тем в Киме была выделявшая его в толпе какая-то притягательная сила. С ним любили поговорить старушки и заигрывали дети. Его часто одолевали на улице вопросом: «Как пройти?..» Не зная русского языка, он выучил наиболее короткий ответ: «Туда» — и указывал направление. Москву Ким изучил досконально. Однако, когда он научился говорить по-русски и был в состоянии подробно объяснить вопрошающим, куда идти, его стали слушать с недоверием и обычно следовали в противоположном направлении.

Его постоянно предупреждали об опасности, о возможности покушения на его жизнь и советовали не выходить из дома. Как-то раз он все-таки рискнул посетить парикмахерскую. Она была совсем рядом, за углом. В зале ожидания сидели двое. Ким присел рядом. Открылась дверь, и вошедший что-то громко сказал. Сидящие посмотрели на Кима. Через некоторое время вошел другой и прокричал нечто непонятное. И снова все уставились на Кима. Ему стало не по себе. Сделав вид, что торопится, он озабоченно посмотрел на часы и выбежал из парикмахерской. А они всего лишь хотели узнать, кто последний.

Вскоре по приезде в Москву Ким стал обустраивать свой быт. Ему было нелегко обставить квартиру по своему вкусу. Прежде всего мебель, как и многое другое, была дефицитом, к тому же он не выносил полированные гарнитуры, которые тогда были в моде. Зато на мебельном комбинате в Лихоборах под Москвой делали вещи на любой вкус. Там Ким заказал по своим чертежам несколько секций с книжными полками и ящиками, комод для белья, журнальный стол, две тумбочки и тахту. Вскоре ему посчастливилось купить мягкую мебель, и надобность в тахте отпала.

Через несколько дней после оформления заказа Ким снова поехал на фабрику, чтобы отказаться от тахты. Там еще и не думали приступать к работе, но сказали, что не могут изменить заказ без уважительной причины. Простое и правдивое объяснение не устраивало приемщицу, и это поставило Кима в тупик. Он не мог найти другого ответа на это «почему», пока не вспомнил, что глупый вопрос предполагает аналогичный ответ, и сказал:

— Потому что мой папа умер, — и с удивлением увидел, как приемщица аккуратно вписала в графу эту фразу. То, что папы не было в живых уже пять лет, не имело значения.

В Москве Ким жил под вымышленным именем. В его советском паспорте было записано: «Федоров Андрей Федорович», а настоящее имя удостоверял другой документ — вид на жительство в СССР.

Трудно сказать, чем руководствовались те, кто выбрал фамилию Федоров. Наверное, тем, что она заурядная и не привлечет к себе внимания. Но стоило Киму впервые произнести ее вслух, как это вызвало настоящий фурор.