Неизвестный Филби - [51]

Лично я считаю, что на данный момент достаточно выставлялся, хотя, в общем-то, мне это безразлично. Куда серьезнее я отношусь к, по-видимому, неизбежному обвинению в том, что все, о чем бы я ни говорил или ни писал, продиктовано моими коллегами. Безусловно, есть вещи, которые я не могу да и не стану обсуждать. Но обремененный годами, почестями и более сложным грузом богатейшего материала, я достаточно опытен, чтобы самому решать, что именно можно обсуждать, а что нельзя, и, главное — как обсуждать. Поверишь ли ты этому или нет, твое дело. Но у меня нет оснований вводить в заблуждение старых друзей, в честности которых я не сомневаюсь», — писал Ким 26 ноября 1977 года своему старинному другу Эрику де Мони, многолетнему корреспонденту московской службы Би-би-си.

Между тем сам Ким не стремился к популярности и отвечал отказом на многочисленные предложения иностранных журналистов. Впервые, уже в последний год своей жизни, он согласился дать интервью английскому журналисту Филиппу Найтли, который добивался этой встречи в течение нескольких лет. Вскоре Ким принял участие в документальном телевизионном фильме, посвященном Грэму Грину, и незадолго до своей кончины выступил на латвийском телевидении.

Книга Филби «Моя незримая война» была написана в Москве в 1968 году и тогда же опубликована в 11 странах, но… не в Советском Союзе. О всех перипетиях, связанных с этим изданием, подробно рассказал коллега Кима Станислав Рощин в газете «Советская молодежь — сегодня», выходящей в Риге на русском языке. Привожу выдержки из этого интервью.

«…Он писал свою книгу с большой заинтересованностью, полностью самостоятельно и придавал этому обстоятельству большое значение. Ему важно было рассказать о своей позиции, своей работе.

К этому надо добавить следующее. За полгода до выхода книги появились обширные публикации в Англии, по-моему, в “Обсервер” и “Санди таймс”, с результатами журналистских расследований, связанных с Филби. Журналисты, упорно работая в течение года, подготовили колоссальный материал о нем…

Далее события приняли драматический характер. В Англии существовал как бы неофициальный комитет, который выполнял ту же роль, что и наша официальная цензура… Представитель комитета попросту собирал главных редакторов массовых изданий и говорил им примерно так: “Джентльмены, вот об этом событии было бы желательно не писать…”

Комитет запретил публикацию материалов о Киме Филби. И впервые в истории эти две газеты взбунтовались и опубликовали свои очерки… Позже, уже в связи с книгой Филби, погорел министр иностранных дел Англии Браун. Еще до ее выхода в свет в Америке, когда об этом стало известно, Браун выступил на обеде газетных магнатов, где официально заявил, что если в Англии кто-нибудь посмеет издать книгу или станет ее распространять, то будет привлечен к ответственности по закону “О государственной тайне”.

Еще до скандала с министром, когда книга была написана, перед нами встал вопрос о ее публикации… Сейчас не припомню, но то ли из “Обсервер”, то ли из “Санди таймс” поступило предложение издать книгу у них в Англии. Мы не возражали. Однако через некоторое время пришло письмо с извинениями, где сообщалось о невозможности опубликования ими книги. Тогда мы по своим каналам связались с одним крупным парижским издательством. Его представитель приехал сюда, договорился об условиях, заключил договор с Кимом. Ждем.

Вдруг совершенно неожиданно французы сообщают, что продали права на книгу некоему американскому издательству…

Однако самое драматичное вмешательство произошло с совершенно неожиданной стороны, когда все наши опасения уже были позади и до выхода книги на прилавки магазинов Америки оставалось буквально несколько дней. Меня вызвало начальство и, поинтересовавшись, какова ситуация с книгой, вдруг заявило: “Надо все остановить!” Для меня, естественно, это было как гром среди ясного неба. Мне поясняют, что в Будапеште только что закончилось Международное совещание руководителей компартий, в ходе которого тогдашний председатель компартии Великобритании Джон Голлан обратился к Михаилу Суслову — второму лицу в КПСС — и сказал, что им известно о готовящемся в Америке издании книги Филби и что эта публикация нанесет ущерб английской компартии. Поэтому он просит не допустить ее публикации.

Суслов, вернувшись в Москву, тут же отдал соответствующее распоряжение, не поинтересовавшись даже, зачем и почему издается книга. Все мои попытки привести какие-то доводы, в том числе и то, что придется заплатить колоссальную неустойку за нарушение контракта, естественно, ничего не дали.

После тяжких раздумий я принял рискованное решение: пришел к начальству и сказал, что поздно что-то предпринимать — книга уже вышла. Все там, конечно, прекрасно понимали, что это неправда, но, поскольку сами в душе разделяли мое чувство, спокойно отреагировали: “Хорошо, так и доложим Суслову”».

В 1972 году книгу выпустили в Чехословакии и Болгарии, также опередив нас. Подготовка этих изданий вдохновила Кима на написание новой книги. Однажды он сказал: «Моя вторая книга будет начинаться с твоего имени». Вскоре, в начале 1972 года, он показал мне первую главу. Это были воспоминания детства, которые начинались словами: «Руфина сказала мне…»