И подумать только, в школе я всерьез мечтал стать дегустатором! Из-за отца, наверное, потому что таланта у меня не оказалось никакого. Отец, который очень ревниво относился к своей работе, полагая, что в последние десятилетия профессия его приходит в упадок, сказал мне с жестокостью фанатика: «Какой из тебя дегустатор, Тойво? Ты едок!» И он был прав. Дегустатор я никакой, а едок — вполне на уровне, никто не жалуется…
Ну вот я и отдохнул от Торы, и можно работать.
Прежде всего я вызвал свою программу с терминала БМ. Машина еще не кончила считать. Ладно. Я принялся наводить порядок на столе, прикидывая, не имеет ли смысл подытожить хотя бы то, что уже получилось, чтобы подкинуть Торе пищу для размышлений. В конце концов, как он ставил задачу? Попытаться обнаружить хотя бы один казус, подозрительный на ксеногенность (Тора, конечно, сформулировал это гораздо более пространно и живописно, а я люблю лаконичные формулировки, пусть даже и на псевдоязыке). Так вот один казус я уже обнаружил…
Первый вариант. С. 84–93:
Глава седьмая
В десятом часу, как всегда без предупреждения, ввалился Шура Кикин, и Ася немедленно отправилась варить «кикиновку».
— Тойво! — воззвал Кикин, усевшись напротив и захрустев суставами на весь дом. — Я тебя прошу, Тойво!
— «В КОМКОН хочу!» — противным голосом произнес Тойво.
— Да! Хочу! В КОМКОН! У меня есть идеи! У меня есть опыт, какого ни у кого из вас нет! Я работал с дымчатыми галеодами! Два года!..
— Не работал ты два года с дымчатыми галеодами.
— Ну, не два! Ну, полтора!
— И полтора ты не работал.
— Полтора — работал!
— Не работал. А если бы даже и работал… Ну зачем нам этот твой опыт?
— Я хочу заняться ракопауками!
— Это не наша область, сколько раз тебе повторять?
— Это не ваша область, потому что вы дураки! Потому что вы не понимаете, что ракопауки разумны! Вы их боитесь, вы их целый век истребляли, у вас теперь запор совести!
— Это и есть все твои идеи? — спросил Тойво.
— Да! И между прочим, не хуже других!
— А почему ты так орешь? — осведомился Тойво.
— Я не ору, — сказал Кикин, понизив голос— Я ору, потому что ты мне не хочешь помочь. Ты вообразил, что это у меня очередное увлечение. А на самом деле я все обдумал. У меня талант к этим паукам, ты это можешь понять? Девяносто девять человек из ста пауков терпеть не могут, а я их люблю!
— Что ты от меня хочешь? — сказал Тойво, закрывая глаза.
— Я хочу в КОМКОН! В Комиссию по Контактам!..
— Подожди, не ори, — сказал Тойво. — Что ты хочешь от меня? Что ты от МЕНЯ хочешь вот уже две недели?
— Я хо-чу что-бы ты, — произнес Кикин, отбивая темп взмахами руки, — по-го-во-рил обо мне с Ко-мо-вым или с Ба-де-ром! — Тут он вдруг прервал себя: — Слушай, тебе говорили? Горбовский-то совсем плох…
— Говорили…
— Что именно тебе говорили?
— Что он совсем плох.
— А все-таки… может, обойдется?
— Может, и обойдется, — сказал Тойво.
Они помолчали.
— Так как же? — спросил Кикин.
— Хорошо, — сказал Тойво. — Как только встречусь с Комовым, обязательно поговорю о тебе. Обещаю.
Кикин посмотрел на него с огромным подозрением.
— Что именно ты обещаешь?
— Обещаю, что как только встречусь с Комовым…
— Ты, наверное, редко с ним встречаешься…
— Да как тебе сказать…
— Нет, это нехорошо, — сказал Кикин. — Вот видеофон, номер канала ты должен знать, изволь.
— Ну что я ему скажу? — произнес Тойво с тоской. — Есть у меня старый друг Шурка Кикин. Человек безусловно симпатичный, славный, добрый, но решительно без царя в голове… Тридцать лет он на свете прожил, тридцать работ переменил…
— Постой-постой! — встревоженно заорал Кикин. — Про это не надо! Зачем?
— А про что надо?
— Большой опыт работы с хелицероносными, отменная способность к зоопсихическим контактам с ними…
— А почему бы тебе не обратиться к зоопсихологам?
— Ты что, глухой? Я же у них уже работал, с дымчатыми галеодами!
Тут вернулась Ася с подносом, на котором дымились три керамические миски с горячей «кикиновкой». Кикин сразу обо всем забыл.
— А «колдоглаз» не забыла? — грозно спросил он, хватая обеими руками ближайшую миску.
Он тянул напиток прямо через край, хлюпая, причмокивая и шипя от горячего. Ася деликатно черпала из своей миски специальной ложечкой. А Тойво только понюхал пар и, пробормотавши «пусть остынет», отодвинулся подальше.
Слава богу, Кикин перекинулся на Асю. У него, оказывается, были идеи, касающиеся коренной перестройки гастрономической науки. Он, оказывается, четыре месяца проработал в учениках у дегустатора имярек в Шанхае и вынес из своего ученичества убеждение, что древняя методика дегустации, дегустация, так сказать, органолептическая, безнадежно устарела, и пора поэтому приступить к широкой дегустации посредством некоторых членистоногих, например галеодов дымчатых. Ася неудержимо хохотала, а Тойво слушал, стараясь не привлекать к себе внимания. Некоторое время это ему удавалось, но вот наконец Кикин допил свою порцию и обратил победоносный взор на Тойво.
— Ну, что пришипился? — осведомился он. — Э! Да у тебя полная миска. В чем дело?
— Аппетита нет, — сказал Тойво.
— Хм, — сказал Кикин, не спуская глаз с миски.
— Пей, пей, — сказал Тойво.
