Неизвестные Стругацкие: От «Града обреченного» до «"Бессильных мира сего» Черновики, рукописи, варианты - [24]

Несколько долгих, непередаваемо долгих минут Андрей, свесившись через перила, смотрел и слушал, испытывая такой страх, какого не испытывал еще никогда в жизни. Это был даже не страх. Хуже. Это было холодное бесчестное расчетливое и вполне осознанное нежелание идти туда, вниз, в этот вскрикивающий и щелкающий туман. Туда просто нельзя было идти. Невозможно. Там был конец всему.

Он отшатнулся от перил и повернулся, чтобы бежать. Куда-нибудь. Лучше — вверх. Подальше от светящегося тумана. Но он не побежал, потому что перед ним оказался Генка, собственной персоной.

После разговора Андрея Т. с Напоминанием Генки и бега по железным лестницам Андрей оказывается перед странной компанией, допрашивающей Генку. В черновике Андрей Т. Генку не узнает: «Это был огромный круглый зал, словно дно невообразимого стакана, или точнее — невообразимой консервной банки, потому что все здесь — и стены, и пол — было железным. По всему залу в хаотическом беспорядке были разбросаны столы, стулья, кресла, шезлонги, табуретки, диваны, тахты, козетки, пуфики и кушетки. Однако вся присутствовавшая в зале публика расположилась по почти правильной дуге в ближней к Андрею части зала, фактически прямо перед ним. Публика восседала на своих креслах, козетках и пуфиках, и все внимание ее было сосредоточено на каком-то человеке, прижавшемся к стене прямо под ногами у Андрея, так что Андрей мог видеть только его макушку. Но Андрею было не до этой злосчастной макушки, его потрясла в первую очередь именно публика».

В описании персонажей, захвативших в плен Генку, в черновом варианте тоже есть добавки. К примеру, страхолюдный толстяк (Самый Первый Блин) описывался кроме всего прочего так: «гора трясущегося жира, сопящая и задыхающаяся». О попсовом молодом человеке: «Нехорошо, конечно, судить о человеке по его внешнему виду, но у этого типа внешность была такова, что немедленно вызывала в памяти витиеватые и выспренние формулировки, вроде «гнездилища пороков», или, скажем, «мерзкого сосуда греха»…» Описан в черновике и персонаж, отсутствующий в окончательном варианте: «Было здесь некое существо (или сооружение?), напоминавшее хорошо сохранившуюся египетскую мумию, запеленутую, однако, не в бинты, пропитанные ароматическими смолами, а в разноцветные провода. Провода опутывали это сооружение (или все-таки существо?) так густо и плотно, что вовне торчал только длинный острый подвижный нос. Существо это мирно возлежало на тахте, разноцветные провода шли от него во все стороны, оно было в общем (если не считать носа, совершавшего временами просто чудеса) неподвижно и откликалось на происходящее только крупными зелеными цифрами, которые иногда вспыхивали по обе стороны носа, там, где у существ обычно находятся глаза, а у этого сооружения были расположены миниатюрные экраны размером с блюдце». Чуть позже описывается еще один тип (его реплика идет вместо реплики Недобитого Фашиста): «Давно пора, — подтвердил сидевший на самом правом фланге полукольца голый по пояс и тощий, как паук, Людоед-Ящер. Он был интенсивно зеленого цвета и в красных крапинках. Перед ним стояло на столе огромное блюдо с горой чисто обглоданных розовых костей. — Сколько же можно разговаривать? — продолжал он раздраженно. — Обед мы проразговаривали, ужин мы проразговаривали… Вместо завтрака теперь что же — тоже разговоры будут?»

Во время допроса в черновике звучат другие вопросы, чем в окончательном варианте:

— Он будет отвечать, — вмешалась Двугорбая Старуха. — Это он вам ничего не хочет рассказывать, а мне он расскажет. Ведь правда, мой маленький? Ведь ты расскажешь своей старой доброй тетеньке, чем объясняются такие низкие температуры в Антарктиде зимой и летом?

Голос ее скрипучий, как несмазанная дверь, был исполнен ласки, от которой человека прошибал пот и озноб одновременно. Никакого ответа на этот странный и неожиданный вопрос не последовало, и тогда вступил со своей партией Ученый Таракан, обосновавшийся на крайнем левом фланге. До сих пор он старательно писал что-то на больших листах плотной белой бумаги, а потом швырял эти листы прямо на пол. На носу у него сидело три или четыре пары очков, соединенных, так сказать, последовательно, а из головы торчали во все стороны беспорядочно в великом множестве усы, усики, усища, антенны и гибкие членистые щупальца.

— Гораздо интереснее было бы узнать, что такое культурная революция и какие задачи она была призвана решать? — решительно протарахтел он, тряся всеми своими усами, очками и антеннами. — Каковы были причины военной иностранной интервенции в годы гражданской войны и почему 1919 год был решающим годом в гражданской войне?

— Позвольте, позвольте! — хрипя и задыхаясь, вмешался Самый Первый Блин. — Я ведь так еще и не услышал формулировки закона тяготения! Мне так и не сказали, почему при смачивании лица одеколоном мы ощущаем охлаждение? Я, например, ничего такого не ощущаю, а они ощущают! И что такое одеколон, мне тоже не объяснили!..

— Конечно-конечно! — проворковала Двугорбая Старуха. — Но наш добрый мальчик прежде всего расскажет своей доброй тетеньке, каковы были темпы роста городского населения в шестидесятых годах в Японии и в США. Где они были выше и чем это можно объяснить?..