На кухне Андрей Т. прежде всего обследовал пространство справа от холодильника. Собственно, в прежние беззаботные времена никакого пространства там не было и быть не могло — стена там была, а не пространство. Однако сейчас стены там не оказалось. Оказалась там темная дверца… то есть даже не дверца, не было там дверцы, а — дыра, четырехугольная, беспросветно черная, размером с холодильник, и несло оттуда ледяной сыростью.
Эта дыра показалась Андрею Т. настолько непривлекательной, что ноги его сами собою прекратили движение свое и обнаружили тенденцию прирасти к полу. Представилось, что в этой ледяной дыре грязно, слякотно, мерзко, липко и тесно. Представились: ржавые крючья, ввинченные в стены и норовящие угодить в глаз. Представились: скользкие выщербленные ступени, уводящие куда-то в подземелье и вдруг обрывающиеся поганой ямой. И еще представились: какие-то серые, мохнатые, кругом в сосульках и с большими глазами, отсвечивающими красным…
Вообще-то Андрей Т. никогда не считал себя трусом в унизительном смысле этого слова. Просто он порой ратовал за разумную осторожность, И вот сейчас у него совсем было возникло ощущение, что пора, пожалуй, считать час действия своевременно оконченным и объявить, пожалуй, час размышлений и теоретических обоснований.
Первое, увиденное Андреем Т. в туннеле (коридор, где пахло канцелярией и по стенам были развешены многочисленные и весьма странные объявления), в черновике перенесено на позже (после испытания водой — бассейном), а вместо него описывалось следующее: «Во-первых, ледяная тьма тут же исчезла, сменившись хотя и тусклым, но все-таки светом. Во-вторых, в свете этом не обнаружилось ни слякоти, ни тем более каких-либо крючьев. Был тоннель с кирпичными стенами, низкий (идти пришлось на полусогнутых), сыроватый, но вполне опрятный и тихий. Непонятно было, правда, откуда идет этот свет, оранжевый, как у самых новейших уличных фонарей, и непонятно было, куда ведет тоннель…»
Далее следуют размышления о том, как тоннель этот может быть расположен в стене, выходящей на улицу, а затем идет первое испытание (водой), но описано оно по-другому:
Впрочем у Андрея не оказалось времени, чтобы как следует обдумать и разрешить возникшие вопросы. Тоннель вдруг расширился и — одновременно — стал выше, теперь это был уже не тоннель, а скорее некий зал. Оранжевый свет побелел и сделался гораздо ярче, исчезла подозрительная дымка, скрывавшая до сих пор все, что было впереди, и стало видно, что зал, в который попал Андрей Т., огромен, выложен кругом белым кафелем и что все это напоминает обыкновенный плавательный бассейн. Да, это был обыкновенный плавательный бассейн, шириною метров в десять, а длиною — все пятьдесят. Только в нем не было воды.
Нельзя сказать, чтобы Андрей Т. никогда в жизни не видел плавательных бассейнов. Он их видывал, а в одном из них даже пытался сдавать нормы на ГТО-отличник и яростно их сдавал до тех пор, пока его не вытащили уже с самого дна и не откачали, пользуясь новейшими достижениями медицины. Это малоприятное событие отнюдь не забылось, и Андрей Т. прежде всего попытался раскинувшийся перед ним бассейн обойти стороной. Ему очень не понравилось, что на чистом сухом кафеле дна были там и сям разбросаны какие-то заскорузлые тряпки. Непонятно было, что это за тряпки, но угадывались в них: шерстяные вязаные носки, что-то вроде старой футболки (с номером), брюки, продранные на коленках, и даже, кажется, дубленый полушубок, вывернутый наизнанку.
Далее следует путешествие по бассейну, заполняющемуся водой и паром. В окончательном варианте пар только упоминается, а в черновике о нем подробнее: «Откуда пар? — повторял он про себя, как будто это имело хоть малейшее значение. Откуда здесь взялся пар? Ведь вода не горячая, так почему же пар? Такие вот бессодержательные и бесполезные мысли скакали у него в голове, как воробьи по веткам…»
Встретившийся Андрею на другой стороне бассейна «дядечка» в окончательном варианте: «Был этот дядя в комбинезоне с лямками на голое загорелое тело, отличался изрядным ростом и чем-то очень напоминал соседа по лестничной площадке…» В черновике же: «Этот дядечка был совсем маленького роста, очень загорелый и ладный, и чем-то он напоминал учителя физкультуры…» Хотя прозвище его было таким же — Конь Кобылыч. Во время длительных нравоучений его, когда Андрей Т. обсыхает и пьет чай, в черновике опять идет перебивка, которой нет в окончательном варианте:
Андрей Т. уже и не пытался вставить словечко. Он уныло погрузил нос в чашку с чаем, хлебал, кусал и жевал калач, но уже не чувствовал ни вкуса, ни удовольствия. Видимо, все взрослые таковы. Может быть, они и умны, по-своему, но простейших вещей понять не умеют. Совершенно как старший брат-студент: интегралы, дифференциалы, потенциалы, вариационное исчисление, а дашь ему задачку про трудодни, он ее без иксов-игреков решить не может, пыхтит только от злости… И все время говорят. Обожают говорить, и так, что возразить вроде бы невозможно, а все — не то. Не про то. А возразить нечего. Возразишь — говорят: не хами. Еще раз возразишь, уже по-другому, вежливо — начинаются вытекающие последствия.
