Неизвестные солдаты - [88]

В подвале собралось уже много бойцов, а сверху спускались новые, почти все без оружия. И все спрашивали торопливо:

— Какой взвод? Какая рота?

Постепенно люди сбивались в кучки вокруг старшин и сержантов, но кучки эти были невелики: красноармейцы рассеялись по многочисленным подвалам, подразделения перемешались. Командиров не видно. Они ночевали на квартирах: кто в северной части крепости, кто в городе.

Сашка искал своих музыкантов, но здесь не было никого: может, погибли, может, спрятались в других местах. Фокин довольно далеко пробежал по двору и попал в расположение стрелкового полка, занимавшего юго-восточный сектор кольцевых казарм Центрального острова.

— Кто с оружием — ко мне! — закричал кто-то возле двери.

На этот властный голос охотно пошли люди. У Сашки была только труба, но и он тоже пошел. Старшина-сверхсрочник, сидя на корточках, доставал из ящика рубчатые гранаты Ф-1. Гранаты были без запалов. Красноармейцы брали их, зажимали в руках, как камни. Взял и Фокин.

Стены и пол перестали вздрагивать, наверху не рвались больше снаряды. Долетал только слабый треск выстрелов, и эти выстрелы удивили Сашку больше всего: значит, фашисты переправились через Буг, значит, они где-то близко!

— Товарищи, немцы в клубе! — раздался тот же командирский голос. — Немцы идут сюда! Кто с оружием, ближе к дверям! Быстрей! Быстрей! — голос был громкий, обладатель его привык, видимо, распоряжаться.

На лестнице и в коридоре бойцы стояли плотной толпой, притиснутые друг к другу, сжатые, как пружина. Те, что находились впереди, приоткрывали тяжелые железные двери, наблюдали, шепотом передавали соседям.

— Близко уже… Метров сто… Наших убитых смотрят…

Красноармейцы слушали, тяжело дыша. В сердцах накапливалась, нагнеталась злоба.

Немецкие автоматчики шли от Тереспольских ворот. Шагали спокойно и неторопливо. Они уже заняли центр крепости, поставили там рацию.

Множество трупов лежало во дворе, автоматчики останавливались возле них, наклонялись, иногда переворачивали. Возле убитых женщин задерживались дольше. Солдаты, которые шли впереди, на всякий случай непрерывно строчили из автоматов по окнам казарм. Но никто не отвечал им. Сквозь дым пожаров солдаты видели уже неподалеку восточную оконечность острова.

Немцы были уверены, что бой закончен, что осталось только добить сопротивляющихся одиночек. И когда в казарме распахнулись вдруг двери и вывалились во двор страшные, полуодетые люди с хриплым, жутким «Ур-ра-а-а!», когда без выстрелов, круша прикладами, врезались они в толпу автоматчиков, ошеломленные, испуганные фашисты сразу же побежали. Их догоняли, с ходу всаживали в спины штыки, безоружные красноармейцы прыгали сзади, заламывали головы, валили на землю, били сгоряча кулаками и чем попало.

Сашка несся вместе со всеми, кричал и все искал глазами немцев. Но они были или далеко впереди, или распластанные, под ногами. Только на берегу Мухавца Фокин, огибая сторожевую башню, увидел перед собой бледную, заросшую волосами шею и сизую пилотку над ней. Немец обернулся, приседая и дико, истерично визжа. С размаху, со всей силой ударил его Сашка незаряженной гранатой в висок; под рукой ощутимо хрустнула кость. Немец упал навзничь, изо рта хлынула кровь. Сашка отскочил в сторону, несколько секунд стоял недвижимо, трезвея после азарта, как под холодной водой, а в голове вертелась острая, кричащая мысль: «Убил! Я!»

Повернулся и пошел назад, боясь оглянуться, рука судорожно тискала гранату. Посмотрел — и отбросил ее: к рубчатой оболочке прилипли пепельные тонкие волосы.

«Не я же ведь лез, он сам лез… Наших они вон сколько побили. Небось не жалели», — успокаивал себя Сашка. Будь этот немец здоровым бугаем, да еще если бы стукнул его в драке — у Фокина не возникло бы никаких переживаний. Но немец был молодой и против Сашки больно уж хлипкий. А Сашка никогда не бил тех, кто слабее его.

«А, пропади ты!» — выругался Фокин, досадливо морщась. Поднял с земли немецкий автомат, подобрал рассыпанные патроны и пошел вдоль внутренней стороны кольцевых казарм.

Стрельба раздавалась со всех сторон, бой разгорался и на Западном острове, и на Южном, и в северной части крепости. Трудно было понять, откуда летят пули. Они щелкали по кирпичной стене казармы, выбивая красную пыль. В середине Центрального острова отстреливались из пулеметов немцы, засевшие в клубе и отрезанные теперь от своих. Возле Тереспольских ворот красноармейцы теснили автоматчиков. Противники повсюду сошлись так близко, что фашисты, боясь угодить по своим, прекратили огонь из пушек и минометов.

Солнца почти не было видно, оно тусклым багровым пятном проглядывало сквозь дым и пыль, висевшие над крепостью, но тепло его чувствовалось, с каждой минутой становилось все жарче. Горели склады с обмундированием и продовольствием, дым от них стлался низко; густой и едкий, он выжимал слезы из глаз.

Сашка решил посмотреть, что происходит на Южном острове, свернул к Холмским воротам, однако пули там неслись гак густо, что он побоялся пробежать мимо арки. Поднялся в казарму. И здесь по помещениям, выходившим на юг, можно было двигаться только на четвереньках. Окна тут были широкие, пули через них летели роем, вгрызались в противоположную стену, отбивая куски штукатурки.