Неизвестные солдаты - [82]

— Какой же?

— Высокий и красивый.

— Хорош красавец — чумазый, да еще в комбинезоне.

— Воин возвращается из похода, покрытый славой… ну и пылью, конечно.

— Ого! — весело удивился Бесстужев. — Откуда этот высокопарный штиль?

— Понимаешь, мне хочется говорить с тобой какими-то особенными словами. Старых не хватает. Они примелькавшиеся, стертые. У нас с тобой должны быть особенные.

— Мне все равно, какие. Лишь бы произносила их ты.

Они подошли к дому. Юрий ввел мотоцикл во двор и поставил его возле крыльца. Пока снимал комбинезон и отряхивал с себя пыль, Полина согрела воды. Юрий сполоснулся до пояса, вымыл голову. Это можно было сделать под умывальником, но Полина решительно заявила, что сама будет поливать ему, ей это приятно.

— Ты надолго приехал? — с деланным равнодушием спросила она, подавая полотенце. Но Юрий видел, как напряглась Полина в ожидании ответа. У нее даже сузились зрачки глаз.

— К двадцати трем часам должен быть в лагере.

— Нынче?

Лицо у Полины сразу сделалось грустное. Стараясь не выдать своего огорчения, сказала громко:

— Завтра ведь Виктора встречать нужно.

— Все уже решено. Виктор приедет прямо сюда. А я постараюсь выбраться к вечеру.

Они вошли в дом. Здесь было прохладно и как-то непривычно пусто. Юрий не сразу понял, в чем дело. Когда сел за стол и увидел темное квадратное пятно на обоях, спросил удивленно:

— А часы где? И машинку швейную убрала. И вазу… К себе, что ли, перенесла хозяйка?

— В погреб спрятала.

— Это еще зачем?

— Все соседи с ума посходили. Зарывают ценные вещи, войны боятся.

— Ты бы сказала, чтобы панику не разводили, — поморщился Юрий.

— Не слушают. Они тут лучше нас все знают. Меня же и обругали. Ничего, дескать, не понимаешь, из спокойных мест к нам приехала. А они напуганные. Ведь у них тут кто только не побывал. Я уж не говорю про старые времена. Совсем недавно белополяки были, потом немцы пришли, потом наши… А вчера на кладбище ребятишки ракеты нашли. Целый ящик. В ямке под хворостом.

Полина отошла к окну, задернула шторы, сняла старую, вылинявшую гимнастерку Юрия, висевшую на спинке кровати.

— Ты что, не выбросила ее до сих пор? — спросил Бесстужев.

— И не выброшу.

— Да зачем она нужна?

— Я с ней разговариваю, когда тебя нет.

— Разговариваешь? — у Юрия поползли вверх белесые брови. — Вот чудачка!

— Молчи. — Полина закрыла ему ладонью рот. — Молчи уж, раз не понимаешь.

Теплой, мягкой рукой она гладила его волосы, виски, шею. Сказала полувопросительно:

— Мы ведь никуда не пойдем сегодня?!

— Если хочешь — можно в парк.

— Никуда не хочу. Лучше всего, когда мы вдвоем и вокруг никого нет.

— Вот скоро мне отпуск дадут, и мы целую неделю просидим дома, ладно? Будем жить только друг для друга.

— Мало одной недели, Юрочка, очень мало. И месяца мало. И года тоже мало. Я хочу всю жизнь быть рядом с тобой каждую минуту. — Она прижала к груди его голову, волосы ее закрыли лицо Юрия. — Жадная я теперь стала, ужасно жадная. Что-то сломалось во мне, прорвалась плотина и затопила меня всю.

— Полинка, милая! Нам здорово повезло, что мы встретились, правда?

— Меня ужас охватывает, когда подумаю: а вдруг мы не увидели бы друг друга и ничего не было бы между нами?!

— Вот разница наших характеров, — засмеялся Бесстужев. — Я замечаю хорошее, а ты находишь повсюду страшное.

— Просто-напросто я трусливей тебя. Это вполне естественно.

— Ну, теперь-то уж нам нечего бояться, — сказал Юрий, обнимая ее. — Теперь мы вместе, и ничто не сможет нас разлучить.

* * *

В то самое время, когда Бесстужев и Полина сидели у себя дома, в нескольких километрах от Бреста, на противоположном берегу Буга, медленно двигалась по лесной дороге легковая машина. Генерал-полковник Гейнц Гудериан направлялся на передовой наблюдательный пункт. Он спешил, нетерпеливо притопывал левой ногой: солнце уже клонилось к горизонту, а дел на сегодня еще много. Наконец, подполковник фон Либенштейн, невозмутимо сидевший впереди, приказал шоферу остановиться.

— Дальше ехать опасно, господин генерал, нас могут заметить. Нужно пройти пешком.

В лесу совсем не чувствовался ветер, горячий воздух застыл без движения, казался тягучим от густого запаха смолы. Все тело Гудериана покрылось липкой испариной, крупные капли выступили на лбу.

— Сегодня я не завидую Роммелю, — сердито сказал генерал.

— Да, — живо подхватил Либенштейн. — В Африке нет даже таких рощ. Солнце, пески и танки.

— Вы охарактеризовали современный пейзаж Сахары скупо, но точно, — усмехнулся Гудериан.

Либенштейн замедлил шаги возле толстого ствола дуба. Могучие ветви, тянувшиеся почти горизонтально, были покрыты корявыми наростами.

— Сюда, господин генерал.

Они поднялись по лесенке вверх, на прочный деревянный настил, скрытый в гуще ветвей. Возле телефонного аппарата стоял молодой армейский лейтенант в очках, с черным пухом на верхней губе. При появлении генерала он хотел было опустить рукава мундира, закатанные выше локтей, но Гудериан жестом показал: не надо.

Здесь, высоко над землей, было прохладней, лицо освежал ветерок, дувший с востока. Гудериан почувствовал облегчение, ровнее забилось сердце, пошаливавшее сегодня от волнений и этой проклятой жары. Передав лейтенанту фуражку, Гудериан осторожно раздвинул руками листья. Либенштейн протянул ему бинокль. Совсем близко была река. Как в зеркале, отражалось в воде синее небо, а ближе к берегу зубчатой каймой врезалась в светлую синеву черная тень деревьев.