Неизвестные солдаты - [410]

— Да, командыр. Мне это ясно, и я сам заплатил деньги тому румыну. А теперь ты надевай майку и пойдем к графине пить чай. Я еще ни разу не пил чай с графинями.

Дьяконский натянул вычищенные до блеска сапоги, застегнул на все пуговицы белый китель. На ходу, искоса глянул в большое трюмо и остановился: впервые испытал удовольствие, видя самого себя, любовался с некоторым удивлением. Неужели этот высокий офицер, этот чистюля-военный с тонкими длинными пальцами, с насмешливым холодным взглядом — неужели это тот самый Виктор, который валялся раненый, полузасыпанный песком на дне окопа где-то на берегу Десны? Неужели это он, изможденный и обмороженный, на карачках полз по степи навстречу бурану, навстречу ветру, падал лицом в снег и снова полз, чтобы опередить фашистов, чтобы раньше их выйти на берег Мышковы?..

Виктор и еще постоял бы возле зеркала, разглядывая себя, но было неудобно перед Гафиуллиным. Медленно поворачиваясь через левое плечо, увидел на стене большие часы и вспомнил: сегодня первое сентября! Сегодня начало занятий в школе! А Василиса писала, что в этом году у нее педагогическая практика! Может, вот сейчас, сию минуту входит она в класс, волнуясь и робея. Какая она, во что одета? Не в домотканом же платье с васильками по подолу, которое так нравилось ему?! Наверно, Василиса в городском платье, и он совсем не может представить ее. Только смутно: короткие косички с красными бантами, мягкий овал лица, просторная кофточка и по-детски длинная шея. Но ведь это было три года назад!

— Гафиуллин, выясни, можно ли послать отсюда телеграмму домой, в Союз?

— Все можно, командыр. Если очень надо — в штаб поеду, генерала просить буду.

Да, Гафиуллин сделает, найдет дорогу на узел связи. А Василисе будет приятно получить поздравление.

Занятый своими мыслями, Виктор вошел в столовую, рассеянно представился невысокой даме с большим декольте и сел на стул, подвинутый лакеем. Дама была молода, не старше тридцати, смугла и привлекательна, подвижное лицо ее выражало то восторг, то удивление, то неподдельную грусть. Она говорила по-немецки, восхищалась русским балетом, который никогда не видела, и вообще несла чепуху, кокетливо поглядывая на капитана. А Дьяконского раздражала ее болтовня, требовавшая внимания.

Потом его развеселил Гафиуллин. Еды на столе было мало. Яйца в специальных подставочках, салат и кофе. Зато посуды — великое множество. Старшина не знал, для чего служат все эти ложки, тарелки, вилки, за что браться в первую очередь. Он искоса сделал за Дьяконским и точно повторял все его действия. Виктор нарочно три раза посолил свое яйцо. Гафиуллин сделал то же самое, а потом съел маленькой ложечкой, даже не поморщившись. Надежный товарищ! Такой нигде лицом в грязь не ударит!

Дама пригласила капитана осмотреть виллу, доставшуюся ей по наследству. Виктор поблагодарил и сказал, что с ее согласия они сделают это позже. Если будет время. Ему не хотелось слушать ее болтовню. И слишком уж кокетливо поглядывала на него дама, слишком жеманно поводила обнаженными плечами, Виктор знал, что скоро его вызовут в штаб и, наверно, на целый день. А пока надо было составить телеграмму, посмотреть последнюю сводку Информбюро.

Он сидел тут же, в столовой, в кресле возле низкого столика. Гафиуллин, улыбаясь и краснея, беседовал за столом с дамой на чудовищной смеси русско-румынско-немецкого языка, дополняя свою речь жестами. А дама отвечала ему, но поглядывала на Виктора.

— Очень понравился ты ей, командыр, — сказал Гафиуллин, когда хозяйка вышла. — Она говорит, что ты настоящий аристократ.

— Объясни ей, пусть не старается. Мы и без ее комплиментов ничего не тронем и никого не обидим. Объясни, если сможешь, — усмехнулся Виктор.

— Смогу, — сказал Гафиуллин. — Но лучше объясни сам. Ей приятно говорить с тобой. Она вдова, а ты сегодня молодой и красивый и с золотыми погонами. Доставь ей удовольствие.

— Катись ты ко всем чертям! — добродушно ругнулся Виктор. — Не скаль зубы, допивай кофе и учти, что яйцо не обязательно солить три раза, как это делала графиня. Просто по вкусу.

— Я уже догадался, командыр. У меня запершило в горле. Но я выдержал.

— Ты молодец, — похвалил Дьяконский и развернул карту Европы, которую постоянно носил теперь в полевой сумке. Нанес красным карандашом несколько черточек. Польша, Восточная Пруссия. Линия фронта неуклонно приближалась к Гумбиннену, к тому самому немецкому городу, в районе которого разыгрывал отец Виктора учебные бои со своими слушателями-академиками. Большая карта лежала на полу в кабинете отца, и Виктор, ползая по ней на коленях, подавал заточенные карандаши. Тогда он сказал, отвечая на вопрос отца, что от нашей границы до Гумбиннена можно пройти за сутки. Отец посмеялся: такую ошибку допускает не только сын, даже в академии есть слушатели, которые готовы врага шапками закидать.

И вот теперь наши генералы ведут войска к границе Восточной Пруссии, ведут их на Гумбиннен. Как знать, может, среди них есть и те, кто штурмовал город на карте под руководством комдива Дьяконского. Ну, что же, полученные в ту пору знания помогут им избежать ошибок, уменьшат жертвы. Виктор подумал, что, хоть отца давно нет в живых, он все-таки воюет с немцами своей теорией массированного использования танков: воюют с врагом те люди, которых комдив Дьяконский обучал и воспитывал.