Неизвестные солдаты - [143]

— Чего смотришь! Стреляй!

Человек трясущимися руками подал снаряд. Варюхин узнал майора — начальника штаба. Ударил его кулаком в бок — не было сил сдержать ярость:

— Закрылся! Лезь, посмотри, как люди горят! Ты виноват, ты! — и когда майор послушно полез в люк, сдернул его назад: — Сиди! Снаряды давай!

Припал глазом к прицелу, поймал в перекрестье противотанковую пушку, дергавшуюся от выстрелов на краю кладбища, нажал педаль. Видел, как взметнулась рядом с пушкой земля, как шарахнулись люди.

— А-а-а! Кисло вам, кисло! — кричал он.

Четырьмя выстрелами погасил немецкую батарею. Он вообще был отличный стрелок, а сейчас, с места, из такой хорошей пушки, бил без промаха. По броне КВ барабанили снаряды и мины, от брони отлетали мельчайшие осколки, впивались в кожу. Варюхин оглох от звона и грохота. Но немецкие пушки мелкого калибра не могли пробить лобовую броню КВ, а 76-миллиметровые снаряды Варюхина разметывали огневые позиции немцев.

Из рощи по фашистам ударила подоспевшая батарея. Огонь противника ослаб. С кладбища немцы больше не стреляли, одна за другой умолкли пушки и на окраине села. Били только минометы, спрятанные среди домов.

Последние снаряды Варюхин выпустил почти вслепую: все заслонял густой дым от горящих машин. Вытер рукавом страшное, закопченное и окровавленное лицо. Спросил хрипло, втягивая ноздрями воздух:

— Полковник где?

Начальник штаба, опасливо косясь на него, сказал поспешно:

— Ушел он… Сразу побежал других останавливать, когда мы завязли…

Варюхин выбрался из танка. Глотнул свежего воздуха, и все потемнело у него в глазах: отравился пороховыми газами в закрытой башне. С трудом переставляя заплетающиеся ноги, пошел к своей машине, сдерживая тошноту. И хотя на лугу рвались мины, он не обращал на это внимания. Хотелось броситься в траву и лежать не двигаясь. Но надо было идти, напрягая силы.

Возле своего БТ младшей лейтенант увидел сержанта Яценко. Он и Карасёв разматывали трос. Метрах в тридцати стояли два «Ворошиловца».

Лешка, хоть и не до того ему сейчас было, не мог не оценить мастерства Яценко, когда тот, зацепив тросом танк, рывком двинул с места трактор. БТ пополз, скребя брюхом дерн, образуя перед собой вал из травы и земли. Карасёв дал машине полный задний ход. БТ двигался все быстрее, сперва юзом, потом начал цеплять гусеницами за твердое. Шальная мина шлепнулась поблизости. Лешка слышал, как ругается Варюхин, но ничто уже не могло омрачить его радость: танк шел, шел сам, задним ходом, переваливаясь на кочках. Если Лешка и был когда-нибудь счастлив, то именно в эту минуту, когда почувствовал, что машина снова повинуется ему. Но он побаивался, что БТ опять может провалиться, и поэтому Яценко пришлось проехать с ним еще пару сотен метров.

Сержант, здоровый, едва помещавшийся в будке трактора, был внешне спокоен и нетороплив, как всегда, только маленькие глазки его под скошенным узким лбом блестели сердито и возбужденно.

— Езжай теперь сам, — сказал он Лешке, вытягивая из кармана кисет-мешок с недельным запасом махры.

— Попробуй КВ выдернуть, — посоветовал ему Варюхин.

Снова вблизи шлепнулась мина: немцы за дымом не видели целей, стреляли наугад по площади. Варюхин и Яценко присели, Карасёв нырнул в люк. А когда он высунул голову, младший лейтенант и сержант уже заклеивали слюной самокрутки.

— Вытяну, — сказал Яценко. — А полковник-то, слышали? Тяжело ранен. Залез в БТ, там его и накрыло.

— Это его счастье, — жестко сузились глаза Варюхина. — Встретил бы я его там, в горячке… Судить его надо… Лихач, на бога взять хотел. Черт с ним, пусть бы сам рисковал… Людей ведь за собой вел.

— Ладно, ладно, — тихо сказал Яценко, положив свою тяжелую руку на плечо младшего лейтенанта. — Это еще хорошо, что слева нас соседи прикрыли. Немец туда машины стянул.

— Куда уж лучше… Был полк и, считай, нет полка, — с горечью произнес Варюхин. — Ну, иди, — оттолкнул он Яценко. — Тащи КВ. Да сам осторожней.

Лешка, разворачивая танк на окраине рощи, увидел с возвышенности все поле боя. Не зеленым, а черным был теперь луг, весь испятнанный воронками, искромсанный следами гусениц. На нем еще истекали дымом подбитые танки, еще горел разлившийся бензин. Горело село. Небо, закопченное, задымленное, было исчерчено фиолетовыми расплывающимися полосами сброшенных с самолетов дымовых шашек — немцы обозначали ими фланги наших боевых порядков.

К роще брели осиротевшие, потерявшие машины танкисты. Несли раненых. Несколько тракторов вытаскивали уцелевшие танки. Слева, вдали, гремели выстрелы пушек, там продолжался бой, отодвинувшийся на запад.

Среди деревьев в роще скрывались колесные машины. На том месте, где до боя стоял КВ командира полка, в длинном ряду лежали трупы, почти все черные, обгорелые до неузнаваемости. Над ними кружил большой шмель, прицеливался куда бы сесть. Устремился было вниз, привлеченный голубым блеском выпуклого остекленевшего глаза, но, не коснувшись его, шарахнулся испуганно в сторону и улетел в глубь рощи, к зелени, к тишине, к цветам…

Лешка осмотрел машину. Броня во многих местах поцарапана, но не было ни пробоин, ни больших вмятин.