Неизвестное об Известных - [7]
Однажды Володя приехал из Баку, много рассказывал о поездке, показывал разных типов, хорошо «делая» азербайджанский акцент. Уверял, что был свидетелем такой сценки:
«Старик-азербайджанец спустился с гор, целый день бродил по городу, вечером попал в театр. Покупает билет. А кассирша сидит за таким малюсеньким полукруглым окошечком. Слово за слово, поругались они с ней. Кассирша ему:
— У-у, старый черт!
— Сама черт, — старик хитро прищурился. — А если не черт, скажи как в такой маленький дырка попал?!»
Есть в фильме «Место встречи изменить нельзя» эпизод с вором-карманником Кирпичом. Кирпич разговаривает на каком-то немыслимом языке — шепелявит, не выговаривает тридцать две буквы из алфавита, лицо при этом у него бесконечно глупое.
Снимаем мы этот эпизод и чувствуем — не смешно. А у Вайнеров сцена написана с юмором. Что делать? Тут я вспомнил серию Володиных ранних рассказов от лица несколько придурковатого шепелявящего типа. И во многих песнях Высоцкого встречается этот персонаж — недалекий, необразованный малый, очень сильно шепелявивший. Существовала у Володи целая серия устных рассказов как бы от лица этого персонажа. Очень смешных, импровизационных.
Помню, был рассказ о Рексе, умнейшей собаке, которая жила вместе со своим хозяином, подполковником, в старой коммунальной квартире на Арбате. Рекс был очень умный и образованный пес. Он, например, знал наизусть всю поэму «Мцыри» и читал ее подполковнику на ночь — подполковник очень любил Пушкина. Помню, был у этого Рекса конфликт с соседкой, Зинаидой Викторовной, которая все время трогала подполковника. Бывало Рекс только отлучится с кухни (Володя произносил — «куфни»), Зинаида Викторовна — раз! выдерет волосок из головы, скатает и — в суп, который Рекс варил подполковнику! Однажды Рекс не выдержал, встретил ее в «колидоре» и говорит… Володя выпучивал глаза, делал мхатовскую паузу и произносил, ужасно шепелявя:
— Зинаида Викторовна, сказал ей Рекс, — вы, пожалуйства, не трогайте подполковника, потому что иначе… иначе я вас покусаю!
Слушатели задыхались от смеха, умоляли: «Володя, хватит!» А он заводился и начинал с ходу импровизировать дальнейшую историю Рекса, этой необычайно умной собаки. О том, как после смерти подполковника Рекса взяли в один научно-исследовательский институт, который работал на космос. Рекс каждый день ездил на иппод… Э-э… — поправлялся Володя, — на этот, как его, космодром… Дальше — больше. По Володиному рассказу получалось, что Рексу уже лет сорок-пятьдесят, хотя он все время повторял рефреном: «Ну он уж старый был, Рекс — то. Собаки ведь долго не живут». Со временем Рекс блестяще защитил докторскую, вообще много пользы принес науке.
— Помните Белку и Стрелку? Которые на этот… на Маркс летели. Не-е… Не на Маркс. На Энгельс. Да, на Энгельс… А че, не знаете, что Луну собираются на Энгельс переименовать, потому что это же неудобно — Маркс есть на небе, а Энгельса нету… Так вот их — Белку и Стрелку — Рекс готовил. Умнейший был пес! Он и сам летал. Только об этом не сообщалось. Последнее время он был страшно засекреченный.
Я попросил Володю прямо тут, на съемке, рассказать историю про Рекса Стасику Садальскому — исполнителю роли Кирпича. С ходу — так, как Володя, Стасик шепелявить не смог. Оказывается это не так просто. И у Стасика шепелявить совершенно не получилось. Я махнул рукой:
— Ладно, Стас, говори нормально. А потом, на озвучании, попытаемся снова это сделать.
И мы досняли сцену, как есть, только чтобы зафиксировать, что Кирпич шепелявит. Помните, он там говорит Жеглову-Высоцкому:
— Не знаю, как у вас в уголовке, у нас за такие дела язык сразу отрежут.
На что Жеглов ему говорит:
— Я уж вижу: тебе вот подрезали, шепелявишь-то.
Кирпич обижается:
— А чего ты дразнишься. Вообще ничего не буду рассказывать.
Эту сцену Садальский говорил нормальным языком, а уж на озвучании он сумел идеально повторить интонацию Высоцкого. И получился самый смешной эпизод в картине.
Он и раньше жил очень быстро. Быстро работал, быстро ел, быстро передвигался, на сумасшедшей скорости водил машину, не выносил поезда — летал самолетом. В последнее время его жизненный темп достиг предела. Четыре-пять часов — сон, остальное — работа. Рабочий день его мог сложиться, скажем, таким образом. Утром — репетиция в театре. Днем — съемка, или озвучание, или запись на «Мелодии». Вечером — «Гамлет», спектакль немыслимого напряжения — свитер в антракте хоть выжимай. Ночью — друзья, разговоры. После спектакля у него на Малой Грузинской всегда полно народа, тут можно встретить кого угодно: писателя, актера, музыканта, таксиста, режиссера, врача, художника, бывшего вора «в законе», академика, маркёра, знаменитого иностранного артиста и слесаря со станции, где чинят «Мерседесы» — в последние годы он ездил на «Мерседесе».
К нему тянулись люди, он не мог без них — он должен был знать обо всем, что происходит в жизни.
Надо бы сказать еще вот о чем. Он, чей рабочий день был загружен до предела, вынужден был отнимать у себя время — отнимать у поэзии! — на решение разных бытовых вопросов своих друзей. Помогал всем, кто просил помочь. Одному пробивал машину, другому — квартиру, третьему — сценарий. Больно говорить об этом, но многие его знакомые нещадно эксплуатировали его популярность и возможность войти в любые двери — к любому начальнику.
