Неизвестная война - [192]

— Господа, если бы я мог командовать такими людьми, я гордился бы этим. Мы предлагаем полное оправдание.

Во время процесса председатель явно содействовал обвинению. Оправдание не должно обсуждаться, тем не менее его объявили лишь 9 сентября 1947 года в переполненном и трещавшем по швам зале, после нескольких часов совещания. Журналисты, фоторепортеры и радиокомментаторы бросились к нам в огромной суматохе.

Я шел поблагодарить моих защитников, когда ко мне приблизился с вытянутой рукой полковник Розенфельд. Я по натуре человек не злопамятный и охотно пожал бы руку прокурору, преданному службе правосудия. Однако мне не верилось в его добрую волю. Он хорошо знал, что мы не истязали и не убивали американских пленных, как и каких-либо других, а также никогда не планировали нападения на ставку Эйзенхауэра и убийство какого-нибудь генерала. Несмотря на это, он пытался объединить действия 150-й танковой бригады с предполагаемой «спланированной бойней» в Мальмеди. Он добыл ложные показания об использовании моим спецподразделением «пуль с цианистым калием» во время битвы в Арденнах. Обвинение даже привело цитаты моих верных товарищей Радла и Хунке в качестве своих свидетелей! Подполковник Дарст напрасно протестовал, что прокуратура «намеревается доказать, что адъютанты главного обвиняемого не соглашались со своим командиром!»

Радл и Хунке появились перед трибуналом в качестве свидетелей под давлением. Радл отвечал на вопросы обвинителя односложно и часто не по теме, а наш «китаец» упорно молчал. Когда полковник Розенфельд засыпал его вопросами, он, казалось, был мыслями в Пекине или Тяньцзине.

Без настойчивых усилий наших защитников и благородного показания Ео-Томаса нас наверняка повесили бы, как фельдмаршала Кейтеля, генерал-полковника Йодля, фон Риббентропа, доктора Зейсс-Инкварта, доктора Кальтенбруннера, Розенберга, доктора Фрика и некоторых других. Их тела были сожжены, а пепел брошен в волны Изера.

«Побежденные генералы были убиты. Если бы началась следующая война, — сказал маршал Монтгомери 8 июля 1948 года в Париже, — она велась бы еще с большей жестокостью, так как никто не хотел бы оказаться побежденным, то есть повешенным!»

Нас оправдали, но тех, кто принадлежал к войскам СС, не освободили. Победители применили в отношении нас декрет, известный как «автоматический арест». Если я хорошо помню, 11 сентября 1947 года мировая пресса опубликовала заявление полковника Розенфельда: «Скорцени является самым опасным человеком в Европе».

На следующий день, 12 сентября, мне стало известно, что Дания и Чехословакия[280] потребовали моей выдачи. Через две недели признали, что произошла «ошибка»; разоблачили еще пару ложных свидетелей. Тем временем меня отправили в Нюрнберг, а затем в лагерь в Дармштадте, чтобы меня там «денацифицировать».

Мне не разрешили даже пару минут побеседовать с подполковником Ео-Томасом, поэтому я поблагодарил его в письме. От него я получил известие следующего содержания: «Вы сделали много хорошей работы во время войны!.. Если вам необходимо укрытие, у меня есть квартира в Париже… Убегайте».

Именно такое намерение у меня и было. Я пришел к выводу, что трех лет тюрьмы для меня достаточно. Я предупредил американского полковника, управляющего лагерем, что решил убежать; он мне не поверил. Через два часа, 27 июля 1948 года, я разместился — с определенными трудностями — в багажнике его собственного автомобиля. Немецкий водитель, ехавший за покупками, ничего об этом не знал и провез меня через все преграды. Я тоже выбрал свободу.

Глава шестая Самый опасный человек в Европе

^{Я организую заговоры, чтобы заработать на жизнь — Сто тридцать один вопрос! — Подвергнутый денацификации заочно — Встречи с генералом Пероном, полковником Насером, королем Иордании Хусейном, президентами Вервердом и Форстером — «Дейли Скетч» наказана за клевету — Абсурдный вымысел: «Паук» — Выдуманные похищения — Моя тайная армия в горах Тибести — Нападение на тюрьму в Шпандау! — Поезд из Глазго — Я являюсь генералом Даяном!}

Журналисты охотно приписывали «самому опасному человеку в Европе» самые невероятные приключения, отрицательно повлиявшие на мою репутацию.

Я якобы возглавлял международный заговор. На самом деле я занимался заговорами, чтобы выжить. Потеряв все, как и огромное большинство моих соотечественников, мне пришлось начинать с нуля.

Прежде чем я смог бы начать зарабатывать на жизнь, меня должны были подвергнуть «денацификации». Известно, что 3 300 000 немцев, представших перед «денацификационными трибуналами», попали в волну административных чисток.

В лагере в Дармштадте (20 000 заключенных) работали примерно двенадцать гражданских судей, руководили которыми «члены движения Сопротивления» или же те, кто выдавал себя за таковых. Один из «судей» трибунала, перед которым я должен был предстать, славился своей особенной строгостью; в этом не было ничего удивительного: ранее он выдавал своих земляков в руки гестапо Мюллера.

Эти меры навязали западные оккупационные власти. Предполагалось, что каждый немец является виноватым; гражданскому населению предписывалось заполнить документы в полиции и ответить на сто тридцать один вопрос.