Неизвестная революция 1917-1921 - [63]

отличие коммунистов и социалистов от анархистов именно в том, что они считают возможным прийти к либертарному общественному устройству, пройдя через стадию политики и власти. (Я имею в виду людей искренних.) Так что если некто хочет уничтожить власть силой власти, «руководя массами», то он коммунист, социалист, кто угодно, но только не анархист. Анархистом является тот, кто считает невозможным уничтожить власть и государство при помощи власти и государства (и не допускает руководства массами). Как только прибегают к подобным средствам — пусть даже «временно» и с самыми добрыми намерениями, — перестают быть анархистами, отвергают анархизм и начинают исповедывать принципы большевизма.

Идея о руководстве массами и их сплочении вокруг власти не имеет ничего общего с анархизмом, который не признает возможности подлинного освобождения человечества таким путем.

В связи с этим вспоминаю разговор с хорошо известным товарищем Марией Спиридоновой, вдохновительницей партии левых эсеров, который состоялся у меня в Москве в 1919 или 1920 году.

(Некогда Мария Спиридонова, рискуя жизнью, застрелила одного из самых жестоких царских сатрапов. Она вынесла пытки, едва избежала смерти и много лет провела на каторге. Освобожденная февральской революцией 1917 года, Мария Спиридонова присоединилась к партии левых эсеров и стала одним из ее лидеров. Эта была искренняя революционерка: ей верили, к ней прислушивались и уважали ее.)

Во время нашего спора она заявила, что левые эсеры видят власть сведенной к минимуму, то есть очень слабой, гуманной и, главное, временной. «Лишь самое необходимое, позволяющее как можно быстрее ослабить, истощить ее и дать ей исчезнуть». — «Не заблуждайтесь, — возразил я ей, — власть никогда не является «комком песка», который рассыплется от одного толчка; скорее, она подобна «снежному кому», который, когда его катают, только увеличивается. Если вы придете к власти, вы будете действовать так же, как и все остальные».

В том числе и анархисты, мог бы я добавить.

Вспоминаю другой поразительный случай.

В 1919 году я вел революционную работу на Украине. В то время народные массы уже значительно разочаровались в большевизме. Анархистская пропаганда на Украине, которую большевики еще не полностью покорили, имела значительный успех.

Однажды ночью в штаб-квартиру нашей харьковской группы пришли красноармейцы, делегированные своими полками, и заявили следующее: «Несколько частей гарнизона, разочаровавшиеся в большевизме и симпатизирующие анархистам, готовы действовать. Мы могли бы беспрепятственно арестовать членов большевистского правительства Украины и провозгласить анархистское правительство, которое, несомненно, оказалось бы лучше. Никто не выступил бы против, власть большевиков всем надоела. Мы просим анархистскую партию быть заодно с нами, поручить нам действовать от ее имени, чтобы арестовать нынешнее правительство и, с нашей помощью, занять его место. Мы предоставляем себя в полное распоряжение партии анархистов».

Произошло очевидное недоразумение. Об этом достаточно свидетельствовало само выражение «анархистская партия». Храбрые воины не имели никакого представления об анархизме. Они, должно быть, слышали чьи-то неопределенные разговоры или присутствовали на каком-нибудь митинге.

В такой ситуации перед нами встал выбор: или воспользоваться этим недоразумением, арестовать большевистское правительство и «взять власть» на Украине; или объяснить солдатам их ошибку, рассказать им о сущности анархизма и отговорить от авантюры.

Естественно, мы предпочли второе. В течение двух часов я излагал солдатам наши воззрения: «Если, — сказал я им, — широкие народные массы начнут новую революцию, честно сознавая, что не следует заменять одно правительство другим для того, чтобы организовать свою жизнь на новых основах, это будет хорошая, подлинная Революция, и все анархисты пойдут вместе с массами. Но если мы — группа людей — арестуем большевистское правительство и займем его место, по сути ничего не изменится. А затем, следуя той же системе, мы окажемся ничем не лучше большевиков».

Солдаты в конце концов поняли мои объяснения и ушли, поклявшись отныне бороться за подлинную Революцию и анархическую идею[63].

Непостижимо, что в наше время существуют «анархисты» — и достаточно авторитетные, — которые упрекают меня за то, что я в тот момент не «взял власть». Они полагают, что мы должны были арестовать большевистское правительство и занять его место. Они утверждают, что мы упустили прекрасную возможность осуществить наши идеи… с помощью власти, что нашим идеям как раз противоречит.

Сколько раз говорил я во время Революции: «Никогда не забывайте, что ради вас, стоя над вами, вместо вас никто ничего не сможет сделать. Самое «лучшее» правительство ожидает неизбежное банкротство. И если вы однажды узнаете, что я, Волин, прельщенный политическими и авторитарными идеями, согласился занять правительственный пост, стать «комиссаром», «министром» или кем-то в этом роде, — через две недели, товарищи, вы сможете со спокойной совестью расстрелять меня, зная, что я предал истину, наше дело и подлинную Революцию!».