Неизвестная революция 1917-1921 - [49]
После октября 1917 года обе концепции вступили в острый и бескомпромиссный конфликт.
Четыре года этот конфликт держал в напряжении большевистскую власть, играя все более заметную роль в событиях Революции, пока либертарное движение не было окончательно подавлено вооруженной силой (конец 1921 года).
Мы уже говорили, что вопреки, или, вернее, по причине важности этого факта и его уроков, он тщательно замалчивался всей «политической» печатью.
Глава II
Причины и следствия большевистской концепции
Известно, что верх одержала политическая, государственническая и централистская концепция.
Здесь возникает предварительный вопрос, на который необходимо ответить, прежде чем перейти к рассмотрению событий и других вопросов.
Каковы были основные причины победы большевизма над анархизмом в русской Революции? Как оценить эту победу?
Численное преимущество большевиков и плохая организация анархистов не служат достаточным объяснением неудачи последних: в ходе событий их число могло возрасти и организация улучшиться.
Насилие само по себе также не объясняет всего: если бы анархистские идеи вовремя завоевали широкие народные массы, без него можно было бы обойтись.
С другой стороны, мы увидим, что вину за поражение нельзя возлагать ни на либертарную идею, ни на действия анархистов: оно стало практически неизбежным следствием ряда факторов, не зависевших от их воли.
Попытаемся же установить основные причины поражения анархистской идеи. Их немало. Перечислим их в порядке значимости и попытаемся дать им справедливую оценку.
1. Менталитет народных масс (и образованных слоев населения).
В России, как и повсюду в мире, государство и правительство представлялось народным массам элементом необходимым, естественным, возникшим в истории раз и навсегда. Люди даже не задавались вопросом, являются ли Государство, Правительство[52] «нормальными», полезными, приемлемыми институтами. Это просто не приходило им в голову. И если кто-нибудь задавал такой вопрос, то встречал непонимание — и на этом все заканчивалось.
(В ходе Революции народные массы интуитивно начинали постепенно вставать на анархистские позиции. Но им не хватало сознательности и знаний об анархизме. И времени для их осмысления.)
2. Этот государственнический предрассудок, почти врожденный, сформированный тысячелетней историей и ставший «второй натурой», поддерживался всей печатью, включая издания социалистических партий — особенно в России, где анархистской литературы практически не было, за исключением нескольких нелегальных брошюр и листовок.
Не следует забывать, что передовая российская молодежь читала литературу, в которой социализм неизменно был представлен в свете государственном. Марксисты и антимарксисты спорили между собой, но и те, и другие видели в государстве бесспорную основу всякого современного общества.
Для российской молодежи социализм всегда был неотделим от государства. За редкими, индивидуальными исключениями, она практически не имела представления об анархической концепции вплоть до событий 1917 года. Во все времена не только печать, но и просвещение в целом носило государственнический характер.
3. По вышеизложенным причинам уже с самого начала Революции социалистические партии, включая большевиков, располагали значительным числом активистов, готовых к действию.
Уже в то время умеренные социалистические партии были достаточно многочисленными, что послужило одной из причин успеха меньшевиков и правых эсеров.
Что касается большевиков, почти все они тогда находились за границей. Но быстро возвратились на родину и решительно взялись за дело.
По сравнению с социалистами и большевиками, которые с самого начала Революции выступали как массовые, организованные и сплоченные силы, анархисты представляли собой лишь незначительную горстку активистов.
(Дело было не только в их численности. Отвергая политические цели и средства, анархисты, следуя логике, не образовывали дисциплинированную политическую партию, стремившуюся захватить власть. Они организовывались в пропагандистские группы, занимавшиеся общественной деятельностью, а затем объединялись в ассоциации или федерации на основе добровольной дисциплины. Этот способ организации привел к тому, что временно они оказались слабее политических партий. Это, впрочем, ничуть их не обескураживало, ибо они работали ради того дня, когда широкие массы осознают — в силу вещей и не без помощи их разъяснительной и просветительской работы — жизненную правду анархической концепции.)
Помню, вернувшись из-за границы в Петроград в первых числах июля 1917 года, я был поражен огромным числом большевистских плакатов, извещавших о митингах и собраниях во всех уголках столицы и пригородов, в конференцзалах, на заводах и пр. Я не увидел ни одного анархистского плаката. Также мне стало известно, что партия большевиков издает ежедневные многотиражные газеты в столице, других городах и почти повсюду — на заводах, в хозяйственных службах, в армии — имеет массовые и влиятельные ячейки. И одновременно я с горьким разочарованием убедился в отсутствии в Петрограде анархической газеты и пропаганды вообще. Разумеется, имелось несколько либертарных группок в зачаточном состоянии. Кроме того, в Кронштадте (см. кн. III, гл. 1) было несколько активных анархистов, чье влияние уже начинало ощущаться. Но этих «кадров» оказалось недостаточно для ведения
