Неизведанными путями - [41]

— Я дал бы вам больше, да у меня нет.

Хозяин дружески и заботливо отнесся к нам. Поставил наши валенки в русскую печку, чтобы высушить их. Рано утром, еще до рассвета, разбудил нас и посоветовал уйти пораньше, пока все спят, и выйти из деревни в тот момент, когда патрули будут в противоположном конце. Сам он уехал за сеном «от греха подальше», как он сказал, видимо не желая принимать участия в мятеже.

К деревне Шестаки подошли уже на рассвете и, помня совет нашего хозяина, попытались обойти ее обходной дорогой слева, но у перекрестка, уже за деревней, натолкнулись на патруль, который, несмотря на все просьбы, не пропустил нас на Губаху. Не помогла на этот раз и ссылка на то, что мы железнодорожники. Потребовали пропуск, но когда мы сказали, что пропуска у нас нет, предложили идти в деревню и ждать, когда будет разрешение пропускать людей на Губаху. Идти в Шестаки было опасно: нас могли узнать, так как только накануне мы вместе с полком ночевали там. Но делать было нечего, и мы пошли назад к Шестакам с намерением не ждать там разрешения, а найти какой-нибудь иной путь на Губаху. Путь этот мы нашли. Обойдя деревню берегом речки, двинулись по лесу целиной в сторону Губахи. Снег был глубокий и здесь. Я шел впереди, а Катя по моему следу.

Сколько прошли мы таким образом, сказать трудно. Перевалило за полдень, а мы все шли и шли, еле передвигая ноги.

Ближе к вечеру вдруг послышались людские голоса.

«Погоня!» — с ужасом подумал я.

Спрятавшись за толстые стволы сосен, мы стали прислушиваться. Что это за люди? Говор то стихал, то вновь возникал, и в один из моментов явственно послышались женские голоса. Мы обрадовались и стали осторожно продвигаться на звуки этих голосов. Наконец сквозь чащу сосен увидели женщин с санками, на которых видны были какие-то узлы. Это были жены губахинских шахтеров, они шли в деревню, чтобы выменять для голодных детей кусок хлеба на свои последние пожитки.

Мы вышли на дорогу и, не теряя времени, двинулись на Губаху.

Было уже совсем темно, когда мы пришли на станцию Губаха. Решили идти в рабочий поселок в надежде встретить там своих.

Увидев на крылечке одного домика пожилого человека, с виду рабочего, направились к нему и попросились переночевать. Некоторое время подумав, он согласился. Когда вошли в дом, то по обстановке увидели, что хозяин дома портной, кустарь. Мы поняли, что попали не совсем удачно. Но особенно пришлось встревожиться, когда хозяин потребовал от нас документы. Конечно, документов у нас никаких не оказалось. Сначала он растерялся, а потом долго вслух размышлял:

— Как же так без документов-то? Что же теперь с вами делать? Совет сбежал, а другой власти еще нет.

Потом быстро оделся и куда-то ушел. Вернулся с каким-то молодым человеком, видимо рабочим, и в нашем присутствии стал его спрашивать, что ему с нами делать. Парень сказал просто:

— Пусть ночуют. Что они у тебя машину потащат?

Я предложил им папиросы и закурил сам. После этого портной как будто успокоился.

Такая встреча в Губахе нас обескуражила. Мы не могли понять, кому же сочувствует наш хозяин, и поэтому не могли сказать ему, кто мы. В такой обстановке, конечно, нечего было думать об отдыхе. Поесть нам тоже ничего не удалось.

Не дождавшись рассвета, собрались в путь. Чтобы запутать следы, мы сказали своему негостеприимному хозяину, что идем в деревню Шестаки, а на самом деле направились в сторону Кизела.

Пробравшись в темноте по Губахе, вышли на линию железной дороги и пошли по шпалам на станцию Половинка. Чертовски хотелось есть, ведь двое суток почти не ели. Усталые и голодные, мы брели по линии. Вдруг вдали увидели силуэт железнодорожной будки. Кто в ней — враг или друг, мы не знали. Решили обойти ее лесом. Но стоило нам сойти с линии, как сразу завязли в глубоком снегу. Идти целиной, как мы это делали накануне, уже не было сил. Вернувшись обратно на линию, стали медленно и осторожно продвигаться к таинственной будке. Когда подошли к ней вплотную, то увидели, что будка пуста, но по всему было видно, что она недавно оставлена своими хозяевами. В подполье обнаружили кадку с солеными грибами. Находке несказанно обрадовались и, желая утолить мучивший нас голод, навалились на эти грибы. Но они не утолили голода, а только вызвали сильную жажду.

От Губахи до Половинки тащились очень долго, хотя расстояние между ними было и невелико.

По пути встретили казарму ремонтных рабочих, где, к нашему счастью, застали двух женщин. Они любезно напоили нас горячим морковным чаем, который показался нам прекраснейшим напитком. Дать что-нибудь поесть они не могли, так как им самим есть было нечего. Из разговора с ними мы узнали, что на станции Половинка должны находиться красные. Не знаю, морковный ли чай, которым нас угостили добрые хозяйки, или приятные сведения о близости своих, а скорее всего и то и другое, ободрили нас и увеличили наши силы. Даже усталость и голод, казалось, как будто пропали.

Не теряя ни минуты, мы собрались и снова двинулись в путь, к станции Половинка, как к маяку спасения. Как мы ни спешили, как ни напрягали наши последние силы, время казалось вечностью, а путь нескончаемым.