Неизданный Хармс - [21]
твой даня
И. П. Ювачеву>*
<пос. Тарховка С.-Петербургской губ.>. 7 июня 1914 г.
Дорогой папа! У нас хорошо на даче, мы все здоровы, бегаем, играем, катаемся на осле, нам очень весело. утром я учусь с Машей. Оля кланяется тебе, она живет у нас второй месяц. Бабушка кланяется тебе. Настя благодарит тебя за кофту. Все мы тебя целуем. Приезжай к нам скорей.
Твой Даня.
7 июня 1914 г.
И. П. Ювачеву>*
<Петроград>. 6 февраля 1917 г.
Милый Папа.
Я узнал что ты болен и попрасил Маму чтобы она тебе послала коробку конфет, от кашля и другия лекарства. Ты их принимай как закашлишь. Дети здоровы. Я и Лиза были больны но типерь тоже здоровы. У меня маленький кашель. Маматоже ничего.
Даня.
пишу I год так. Я тебе уже показывал.
Будь здоров
Неизвестному
Неизвестному>*
<Ленинград. 1933–1934 г.>
Дорогой Доктор, я был очень, очень рад, получив Ваше письмо. Те несколько бесед, очень отрывочных и потому неверных, которые были у нас с Вами, я помню очень хорошо и это единственное приятное воспоминание из Курска. Что хотите, дорогой Доктор, но Вам необходимо выбраться из этого огорода. Помните, в Библии, Бог щадит целый город из за одного праведника. И благодаря Вам, я не могу насладиться поношением Курска. Я до сих пор называю Вас «Доктор», но в этом уже нет ничего медицинского: это скорее в смысле «Доктор Фауст». В Вас ещё много осталось хорошего германского, не немецкого (немец – перец колбаса и т. д.), а настоящего германского Geist'a, похожего на орган. Русский дух поет на клиросе хором, или гнусавый дьячок – русский дух. Это, всегда, или Божественно, или смешно. А германский Geist – орган. Вы можите сказать о природе: «Я люблю природу. Вот этот кедр, он так красив. Под этим деревом может стоять рыцарь, а по этой горе может гулять монах». Такие ощущения закрыты для меня. Для меня что стол, что шкап, что дом, что луг, что роща, что бабочка, что кузнечик, – всё едино.
Комментарии
По первоначальному плану настоящее Полное собрание сочинений Хармса должно было состоять из 4-х томов, и включать всё его творческое и эпистолярное наследие и записные книжки. Однако в процессе работы по подготовке к изданию записных книжек писателя выяснилось, что их воспроизведение, которое предполагается сделать максимально приближенным к подлинному, займет значительно больший объем, нежели это представлялось вначале. Таким образом настоящим 4-м томом издание не завершается: записные книжки Хармса, дневники и другие автобиографические материалы составят 5-й том Полного собрания сочинений писателя.
В 4-й том включены трактаты и статьи Хармса, его переписка а также дополнения к 1–3 томам.
Половина всех текстов Хармса, вошедших в основной корпус тома а также приводимых в примечаниях, публикуется впервые.
По поводу наименования «трактаты» приходится говорить то же, что и в отношении жанровых определений многих других произведений Хармса – оно в значительной мере условно. Хотя бы потому, прежде всего, что Хармс придавал характер философского рассуждения многим стихотворным и прозаическим произведениям, которые построены как художественные тексты: «Нетеперь», «Третья цисфинитная логика бесконечного небытия», «Я вам хочу рассказать…» (см. настоящее издание. Т. 1. № 94, 118, 125), «Измерение вещей» и «Сабля» (Т. 2. № 140. 1 и 2). С другой стороны, то, что Хармс считал и называл собственно трактатами, часто приобретало у него едва ли не пародийную (во всяком случае, явно утрированную) форму (см. настоящее издание. Т. 2. № 140. 5; Т. 4. № 5); иной раз, философствование снижается (или прекращается) авторскими репликами: «глупо», «глупо моё рассуждение» и т. п. Наконец, Хармс облекает в форму философского рассуждения письма (Т. 4. № 11–13). Всё это разнообразное смещение жанров, кажется, стоит отнести на счет осознанного учета Хармсом сформировавшейся веками традиции философского трактата в форме дружеского письма, прозаического диалога, поэмы, романа или даже стихотворения (счет примерам необъятен). В завершение отметим, что в этой области хармсовского творчества огромное влияние на него оказывала напряженная интеллектуальная атмосфера систематического дружеского общения с участниками философско-литературного сообщества «чинари» (прежде всего, с Л. Липавским, А. Веденским, Я. Друскиным; см. об этом в примечаниях к текстам настоящего тома).
Письма Хармса отмечены тем же своеобразием, что и его произведения других жанров – это, одновременно, классический эпистолярный жанр, но и художественное произведение, в которое могут совершенно органично включаться вымышленные персонажи и события. Большинство сохранившихся писем Хармса – черновые; мы не можем даже судить о многих из них, были ли они в конце концов посланы адресатам, и это тем более придает его письмам пограничный жанровый оттенок – возможно, сам автор писал некоторые из них не столько в расчете на прочтение адресатом, сколько создавал некий творческий текст в жанре письма.
Значительное количество дополнений кт. 1–3 настоящего собрания сочинений – по преимуществу небольшие фрагменты текстов всех жанров. Многие из них имеют вид заголовков, как можно судить, каких-то задуманных Хармсом текстов; иные носят характер фрагментов из, возможно, не дошедших до нас произведений Хармса. Вместе с тем, учитывая свойства поэтики Хармса (фрагментарность, умышленную незавершенность и т. п.) всякий раз приходится с осторожностью выносить суждение о характере того или иного его текста. В этот раздел включены также произведения, которым, в силу их жанровой специфики, не нашлось места в предыдущих томах настоящего собрания (см. № 196, 207, 212 и др.) а также несколько произведений, пропущенных по недосмотру составителя.
