Неизбежность. Повесть о Мирзе Фатали Ахундове - [74]

Ты рассуди, Джелалуддовле, кто обитатели ада? Они суть чада всевышнего, который правосуден. Допустим, я каждый день совершал убийства, я согласен, роптать не буду, пусть меня жарят на огне даже двести, пусть тысячу лет, — но вправе ли он меня мучить вечно? Можно ли назвать такого бога правосудным, когда мера его наказания бесконечно превышает меру преступления против собственного его закона: «Зуб за зуб…» Но такой неумолимый бог хуже всякого палача, хуже изверга-головореза. Если он имел в виду поступить со мною так террористически, то зачем он меня создал? Кто его просил об этом? Если ад существует, то бог — ненавистное существо, тиран и деспот. Если же идея ада ложна, то те, кто стращает народ, — лицемеры!

Проповедник посредством всяких вздоров запрещает народу свободно сообщаться с другими странами и нациями, а ведь всякое познание приобретается общениями, держит его в постоянном застое и страхе. Но можно ли страхом держать людей в повиновении? Да и кто из нас от страха, внушаемого адом, не присвоит себе чужое добро, когда к тому будет иметь возможность? Кто из правителей, покажи хоть одного мне, в угоду собственным интересам не лезет в казну? Не расправляется подло и коварно с неугодными?!

Страх не может пресечь преступлений, более страшны страх гласности, боязнь общественного мнения. Но гласность, как ты сам понимаешь, возможна лишь при свободе нации, ее образовании, общении с цивилизованными народами — открытом и свободном, учреждении контроля и правосудия!

Но я утомил тебя и лучше расскажу о любовных историях нашего пророка Мухаммеда, а ты полюбуйся, кому мы с тобой поклоняемся!

Ты думаешь, любезнейший, что спрятался в Каире, в отеле «Вавилон», и двенадцатый имам не видит тебя?.. А может, поведать тебе о чудесах, знамениях, чародействе, колдовстве, о джиннах, пери, дивах, нимфах? Об иных небылицах, которыми пичкают головы правоверных? Или разгадку увиденного сна тебе написать? Увидел я во сне у себя на шее цепь — сказали мне, что достанется жена с дурным характером, вот и решил я еще повременить!

Сон был. Но другой. И приснился не Кемалу, а Фата-ли — диковинный сон, даже Тубу не расскажешь — засмеет ведь! Он в Стамбуле, у Немала Гюнея, смотрит на его картину (а ведь такой картины у Немала Гюнея не было: луг, маки цвета крови горят…) и убеждает художника: «Неужто вы не видите? — Вы рисовали — и не видите, а я не рисовал — и вижу!» Кемал Гюней поправляет на поясе кобуру, широкое ясное лицо, и — рукой, мол, глупости это!

«Да нет же! Вы внимательно посмотрите: что-то на картине вдруг начинает шевелиться, какой-то узел, а потом на миг появляются контуры лица, и оно живое, глаза очень ясные, и — исчезают. Сейчас только то, что вы нарисовали, но уже, посмотрите вот сюда!.. на сей раз в левом углу… зашевелился узел! И женское лицо… но рядом еще кто-то, кажется, мальчик, очень на вас похожий!»

Видение на картине снова исчезло.

«Вы — первый художник…» — Фатали оглянулся, Немала Гюнея нет рядом, за спиной стоит лишь бритоголовый, квадратное лицо. Глянул на стену — и картины нет, выдернут гвоздь, серое пятно.

Но прежде, извини, о Реформации и ее вожде, славном муже по имени Гасан.

Я опишу тебе Гасана. Он худощав и высок ростом, у него очень чистое смуглое лицо, острый подбородок и чуть кривой — но как это красит мужчину! — нос, не слишком длинный, но и не скажешь, что средний. У него ясный взгляд черных доверчивых глаз, могущих загореться гневом и отвратить беду, светиться мягкостью и нежностью. Черные усы, ниспадающие кончиками вниз, и по-детски чуть припухлые губы. Рядом со зрелым мужем он выглядит умудренным опытом и крепким в кости мужчиной, а увидишь среди юнцов — и не отличишь от них, подумаешь только, что всевышний был щедр и не пожалел для него росту.

Так вот: о пророке Мухаммеде. Однажды он пошел в дом усыновленного им Зейда и застал его жену в совершенной наготе купающейся и произнес ей: «Премудрый есть тот аллах, который создал тебя!» Когда же Зейд вернулся домой, жена объявила ему о приходе пророка и передала ему слова его. Тогда Зейд поспешил к пророку и предложил ему свою жену.

А послушаем, какие сомнения обуяли Гасана: неужто у аллаха нет других дел, как снизойти до того, чтобы посылать Гавриила к пророку с советом жениться на жене Зейда, ибо она ему приглянулась! И божество занимается сводничеством? Положим, что Зейд от страха или излишней преданности пророку, своему приемному отцу, или из видов корысти отрекся от своей жены и уступил ее пророку. Но согласна ли была Зейнаб? В разводе согласия жены не требуется, а в браке ее согласие ведь обусловливается. Когда и через кого аллах добыл согласие Зейнаб? А может, молодая женщина вовсе не желала сделаться женою старика? Жены пророка постоянно интриговали между собою, а Гавриил, дабы успокоить пророка, беспрестанно летал к нему от аллаха. У бедняжки Гавриила аж крылья избились и перья растрепались от частых сошествий на землю и восшествий на небо.

Высокоуважаемый наш духовный отец! Если во вселенной существует бог, то, без сомнения, этот бог не тот, который позволяет себе роль сводника. Удивительно, с каким наслаждением сообщает аллах, находя в этом какое-то особое удовольствие, о связях пророка с женщинами. Вот Айтна, молодая, красивая, ее пророк страстно любил, всю ночь проводит с молодым Сафваном. Но аллаху не терпится снять подозрение с Айши, и он посылает через своего курьера изречения пророку: «Те, которые клевещут на твоих жен, грешат сами! Порочные жены назначаются к порочным мужьям, а добродетельные — к добродетельным. Все достойные правоверные, услышав эту историю, говорят: «Это великая клевета!» И пророк отправился к Айше и помирился с нею…