Негодяйка - [3]

Уилл не мог сдержать смех.

– Что это значит?

– Томас не мог видеть язычника без того, чтобы не попытаться его обратить, пропащего, кому не попробовал бы помочь, грешника, которого не заставил бы раскаяться. Доброта, всегда Доброта – с прописной буквы. Аккуратно деля все человеческое бытие на черное и белое, мой отец считал, что, вооружившись своей несокрушимой верой, всегда сумеет найти различие.

Уилл почувствовал, как лифт слегка задрожал, еле заметно начиная сбавлять скорость.

– Неправильно то, мой дорогой мальчик, – сказал Франклин, отвечая на взгляд Уилла своим, сдержанным, но укоризненным, – что столь примитивная, упрощенная, детская, смею сказать, философия не учитывает все серое, все промежуточное, ту область, в которой люди действительно учатся думать самостоятельно и жить по собственным заповедям.

Лифт остановился, и панели перед Уиллом неслышно раздвинулись.

– Именно там происходит все самое интересное, – сказал Франклин.

– Где Уилл? – спросила Брук, едва войдя в номер.

Ник посмотрел на нее, оторвавшись от своих трехсот отжиманий.

– Снова ужинает со стариком Элиотом.

Ник вскочил, обтерся полотенцем, взбудораженный, потный, улыбаясь так, словно ничего не мог с собой поделать. Он и правда не мог. Брук, как всегда, не прилагая к тому ни малейших усилий, выглядела безупречно: одежда, аксессуары, прическа, немного косметики – все в ней казалось совершенством.

– Он проводит там ужасно много времени. – Брук поставила рюкзак на стул, взяла ежедневник и начала перелистывать его, рассеянно теребя прядь своих золотых волос. – А Аджай?

– Тоже еще на Крэге, работает допоздна, разбирает старые как их там… арьхивы.

– Ар-хивы, а не арь-хивы. Это тебе не «гарь» и не «ларь».

– Сама ты ларь, – сказал Ник, по-прежнему улыбаясь ей.

Брук покачала головой и рассмеялась, потом восторженно посмотрела на него:

– Какую бы программу тебе ни предложили, она творит чудеса с твоим телом. И совершенно не затрагивает мозг.

Ник развернул стул спинкой вперед и сел, положив подбородок на руки.

– Раз уж ты так вжилась в роль вожатой, не хочешь спросить, где Элиза?

– Спросить у тебя? Хорошо, спрашиваю. Пожалуйста, скажи.

– Понятия не имею, – сказал Ник, барабаня пальцами. – Зачем тебе вечно знать, где все?

Она бросила на него свой обычный терпеливо-раздраженный взгляд.

– Почему я не могу спросить о своих друзьях?

Потом взяла со стола черный телефон и нажала на единственную кнопку. Когда отозвался оператор, Брук попросила:

– Пожалуйста, отправьте на пейджер Элизе Моро просьбу позвонить мне.

– Какое сегодня число? – спросил Ник, когда она дала отбой.

– А какая разница?

– Календарь прямо перед тобой, снежинка. Какое сегодня число?

– Седьмое августа, – сказала Брук.

– А, верно, – сказал Ник, щелкая пальцами. – Сегодня Национальный день интереса к друзьям.

Она посмотрела на него, и на мгновение в этом взгляде проступила злость, но Брук тут же ее скрыла.

– Должен существовать какой-то способ не обращать на тебя внимания.

– Мечтать не вредно, дорогая.

Ник продолжал смотреть на Брук, которая что-то записывала в ежедневник; перестав смотреть на Ника, она перестала и улыбаться; потом он встал и «лунной походкой» отправился на кухню, по пути взглянув на часы.

– Хочешь выпить чего-нибудь освежающего, Бруки?

– Спасибо, вода подойдет, – сказала она, не отрываясь от ежедневника.

– «Аш-два-о» сейчас будет.

Аджай толкнул ящик по полу, и тот точно вошел в единственный промежуток в длинном ряду ящиков у дальней стены круглой комнаты башни.

Он закрыл глаза, приложил руки к вискам и осторожно нажал. Это как будто помогало смягчить давление, возникавшее во время напряженного запоминания, но, к несчастью, не убирало приступы острой головной боли, иногда возникавшие у него по ночам.

«Ты создаешь новые нейронные проводящие пути с огромной скоростью и очень плотно. – Так объяснил ему этот феномен доктор Куява во время последнего осмотра. – Слово «пути» не вполне подходит: ты создаешь скорее скоростные шоссе».

Посмотревшись недавно в зеркало, Аджай заметил, что его глаза стали больше. А вот зрачки утратили прежнюю чувствительность к свету, и он как будто радовался этому, ведь теперь он мог дольше не закрывать глаза и больше видеть. Он обнаружил, что ужасно хочет видеть больше. А самым тревожным было вот что: когда он в последний раз попытался надеть старую бейсболку, она явно оказалась мала.

Он решил, что лучше об этом не думать.

Аджай взглянул на часы и торопливо направился к восточному окну. Посмотрел на тропу, ведущую к берегу мимо кладбища, и увидел на ней две фигуры: Уилла и мистера Элиота.

Аджай шире раскрыл глаза, как научился делать, фокусируясь на них, увеличивая изображение и подмечая подробности.

Он видел, как Уилл посмотрел на башню, спрятал руку за спиной старика и поднял ее.

Два пальца.

– Черт побери! – в тревоге прошептал Аджай.

Он быстро пошел за рюкзаком, который спрятал в одном из ящиков. Снова посмотрел на часы: 18:50. Через десять минут Лемюэль Клегг принесет ему ужин.

Он достал из рюкзака маленький школьный пейджер. Тот самый, который модифицировал, чтобы сервер школьной сети не мог его засечь.