Негласная карьера - [16]

Конечно, все это было лишь игрой. Тренировкой. Позднее они даже поговорили об этом.

– Я очень хотел тебя достать, вот и достал, – сказал Феликс.

Победила воля, а не беговые качества. Таков был Бастиан. Он ставил перед собой цель и непременно достигал ее, чего бы ему это ни стоило.

В студенческие годы Феликс начал регулярно бегать на длинные дистанции, просто так, для себя, чтобы поддерживать форму. Бегал по десять-пятнадцать километров, настоящие стайерские дистанции.

Однажды Рюдигер сказал ему:

– Тому, кто вроде тебя целыми днями просиживает на собраниях, полезно проветрить легкие. Только зачем сразу десять километров?

– У меня был какой-то внутренний барьер, – объяснил Феликс. – Через пять километров начинал думать: все, хватит. Дыхалка больше не работала, я останавливался. Но ведь это не только вопрос тренированности. Даже при хорошей форме хочется дать себе поблажку. Вот я и решил бороться со своей слабостью, подавлять ее, отодвигать момент, когда она заявляет о себе. Сейчас я вполне владею собой. Пятнадцать километров для меня не проблема. Будь побольше свободного времени, я бы выяснил, на каком километре мне бы захотелось остановиться теперь.

Самопреодоление, доведенное до крайности. Может, так и начинается фанатизм?

Поммеренке делает пометку: «фанатизм, непреклонность».

Он закуривает сигарету, просит фрау Шредер принести еще кофе, потом задумчиво откидывается на стуле.

Если Штофферс спросит его, что выделяет Бастиана среди других функционеров-коммунистов? – Умение убеждать! – ответит он.

Может, рассказать Штофферсу в подтверждение историю с поездкой в ГДР?

Дверь распахнулась. В кабинет вошла фрау Шредер с двумя чашками кофе. За нею Вилфред Доггенхуден, под мышкой у него несколько папок.

– Кажется, я как раз вовремя, – усмехнулся Вилфред и прямиком отправился в уголок для гостей, где секретарша уже поставила на стол кофе.

– Неужели все готово? – изумился Поммеренке.

– Электроника плюс отличная спортивная форма. Других секретов нет. Чтобы сбегать в подвал и забрать «дела» из архива, понадобилось больше времени, чем на ответ из Кёльна. Все твои клиенты у нас зарегистрированы. Информацию НАДИС я положил в начало каждого «дела». Судя по их объему, тебе подобрали не мелкую рыбешку.

Если бы Поммеренке был один, он бы тут же набросился на неказистые папки. Но сейчас он сдерживается, размешивает ложечкой сахар и молоко, подносит чашку ко рту.

Чтобы сменить тему разговора, они поболтали о результатах последних игр высшей лиги.

– Как ты относишься к использованию видеозаписи Для судейства? – спросил Вилфред.

Рюдигер не знал, что ответить; голова у него была занята совсем другим.

– Будет здорово, если разрешат прокручивать запись спорных моментов, – продолжал с жаром Вилфред. – Представляешь! Судейство станет объективным. Кончатся ошибки, прекратится грязная игра за судейской спиной. Достаточно двух-трех телекамер. Судья сможет просмотреть любой эпизод. Например, при назначении одиннадцатиметровых. Посмотришь нарушение раз-другой в замедленной съемке, и сразу все ясно.

– А зритель не заскучает, если то и дело прерывать игру?

Поммеренке спросил это только для того, чтобы поддержать разговор. Ему не терпится открыть папки, но не хочется быть невежливым и выставлять Вилфреда из кабинета.

– Ах, все зависит от привычки. В Штатах любую передачу перебивают рекламой. Что бы ни показывали – футбол, бейсбол, детектив. И никто не возмущается. Привыкли. Главное, что болельщик будет спокоен за свою команду. Камера не ошибется, команда не пострадает.

К счастью для Рюдигера, Вилфред торопился на совещание. Поммеренке дружески проводил его до дверей и тут же кинулся к папкам.

На верхней значилось – Феликс Бастиан. Раза в два толще остальных, отметил про себя Рюдигер.

На формуляре НАДИС приведены основные сведения. Поммеренке быстро пробегает их глазами: председатель общестуденческого комитета, поездки в ГДР, руководитель районной парторганизации, кандидат на коммунальных выборах, кандидат в депутаты бундестага, редактор местной газеты «Шип», которая находится под влиянием коммунистов.

Внизу на формуляре помечено, что полное «дело» Бастиана хранится в архиве земельного ведомства. Вот оно, это «дело», лежит на столе. Сначала идет справка об отце.

«Отец – доктор Герхард Бастиан, род. 14.08.1920 г. в Дюссельдорфе. Профессия! адвокат. После запрета КПГ выступал с 1956 г. по 1964 г. защитником в процессах против коммунистов. См. «дело» Бастиана Гер-харда».

Перед глазами Поммеренке возник отец Феликса. Высокий, статный мужчина с густыми, волнистыми, зачесанными назад волосами, в которых рано пробилась седина. Одевался он всегда строго. Даже дома ходил в костюме с жилеткой и при галстуке. После работы не переодевался – в отличие от деда Рюдигера, который дома снимал форму железнодорожника, аккуратно расправлял ее на плечиках, обмахивал щеткой и вешал в шкаф. Отец Феликса часто отлучался по делам. Феликс объяснил, что отец защищает коммунистов, которые ушли в подполье после запрета партии.

Тогда Рюдигер плохо понимал, о чем речь. В поселке поговаривали, что Бастианы и сами коммунисты. А если партию запретили, то за дело. Но Рюдигера это не очень интересовало, поэтому он не докучал приятелю расспросами. Однако его удивляло, почему этих людей защищает именно отец Феликса, такой респектабельный с виду и сам похожий на солидного политика.