Нефритовый слоненок - [9]

– Никакой он не мой, и я бы не хотела, чтобы он хлопотал за нас.

В дверь постучали.

– Здравствуйте, Зоя, Катрин. – Вид у Чакрабона был очень официальный. – Ирина Петровна сказала, что вы собираетесь, и я попросил у нее разрешения попрощаться с вами, так что, если вы не возражаете, я хотел бы пожелать вам дороги без приключений, не очень тяжелой работы, и скорейшего возвращения.

– Спасибо, ваше высочество!

– Ну что вы как на приеме в Зимнем дворце! Давайте чай пить. – Зоя повернулась к Кате. – А правда, можно? Я, когда поднималась к тебе, вдыхала восхитительный аромат ванили и каленых орешков.

– Да конечно, я сейчас попрошу, чтобы сюда подали. – Катя дернула за шнурок колокольчика, отозвавшегося внизу веселым звяканьем. – Киевский торт пекли. Старого повара забрали на фронт, и он уехал, не оставив рецепта, а он наш, мамин. И я вчера целый вспоминала, что и за чем нужно класть и из скольких яиц приготовлять безе. Не знаю, получилось ли. Сейчас попробуем.

– Ничего не забыли, Катрин?

– Кажется. Как начинаю собираться, с каждой вещью проблема – брать или нет. Зоя говорит, что стоит взять и нарядные платья, а я не хочу.

– Обязательно, хоть одно, Катенька. Как же иначе отмечать успехи победоносной русской армии и окончание войны.

Она оглянулась на принца. Не понять, шутит или нет.

– Ладно, возьму.

– И пару книг не забудь в дорогу, – добавила Зоя.

– Я сложила учебники. И вот еще Бунина заберу. Она сняла с полки не разрезанный еще синий томик. Не успела прочитать…

– Катрин, если можно, одна маленькая личная просьба. Захватите с собой почтовую бумагу и конверты, чтобы всегда были под рукой, и пишите мне иногда. Я хочу, чтобы вы знали, что я беспокоюсь, как вы там устроитесь, и вообще… – Он немного замялся. – Вы разрешите вам писать?

– Конечно, принц. Я буду все новости сообщать сразу в трех экземплярах – Ивану, Ирине Петровне и вам.

– Под копирку? Это вовсе не интересно. Пусть меньше, но мне, лично мне и отдельно…

– Обязательно. А вот и чай приехал. – Катя помогла горничной вкатить в комнату столик, уставленный розетками для варенья и тарелочками с воздушным в орешках тортом.

Поезд, подаренный Красному Кресту великой княгиней Ольгой, сиял, как дорогая игрушка. Белоснежные стены и белье. Никелированные ручки и краны, зеркала в серебряных рамах, ванная, вагон-кухня, вагон склад, и все вагоны пульмановской системы – тряски совсем не ощущалось, – в основном приспособленные специально для тяжелораненых: вместо лавок вдоль проходов в два ряда тянулись пружинные подставки, чтобы на них класть носилки.

Одно купе для медперсонала в вагоне заняли Катя с Зоей а во втором разместились два старичка: Степан Петрович, назначенный ординатором, и священник, отец Григорий.

Через пять дней, подъезжая к Уралу, девушки успели в полной мере осознать, как им повезло с одним и не повезло с другим попутчиком. Милейший Степан Петрович, всю жизнь проработавши акушером и гинекологом, был влюблен в свою специальность и сокрушался, как же в клинике обойдутся без него, а его богатейший опыт будет бесполезен при лечении раненых. Едва познакомившись с Катей и Зоей, он стал рассказывать им о последнем принятом младенце:

– …Ах, паршивец, умудрился в конце поперек развернуться, сколько хлопот доставил. – И он, быстро жестикулируя сухими руками в старческих пигментных пятнышках, показывал, как именно поворачивал гадкого мальчишку, и очки подпрыгивали на остром носике, а во взгляде не было никакой утомленности от долгой жизни. – Намучились, ночь не спали, но какого красавца родили, не успел вылупиться – басом закричал. Юные мои коллеги, найдите меня после войны. Приходите к нам работать. Я сделаю из вас первоклассных повитух. Не улыбайтесь. Стоит принять одного ребенка и почувствовать, как из «ничто» получилось «нечто», которое машет руками и вопит, требуя забот и молока, и вы не сможете уйти от этого дела до конца жизни.

Курсы были ориентированы только на уход за ранеными, и ничего, о чем говорил Степан Петрович, они, особенно Катя, не знали. Было интересно каждое слово, во-первых, с профессиональной стороны, во-вторых, из-за удовольствия слушать добрую речь, пересыпанную десятками примеров из богатейшей практики. Катя представляла себя на месте той или иной роженицы и поеживалась в самые ответственные моменты, а Степан Петрович, воодушевленный вниманием, переходил к серьезным лекциям, и девушкам, не всегда все понимавшим, приходилось его перебивать, уточняя то или другое слово.

Священник же, отец Григорий, оказался сущим наказанием. Степан Петрович на второй день перебрался от него к денщику Игнату, оставив попа в желанном одиночестве. Единственное сходство между старичками было в росте. Такой же невысокий, но рыхлый и отечный, священник распространял ощущение нечистоплотности. Слипшиеся седые волосенки, грязная ряса, взгляд, подозревающий каждого во всех смертных грехах, узкий морщинистый лобик. На первой же станции он побежал к главврачу, чтобы тот распорядился не вычитать из его жалованья деньги за довольству с общей кухни, и, не получив разрешения, всю дорогу сокрушался о несправедливости. Даже тогда, когда все припасы были съедены и он, кроме положенного, стал выпрашивать на кухне добавку. До самой Волги, боясь что испортится его многокорзинная провизия, он жевал сутками сначала госпитальный борщ с котлетами, потом что бог послал, озираясь по сторонам и загораживая от претендентов куриные ножки и пироги. Время от времени до девушек доносилось: «Благодарим тя, Христе боже наш, яко насытил еси нас земных твоих благ, не лиши нас и небесного твоего царствия!» Слова прерывались икотой.