Нефритовый город - [8]

– К концу месяца КНА должен определить квоты на экспорт. Ты уже принял решение, как проголосуешь?

Споры внутри Кеконского Нефритового Альянса по поводу того, стоит ли увеличивать продажу нефрита иностранным державам, а именно Эспении и ее союзникам, шли всю весну.

– Ты знаешь мое мнение, – ответил Лан.

– Ты обсудил это с Коулом-цзеном?

Естественно, Дору имел в виду Коула Сенингтуна. Пусть в семье есть еще три Зеленых Кости помладше, для Дору всегда останется только один Коул-цзен.

Лан не показал своего раздражения.

– Нет нужды его беспокоить.

Возможно, не один лишь Дору в Равнинном клане ожидает, что по поводу серьезных решений Лан будет советоваться с дедом, но так не может больше продолжаться. Давно пора дать понять, что только Лан – полновластный Колосс.

– Эспенцы слишком многого хотят. Если мы всегда будем давать им, что попросят, то скоро последний нефрит с острова окажется на эспенских армейских складах.

Шелест немного помолчал, а потом кивнул.

– Как скажешь.

И тут Лану пришла в голову неожиданная мысль: Дору стареет, он уже слишком стар, чтобы меняться. Он был Шелестом деда и всегда будет считать себя таковым. Придется его заменить. Лан отбросил эту неприятную мысль. Даже хорошее Чутье не позволяло Зеленым Костям читать мысли, но некоторые так натренировались, что могли разобрать их по малейшим внешним проявлениям. Дору носил лишь тонкие нефритовые кольца на больших пальцах, но Лан знал, что остальной нефрит спрятан от взглядов, а Дору куда более умел, чем кажется, и может почувствовать внезапный поворот в мыслях Лана, даже если они никак не отразятся на лице. Он скрыл любые признаки нетерпения.

– Ты же пришел не затем, чтобы терзать меня по поводу КНА. В чем дело?

На воротах включились прожектора, залив фасад дома и длинную подъездную дорожку желтым светом.

– Только что приехал Хило, – сказал Дору. – Он срочно хочет с тобой увидеться.

Лан быстро пересек сад в направлении силуэта огромного седана Хило, который ни с чем не спутаешь. Маик Кен, один из лейтенантов его брата, прислонился к водительской дверце «Княгини Прайзы», глядя на часы. Маик Тар стоял чуть в стороне, рядом с Хило. У их ног лежали два мешка. Подойдя поближе, Лан увидел, что эти мешки – на самом деле два подростка, стоящие на коленях, головой в асфальт.

– Рад, что застал тебя, пока ты еще не спишь, – поддразнил его Хило.

Младший Коул частенько рыскал по улицам до рассвета, уверяя, что это часть обязанностей хорошего Штыря, угроза его присутствия усмиряет разного рода мерзавцев, творящих свои дела на территории клана, когда опускается темнота. Никто не скажет, что Коул Хило не посвятил делам всего себя, в особенности когда они касались еды и выпивки, красивых девушек и громкой музыки, баров, игорных залов и периодических жестоких стычек.

Лан пропустил издевку мимо ушей и посмотрел на двух парнишек. Перед тем как привезти сюда и положить на дорогу, их избили до полусмерти.

– Что это значит?

– Старый пропойца Шон Цзу чуть не лишился своих жалких нефритов из-за этих клоунов, – объяснил Хило. – Но вышло так, что вот этот, – он поддел ногой более крупного мальчишку, – рассказал кое-что интересное, и я решил, что тебе стоит услышать это лично. Давай, парень, расскажи Колоссу все, что знаешь.

Юнец поднял голову. Оба его глаза заплыли, губа была рассечена. Из-за разбитого носа голос звучал гнусаво. Он рассказал Лану о внезапном захвате контрабандного бизнеса Трехпалого Ги.

– Я не знаю, как зовут новичка. Мы называем его просто Резчик.

– Он абукеец? – спросил Лан.

– Нет, – прошамкал мальчишка вздувшимися губами. – Иностранец, каменноглазый. Носит куртки, как у югутанцев, и квадратную кепку. – Он бросил нервный взгляд на своего товарища, когда тот заворочался и застонал.

– Опиши, как выглядит Резчик, – велел Хило.

– Я видел его только раз, всего несколько минут, – заюлил парнишка, снова испугавшись резкого тона Хило. – Он невысокого роста, немного полноват. У него усы и щербатое лицо. Одевается как югутанец и носит пистолет, но говорит по-кеконски без акцента.

– На какой территории он работает?

Абукеец вспотел от этого допроса. Он умоляюще обратил почерневшее от синяков лицо к Лану.

– Я… я точно не знаю. В основном в Кузнице. Частично в Папайе и в Доках. Может, даже в Монетке и Рыбачьем. – Он ткнулся лбом в асфальт, и голос стал приглушенным. – Коул-цзен. Колосс. Я никто, пустое место, просто глупый мальчишка, сделавший глупую ошибку. Я рассказал все, что знаю.

Второй парень пришел в себя, хотя и молчал, только шумно дышал.

– Посмотри на меня, – велел Лан.

Подросток поднял голову. Белки его глаз покраснели от лопнувших капилляров. Выглядел он затравленным и не в себе – это было уже не лицо мальчика, а лицо человека, вкусившего нефрит не с той стороны и совершенно уничтоженного им. Видимо, он страдал от страшной боли, но до сих пор излучал внутренний жар, сгорая, как струя газа.

Лан ощутил к нему легкий прилив жалости. Парень стал жертвой смутных времен. Раньше законы природы были ясны. Абукейцы невосприимчивы к нефриту. Иностранцы по большей части – слишком чувствительны, даже если шотарец или эспенец научится контролировать физическую и ментальную силу, он наверняка падет жертвой Зуда. Лишь кеконцы, особый народ, столетия назад взявший начало от смешения крови абукейцев и древних тунских поселенцев на острове, обладают прирожденной способностью обуздывать силу нефрита, да и то после многолетней интенсивной подготовки.