Нефритовый город - [66]

Снаружи зала для собраний как раненый зверь завывал ветер. Анден твердил себе, что лучше промолчать. Нет причин принимать это близко к сердцу. Для большинства людей в Жанлуне клановая война – как ревущий снаружи тайфун: сила природы, от которой нужно спрятаться, перетерпеть, посетовать и обсудить, неизбежная пошлина, прибавившаяся к счету. Из всех обсуждающих войну учеников лишь Андена она касалась лично.

* * *

Он узнал о случившемся не раньше остальных, сначала по сплетням в столовой за завтраком.

– Слыхали? Штыря застрелили.

Анден чуть не выронил из рук тарелку. С головы до кончиков пальцев его затопил ледяной ужас и ошеломление. Но прежде чем он успел повернуться к говорящему, кто-то другой возразил:

– Вранье. Его пытались убить, но застрелили-то как раз их Кулака. Штырь жив, но кто-то из убийц сбежал, и теперь Коулы собираются идти войной на Горных.

– Где ты это слышал? – спросил Анден. Его руки дрожали.

Все сидящие за столом шестиклассники удивленно воззрились на него.

– Мой брат – Палец, патрулирующий Трущобу. Я разговаривал с ним час назад. Он сказал, что они были на ногах всю ночь, а только что их вызвали в поместье Коулов.

Новости полнились дикими предположениями, а к полудню стали поступать противоречивые сведения. Колосс и Штырь поехали на Фабрику. Пролилась кровь. В комнатах учеников Академии не было телефонов, и лишь к вечеру Анден, разъярившись оттого, что все, похоже, знают больше, сумел добраться до телефона в коридоре общежития и позвонить в резиденцию Коулов. Кьянла дала ему телефонный номер квартиры, где живет девушка Хило.

– Не волнуйся, Энди, – сказал Хило, явно пребывающий в отличном настроении.

– Я могу чем-то помочь? – спросил Анден.

– Можешь получить диплом завтра? Нет? Тогда не волнуйся, как я уже сказал.

– А что с Лан-цзеном? – Анден по-прежнему с трудом представлял, как Лан убивает человека в поединке. Конечно, Колосс – один из самых сильных Зеленых Костей, но обычно ему нет нужды прибегать к насилию. Лан даже голос редко повышал. – Кьянла сказала, что его нет дома, он поехал к врачу. С ним все в порядке?

На линии возникла небольшая пауза, а потом Хило ответил:

– Он же Колосс, Энди. Он справится со всем, что устроят Горные, как сделал сегодня. Разве я не говорил тебе, что ожидается заварушка? Так что не удивляйся. Пройди Испытания, это все, что от тебя требуется.

– Конечно, – пообещал Анден. – Через полгода я буду в состоянии помочь.

– Я знаю, Энди, расслабься. И рассчитываю на тебя.

Повесив трубку, Анден так и не успокоился и с трудом заснул ночью. Всю жизнь Анден считал Коулов почти что неуязвимыми. К своему отцу-иностранцу он испытывал лишь презрение и неприязнь (все эспенцы одинаковые – пустые, высокомерные и вероломные) и считал, что мать трагически ошиблась в выборе, а ее болезнь вызывала в нем смесь горя, стыда и ужаса. Он хотел бы родиться в семье Коулов.

И вот теперь Анден старался отвлечься в уголке зала для собраний, перетаскивая собранные коробки, чтобы не вернуться к разговору с Лоттом и другими. Он вспоминал о событиях в Лодочный день. Когда его посадили в машину Гонта и повезли на встречу с Айт, считая Коулом, как он со всей ясностью понимал, что он Коул, но при этом с ним обращаются как с ребенком, а он ничего не может поделать. И сейчас то же самое.

* * *

После тайфуна Жанлун выглядел так, будто его помыла орда неуклюжих гигантов. Упавшие деревья и столбы, перевернутые машины, а некоторые части Рыбачьего, Кузницы и Храмового квартала оказались затопленными. Анден вместе с одноклассниками несколько дней работал в центрах помощи пострадавшим, раздавая припасы тем, кто остался без электричества, водопровода или запасов продовольствия. В такие времена на лицах царил мир. Кланы заботились о людях на своей территории и помогали Фонарщикам все вычистить и восстановить. На спорных территориях кланы действовали бок о бок, соблюдая временное перемирие.

Вечером в день Осеннего фестиваля Анден расчищал завалы на улицах Храмового квартала. Тайфун разогнал остатки летней жары и расчистил небо до поразительной синевы.

– Счастливого Осеннего фестиваля! – с долей иронии кричали друг другу люди, кидая обломки в промышленные контейнеры для мусора и подметая тротуары. Многочисленные храмы квартала были менее многолюдными, чем обычно, но все равно повсюду слышались песнопения и трещали фейерверки.

– Давай откатим контейнер вон туда, на обочину, – предложил Лотт, указывая на кучу спутанных веток. Анден двинулся за Лоттом, потянув за собой контейнер. Они установили его и принялись за работу, собирали и ломали ветки, наполняя ими контейнер. Сначала они трудились молча, Анден не мог решить, стоит ли ему еще злиться на Лотта за его высказывания в зале для собраний несколько дней назад. Если Лотт и заметил частые взгляды Андена в его сторону, то не показал виду и не отвечал на них. Он сосредоточился на работе и погрузился в собственные мысли, губы слегка неодобрительно скривились, мускулистые руки напряглись, ломая ветку за веткой.

Анден отвернулся, разозлившись на себя, и наклонился подобрать сломанную черепицу. Он не знал ни одного гомосексуалиста за исключением мастера Тео, старшего наставника по Чутью. Насчет Лотта он не был уверен. Они вращались в одном кругу, но Анден не мог назвать Лотта личным другом – они всегда встречались в присутствии других, и у Лотта были более близкие отношения с Дудо и Хейке, с ними он проводил свободное время. Анден никогда не пытался проникнуть в их тесный круг или бесцеремонно искать встреч наедине. Он слышал, как Лотт говорит о девушках в обычной небрежной манере, хотя, насколько знал Анден, это так и не привело ни к чему серьезному. В Академии серьезные отношения вообще непросто поддерживать, по поводу романов между учениками здесь придерживались монашеских взглядов, иными словами, просто запрещали.