Нефертити. «Книга мертвых» - [7]

Не исключено, все это я и сам увижу. Ясно одно: нынешние времена — времена перемен, и мы должны измениться вместе с ними или погибнуть, по крайней мере до той поры, пока грядущие силы не совершат полный оборот и то, что появилось, опять не превратится в пыль, из которой создано. Потому что Эхнатон наверняка долго не проживет. Жрецы не позволят отнять у них богатства и земную власть.

Но какое все это имеет отношение к тайне, ради которой я вызван, я сказать не могу.

4

Лежа под луной, я разглядывал множество безмятежных и вечных звезд иного мира. Но под покровом ночи всегда идет невидимая борьба. С берега доносились голоса птиц и зверей, занятых своей ночной жизнью. Я вспомнил, как при первой нашей встрече на званом вечере мы с Танеферт покинули свет и шум и пошли вдоль кромки воды. Любое, несомненно случайное, касание повергало меня в трепет. Мы как будто разговаривали без слов. Усевшись на скамью, мы стали разглядывать луну. Я сказал, что это безумная старуха, забытая в одиночестве на небе, но Танеферт возразила: «Нет, она почтенная дама, оплакивающая утраченную любовь. Посмотри, как она призывает своего возлюбленного».

Мы разговорились. Танеферт открыла мне свое сердце, не утаив ни хорошего, ни плохого, сознавая рискованность такого признания, и тогда по ее откровенности я понял, что она изменит мою жизнь своей любовью. Конечно, легко не было. Боги знают, каким я могу быть: переменчивым в настроениях, эгоистичным, унылым.

Меня пронзила боль потери. Я поднялся и уставился на темные воды. Я испытывал тревогу, чувствовал, что нахожусь не там, где следует быть. Мне захотелось развернуть корабль и немедленно вернуться к Танеферт. И в этот момент быстрее пикирующего сокола из темноты со свистом неожиданно вылетела стрела. Я увидел ее уже после того, как почувствовал холодок, рассекший воздух рядом с моим левым глазом. Я ощутил — или это мне почудилось? — как горячие перья, освещенные яростным огнем, мазнули меня по лицу. А потом я увидел пламя, побежавшее по деревянной мачте вверх и вниз от того места под Оком Хора, прибитым для благополучного плавания, в которое воткнулась стрела. Разум за временем не поспевает, как не поспевает он за огнем и воздухом. Поднявшийся шум, словно восторженные аплодисменты, вывел меня из оцепенения. Я закричал как полоумный. Пламя пожирало парус, перекинувшись на него множеством алчных ртов с мачты, которая теперь казалась огненным деревом. Появился капитан, стал тянуть за веревки, а матросы торопливо черпали ведрами воду из реки и метали ее в ревущую глотку пламени. И это заинтересовало, затем постепенно умиротворило, а под конец и вовсе покорило божество.

Я медленно приходил в себя. К этому моменту все пассажиры собрались на палубе как были, в ночной одежде, и стояли, поддерживая друг друга, или плача, или вглядываясь в такую теперь угрожающую тьму, которая окутывала наше ненадежное и поврежденное судно. Я слышал, как стекают с обугленной мачты капли воды, спасшей нас от уничтожения. Все поняли, что стрела предназначалась мне. Еще они поняли, что прикоснулись к смерти из-за моего присутствия на корабле. И им стало ясно, что я не тот, за кого себя выдавал.

Луноголовый произнес:

— Вы, уважаемый, сказали нам неправду. Чиновник казначейства не заслуживает внимания такого рода.

Я пожал плечами. Красивая женщина взглянула на меня с большим интересом, в глазах ее застыл вопрос. А капитан, чье лицо было искажено унижением и гневом, посмотрел на обгорелые и почерневшие остатки стрелы.

— С вас новый корабль, — сказал он и уже собрался вытащить ее, но я крикнул, чтобы он остановился.

Это было вещественное доказательство. Оттолкнув капитана, я осмотрел ее. Вытащить стрелу из мачты я не мог. От огня она сделалась такой хрупкой, что в любой момент рассыпалась бы в прах. Но хотя она и была повреждена, я немедленно увидел две заинтересовавшие меня подробности. Первая: наконечник стрелы был металлическим — вероятно, серебряным. Не кремниевым. Следовательно, это был не обычный акт насилия, а действия, потребовавшие значительной ловкости, опыта и расходов. И вторая: на дереве все еще были различимы два иероглифа: кобра, змея великой магии на короне фараона, изготовившаяся к броску, защитница Ра во время его ночного перехода по Подземному миру, и Сет с его раздвоенным хвостом, бог хаоса и путаницы, Красной земли и войны. Это была работа мастера, и странно, что мне посчастливилось остаться в живых. Столь же странно было и то, что счастливчиком я себя не ощущал. Я чувствовал, что меня предупредили. Я уцелел либо по простой случайности, либо убивать меня не хотели. Или неизвестный убийца слегка промахнулся — благоприятный порыв ночного бриза, неожиданный крик птицы отвели стрелу от ее истинного пути, — или он попал именно туда, куда хотел.

И с другой стороны, он подписал свою работу.

5

Остаток путешествия прошел в неприятном безмолвии. Я находился на подозрении у всех пассажиров и команды, и они сторонились меня. Капитан залатал нанесенные огнем повреждения, но наш ход замедлился, и от этого мы теперь выглядели уродливо и бросались в глаза на фоне оживленного движения обычного речного транспорта. Даже дети из прибрежных деревень, всегда готовые посмеяться, помахать руками и покричать, молча провожали нас взглядами. Я предложил капитану возмещение через полицейское управление. Но мы оба знали, что вероятность получения хоть какой-то компенсации невелика. Если нам не платят жалованье, каким образом можно будет удовлетворить столь необычный запрос? Но я дал ему слово, и это все, что был в состоянии сделать. Мои заверения впечатления на капитана не произвели. Каким-то образом я должен выполнить свое обещание. А еще обдумать очевидный факт: кто-то могущественный знает, что я еду, и не хочет моего появления в Ахетатоне, городе, которого я до сего момента не видел.