Нефертити и Эхнатон - [35]

Фараон был царем-жрецом. Собственно говоря, единственным жрецом Египта. Считалось, что он один отправляет все божественные культы в стране. Его образы, присутствующие на стенах храмов, каждый день оживают с первыми лучами солнца. Естество фараона воплощается в его изображениях на камне, и они начинают действовать от имени царя.

Напомним, что фараон назначал лиц, ответственных за поддержание различных культов. Те, кого он назначал (называть их «жрецами» не вполне правильно), составляли большую группу государственных служащих, специалистов по обращению с миром сакрального, а не совокупность верующих, отстаивающих одну догму и нападающих на другую. Именно это имел в виду Эджертон, когда писал, что жрецы Амона были должностными лицами – такими же, как военные или сборщики налогов.

Сам Эхнатон не испытывал никаких враждебных чувств по отношению к богу Амону; специалисты даже подметили, что некоторые великие священные тексты, связанные с культом Амона, служили для него источником вдохновения. Амон стоял у истоков самого славного периода в истории Египта – периода, начавшегося с приходом к власти XII династии, многие фараоны которой носили имя Аменемхет, «Амон (был) вначале».[68]

Под именем Амона-Ра, «Единственного со многими руками», он стал великим богом Египта, почитался как прародитель богов (вышедших из его уст) и людей (вышедших из его глаз). Будучи «добрым пастырем», Амон обеспечивает благоденствие мира, и нижеследующий гимн, который его прославляет, не так уж далек от текстов, посвященных Атону:

Он взращивает траву для скота,

Заставляет деревья приносить плоды людям;

Он создает то, чем питаются рыбы в реке

И птицы в небе;

Он дарует дыхание

Тому, кто пребывает в яйце…

Не только люди признают щедрость Амона: ему возносят хвалы дикие звери и даже обитатели пустыни. Мы не можем не процитировать здесь тот великолепный гимн из Лейденского папируса, в котором раскрывается символическое значение бога Амона:

Таинственный превращениями, сияющий воплощениями, чудесно обнаруживающий себя бог, богатый обликами! Все боги похваляются им, чтобы возвысить себя посредством его красоты, ибо она божественна. Сам Ра соединен с его плотью. Он – Великий, пребывающий в Телиополе;[69] его называют также Татененом[70] и Амоном, вышедшим из первобытных вод, чтобы руководить человечеством… Он – Всевладыка, начавший Сущее… Единственен Амон, скрывающий себя от них (людей), прячущийся от богов, так что его сути никто не знает. Он дальше, чем Небо; он глубже, чем Подземный мир. Ни один бог не знает его истинного облика; его внешность не описывается в письменах; люди ничего достоверного о нем не знают. Он слишком таинственен, чтобы можно было понять его совершенство, слишком велик, чтобы его можно было исследовать, слишком могущественен, чтобы его можно было познать. Люди падают ниц от страха, если кто-то – сознательно или бессознательно – произносит вслух его имя. Нет ни одного бога, который способен был бы позвать его в этот миг…

На конференции, проводившейся в Коллеж де Франс в 1905 году, Эдуард Навилль высказал точку зрения, которая затем была принята многими египтологами. «Кажется, – заявил он, – Эхнатон преследовал имя Амона только в Фивах. Это наводит на мысль, что ненависть царя была направлена не против доктрины, не против самого бога, а против жрецов, которые этого бога обслуживали: царь просто положил конец их чрезмерным притязаниям».

Какая доля правды содержится в подобной интерпретации? Действительно ли Эхнатон питал враждебные чувства к некоторым фиванским деятелям, которых впоследствии отстранил от власти? Такую гипотезу нельзя исключить – хотя, скорее всего, мы никогда не найдем документа, ее подтверждающего.

Очевидно другое: Эхнатон должен был привести в состояние равновесия различные религиозные тенденции, которые проявлялись в Египте. Рамсесу II, жившему много лет спустя, пришлось решать аналогичную задачу.

Эхнатон, «духовный отец» атонизма, отодвинул жречество Амона на второе место, низведя его до положения других жреческих корпораций, которые теперь должны были воздавать почести Атону. Фактически богатое жречество Амона утратило свою привилегированную роль. В теологическом плане это изменение не вызывало никаких затруднений – но, возможно, в сфере повседневной жизни дело обстояло иначе. Некоторые лица, вероятно, почувствовали себя незаслуженно оскорбленными; некоторые карьеры преждевременно прервались. Вообще говоря, богатства Карнака принадлежали не жрецам Амона, а фараону, который распоряжался ими по своему разумению; но управляли этим имуществом – к собственной выгоде – жрецы. Строительство новой столицы, Ахетатона, означало резкий поворот в экономической политике. С этого времени большая часть богатств стала поступать в храмы Атона, а не Амона.

Действия царя явно противоречили интересам некоторых влиятельных лиц. Если он и слышал «дурные слова», то упомянул о них не без умысла: ему нужно было оправдать отстранение от активной деятельности тех вельмож, которых он считал не способными к выполнению их религиозных функций.

Вел ли Эхнатон открытую войну против фиванского жречества? Это совершенно исключено. Испытывал ли царь недоверие по отношению к некоторым жрецам? Несомненно, да. Добавить по этому поводу – если говорить именно о шестом годе правления – нам нечего.