Нефертари. Царица египетская - [33]

— Я учила его в храме.

Рамсес смотрел на меня с восхищением.

— А вот и верховная жрица Хатор! — объявила Исет.

Я поймала взгляд Уосерит и поняла, что сейчас будет. Она улыбнулась Рамсесу, а у меня забилось сердце.

— Как тебе празднество? — спросила она у него. — Ты, наверное, не ожидал увидеть здесь Нефертари?

— Да, — признался Рамсес, не сводя с меня глаз.

Глядя на него вблизи, я поняла, что война сделала из него взрослого мужчину.

— Нефертари, — сказала жрица, — тебе пора посетить усыпальницу в Джамете. Ты готова?

— Мы можем поехать с вами, — предложил Рамсес.

Уосерит покачала головой.

— Нефертари хочет выразить почтение предкам. Она должна ехать одна.

Аша и Рамсес смотрели на меня, словно ждали возражения, но я отлично поняла цель Уосерит.

— Рамсес, Аша, всего вам хорошего! — Я поочередно улыбнулась каждому из них. — Исет, так приятно было с тобой повидаться.

— Ты придешь проститься, когда мы выступим с войском? — тихонько спросил Рамсес.

— С каким войском? — Я посмотрела на Ашу. — Войско только что вернулось из Кадеша! Неужели вы снова собираетесь воевать?

— Нубийцы подняли мятеж. Рамсес преподаст им урок.

Рамсес кивнул, не сводя с меня глаз.

— Что ж, как придет время, посмотрим, где будет Нефертари, — сказала Уосерит. — А до тех пор — или до следующего празднества Уаг — пожелай ей удачи на выбранном пути.

Исет улыбнулась, на этот раз искренне. Я с готовностью последовала за Уосерит — к Мерит, которая ждала меня у наемной колесницы.

— Отвезешь царевну и ее няню к заупокойному храму в Джамете, — приказала Уосерит вознице.

Юноша помог мне усесться, и кони взяли с места. Я оглянулась: придворные уже ушли, и Рамсеса тоже не было.

— Ну, что он сказал? — спросила Мерит.

— Не… не знаю, — напряженно ответила я. — Он стал другой. Взрослее.

— Так что он сказал-то?

— Попросил меня поговорить с посланником Митанни.

Колесница неслась сквозь тьму.

— А вдруг он ценит меня только за способности? — задумчиво сказала я.

— Так ли это важно, госпожа? Главное, что ценит. Ведь твоя цель — стать главной женой.

— Нет, вовсе нет! — Я неожиданно поняла, что мне нужно больше всего на свете. — Я хочу, чтобы он меня любил!

Мы доехали до Джамета. Посреди обширной песчаной равнины высился заупокойный храм Хоремхеба. Широкие черные врата были распахнуты — для тех, кто пожелает почтить фараона, искоренившего память о Еретике. Обычно посещать храм могут только придворные фараона Сети, но в первую ночь празднества Уаг ворота открыты для всех.

Мерит отряхнула мой плащ от пыли и заплатила привезшему нас пареньку. Приблизившись к тяжелым воротам, она замедлила шаги. Я всегда входила в храм одна, а Мерит оставалась почтить своих предков в небольшом храме, возведенном ее отцом неподалеку.

— Дальше пойдешь одна? — тихонько спросила она.

— Да.

— Ни с кем там не разговаривай и подними капюшон, — велела няня. Она протянула мне горшочек. — Тебе видно, куда идти?

— Там есть факелы. И зрение у меня хорошее.

Я дождалась, пока Мерит скроется в темноте, и прошла в ворота храма, стараясь не думать о тех временах, когда храм принадлежал моим акху. Его выстроил мой дед, фараон Эйе, но все, что от него осталось, — несколько изображений в его гробнице, где-то в глубине Долины царей.

Впереди раздавались чьи-то голоса. Это могли быть потомки Хоремхеба или же простолюдины, пришедшие посмотреть на фрески. Со стен за каждым моим шагом следили глаза старого полководца. Повсюду он изображался высоким и стройным, в короне хепреш[44], принадлежавшей некогда моему деду. Эйе умер стариком, не имея наследников. Оставалась только моя мать, и военачальник Хоремхеб силой взял ее в жены. Будь я мальчиком, он объявил бы меня своим сыном. Но моя мать умерла при родах и оставила только девочку.

Я дошла до конца зала и прикоснулась к единственному оставшемуся портрету матери. Живописец рисовал ее с большим тщанием. Высокая, стройная; на продолговатом смуглом лице светятся, словно изумруды, огромные зеленые глаза. Со мной — ничего общего, только глаза…

— Мауат, — прошептала я.

Только эту фреску и оставил Хоремхеб. Все прочие он приказал стесать, и каждый удар долота стирал прошлое моей семьи из истории Египта.

— Обидно, что ничего больше не осталось.

Я узнала голос, и у меня упало сердце. Не сдержавшись, я сердито спросила:

— Зачем ты пришла?

Из темноты на свет факелов выступила улыбающаяся Хенуттауи.

— Не рада мне? Думаю, бояться тебе нечего. Теперь ты ведешь себя гораздо лучше, шлепка не заслуживаешь… Пока не заслуживаешь.

Я откинула капюшон: пусть не думает, что я прячусь. В глазах Хенуттауи читалось насмешливое удивление.

— Значит, наша маленькая царевна выросла? — Она окинула меня взглядом, оценивая округлости фигуры. — Это, наверное, наряд Уосерит? Самой тебе не одеться как надо даже для сельской пирушки, не говоря уж о празднестве Уаг.

— Зачем ты пришла?

Хенуттауи быстро шагнула вперед, словно хотела меня напугать, но я не шевельнулась.

— Ты точно кошка, защищающая свое место. Или от испуга не можешь двинуться? — Она посмотрела на изображение моей матери. — Ни дать ни взять — две зеленоглазые кошечки. И такие же любопытные.