Неединая Россия - [12]

«Я сам из поморской семьи, в 2002-м во время переписи записался помором, как вся моя семья, но тогда в этом не было никакого подтекста, кроме гордости за корни. Сейчас в понятие „помор“ вкладывается экономическо-политический смысл. На Северо-Западе — и в Архангельской области, и в Мурманске, и в Коми — такая попытка само- идентифицироваться вызвана гораздо худшим социально-экономическим положением, чем в остальных регионах России. Государственная политика монополий, в том числе естественных, рассматривает регион как площадку для получения прибыли, и все. Возьмите продолжительность жизни, уровень суицида, детскую смертность. Показатель качества жизни в нашем регионе гораздо ниже. Люди голосуют ногами — у нас серьезный отток населения. Все это заставляет людей задать себе вопрос: а кто мы вообще такие, что мы можем от этого получить? Это борьба за равенство внутри нашего государства. У него вроде как есть стратегические интересы в Арктике, а где это? Вы Архангельск уже видели? Город убитый».

Главная цель автономии — попасть в список коренных малочисленных народов. Поморы упорно добиваются этого с 90-х годов, не раз получали все необходимые бумаги от губернаторов и справки от ученых-этнологов с рекомендацией признать поморов малой коренной народностью. Но Минрегионразвития, в функции которого входит защита коренных малочисленных этносов, по словам северян, категорически против «деления русского народа».

Поморы не отступают, с завистью глядя на соседний Ненецкий автономный округ. Признанные коренным малочисленным народом ненцы пользуются исключительными правами на ресурсы, квотами в рыболовстве, свободно могут заниматься исконными промыслами и получают немалые отчисления от добывающих компаний. «Ненцы все на снегокатах личных разъезжают, от квартир бесплатных отказываются, а у нас последнее забирают. Вы попробуйте без согласования с ненецкими экологическими организациями хоть что-то сделать, там все четко регламентировано: рекультивация земель, нефть пролилась — компенсации, мох на оленьей тропе затоптали — компенсации. У нас же — пожалуйста, ведутся разработки — все сбрасывается в реку», — объясняет Есипов.

Доходит до межэтнических конфликтов. В прошлом году ненцам на 49 лет отдали ягодные, грибные места Мезенского района Архангельской области под зимние выпасы оленей. А мезенские колхозы в это время были вынуждены свои стада забить, потому что им повысили стоимость аренды земель. Поморы со злости начали отстреливать ненецких оленей — мол, не лезьте к нам.

Жители Поморья уверены, что внесению их в список малых коренных народов противятся федеральные структуры и крупный бизнес, который не заинтересован в том, чтобы на земле появился хозяин, с которым надо что-то согласовывать. «Нет народа — нет проблем. На самом деле это вопрос регионализма. Есть силы, которым выгодно назвать это сепаратизмом и не допустить. Это связанные с федеральным центром люди, которые хозяйничают в этих регионах. Местным властям они не подконтрольны, поведение их вольное», — говорит Мосеев. «Те феодалы, которые сейчас распоряжаются нашими землями, прекрасно понимают: если мы на местах усиливаемся, то слабеют они, мы молчать-то не будем. Происходящее с деревнями даже громким словом „геноцид“ назвать можно», — считает Есипов.

Самый больной для местных вопрос — квоты на рыбную ловлю. В Архангельске считают, что порядок их распределения появился в новом законе о рыболовстве в результате механического распространения правил игры, возможно, оправданных для Дальнего Востока, где идет борьба с коррупцией в этой сфере, но совершенно чуждых в условиях Северо-Запада.

Положение о включении поморов в Единый перечень коренных народов России — в каком-то смысле юридическая уловка, с помощью которой можно повысить уровень жизни всех жителей прибрежных территорий. Согласно федеральному закону «О территориях традиционного природопользования», равные права с коренным народом получают все проживающие рядом с ним и ведущие тот же образ жизни. Сейчас в законе о рыболовстве записано приоритетное право на ведение традиционных морских промыслов только для коренных народов Севера, Сибири и Дальнего Востока. Беломорские рыбаки-колхозники, не обладающие этим статусом, остаются с носом.

«На наш один колхоз выделяют квоту на лов трески и пикши 800 тонн на год, — объясняет мне председатель колхоза „Беломор“, одного из 11 колхозов области, Сергей Самойлов. — В месяц мы пароходом можем освоить 750 тонн. Полтора-два месяца мы работаем, а потом или стоим у стенки, или ищем арендатора, у которого квота еще есть, либо продавца квоты. В прошлом году квота трески стоила от $900 до $1200 за тонну. Тысячи „арендованных“ тонн нам хватит на 50 дней, и стоить это будет миллион с лишним долларов. В этот момент мы экономической выгоды уже не ищем, смотрим, что судно работает и экипаж получает зарплату». Зарплаты у моряков неплохие: за 30 полных дней в море капитан может получить до 200 тыс. руб., матрос — около 100 тыс. Но мелкий местный бизнес поглощается крупными транснациональными корпорациями, которые действуют по единой схеме: в колхоз назначаются новые управляющие, его подводят под банкротство, а в качестве взыскания у колхоза выкупают рыбные квоты.