Недоверчивые любовники - [73]

— Мы видимся с ней нечасто.

Он произнес эти слова вроде бы равнодушно, но Кэндис инстинктивно чувствовала, что он расстроен. Как и она сама страдала из-за того, что Пит Клэнси отталкивал ее, даже после смерти матери. Детские обиды оставляют глубокие и долго не заживающие рубцы.

Она помедлила, прежде чем задать следующий вопрос, опасаясь зайти чересчур далеко.

— Ты и не женился из-за матери? Из-за ее отношения к детям? — Остин при ее словах вопросительно поднял брови, и Кэндис покраснела. — Доктор Джек сказал мне, что ты никогда не был женат.

Ответ Остина прозвучал отрывисто, но он смотрел при этом на Кэндис таким жадным взглядом, что она забыла о тоне.

— Я не женился, потому что не встретил подходящую женщину.

— Вот как? — Кэндис не знала, что на это сказать, зато знала, что хотела бы услышать от него.

Хотела услышать: «Пока не встретил тебя».

— Я рад, что мы смогли поговорить по душам, — произнес Остин.

— Я тоже рада, — ответила она, подавив вздох: слова были совсем не те, каких она ждала.

Кэндис прикрыла ладонью рот, чтобы спрятать зевок. Долгая дорога, сытная еда и тепло, идущее от костра, разморили ее.

— Хочешь спать? — Прежде чем Кэндис собралась с ответом, Остин был уже на ногах. — Пойду приготовлю постели. Миссис Мерриуэзер снимет с меня голову, если я привезу тебя домой усталой.

Постели. Кэндис едва не завопила от разочарования. Целый день она мечтала о том, как уснет в его объятиях, а он, видите ли, собрался приготовить им постели! Значит, она была права — его желание угасает.

Но почему в таком случае, спросила она себя, Остин смотрит на нее глазами, полными желания?

Кэндис сердито вскочила на ноги, обиженная и смущенная тревожными признаками в поведении Остина. Сейчас она пойдет и сама приготовит себе постель — пусть знает, что она вовсе не беспомощная. И если Остин лелеет в глубине души бессмысленное предположение, что она станет сама просить его о близости, то он глубоко заблуждается.

Она никого ни о чем подобном не просила. Никогда!

* * *

С наступлением третьей ночи Остин решил, что предпочел бы обойтись без воздуха, которым дышит, без питьевой воды и без пищи, потому что это сделало бы его менее несчастным, чем невозможность прикасаться к Кэндис.

Дело не только в сексе — к такому заключению он пришел, тупо разглядывая после полуночи потолок фургона, по крыше которого равномерно барабанил дождь. Он тосковал по нежной коже Кэндис, по ее пылким объятиям, по невероятной радости целовать ее губы, созданные для поцелуев. Если бы он считал, что может положиться на свою выдержку, то прямо сейчас ринулся бы к ней в постель и прижал любимую к себе. Держал бы ее в объятиях всю ночь. Целовал бы ее в шею и нашептывал ласковые слова на ухо.

Больше всего Остина раздражало, что Кэндис вроде бы не замечала и не принимала близко к сердцу необычность его поведения. Она улыбалась и смеялась, показав себя мастером непринужденной болтовни на отвлеченные темы и веселым товарищем. Он, разумеется, и представлял себе ее такой.

Однако втайне он надеялся, что Кэндис выразит протест против раздельных коек. Но к его досаде, она зевнула ему прямо в лицо, пожелала спокойной ночи и свернулась под одеялом без малейших признаков недовольства. Через несколько минут Остин услышал ее негромкое посапывание, а сам тем временем лежал без сна, все тело у него ныло, а мозг учинил своему владельцу утонченную пытку при помощи эротических фантазий.

Они разговаривали обо всем на свете. Нимало тому не удивившись, Остин обнаружил, что многие их жизненные ценности и убеждения схожи.

На второй день он взял Кэндис на рыбную ловлю, а нынче они плавачи по озеру под парусом до тех пор, пока набрякшие дождем тучи не вынудили их причалить к берегу. Потом они сидели в трейлере, жевали холодные сандвичи с ветчиной и играли в долгую, требующую немалой сообразительности игру джин-рамми [7]. Кэндис наголову разбила Остина и злорадно упивалась своей победой до тех пор, пока он не пригрозил выгнать ее под дождь. На что она гордо вскинула голову и заявила: пусть только попробует.

Остин со стоном перевернулся на другой бок. Одно дело заниматься вместе рыбной ловлей, парусным спортом или просто гулять по окрестностям. А теперь вот, когда дождь загнал их в тесные пределы фургона, Остин уже не ручался за себя. Бог мой, да они тут пройти мимо друг друга не могут, не соприкоснувшись.

Наконец, убаюканный звуками дождя, Остин задремал.

Он пробудился наутро под негромкое мурлыканье напевавшей какую-то мелодию Кэндис. Остин полежал, тревожно прислушался, не донесется ли еще каких-нибудь звуков. Звук донесся: дождь барабанил по-прежнему. Так сказать, явление природы, превратившееся в мучительную пытку. С негромким проклятием Остин вывернулся из койки, благополучно приземлился на ноги. И замер.

Кэндис стояла возле небольшой газовой плитки, которую Остин приобрел в магазинчике кемпинга после того, как они убедились в полной неисправности печки в трейлере. Кэндис была в ночной рубашке, слишком для нее просторной, но при этом и слишком короткой, довольно сильно открывающей бедра — словно для вящего соблазна Остина. Ноги у нее были босые, на лице никакого грима, а волосы, собранные в хвост на макушке, свободно падали на шею и плечи, Она выглядела не только совершенно счастливой, но и весьма соблазнительной.